Michael A. de Budyon - БИТВА ЗА ХАОС

• Название: БИТВА ЗА ХАОС
• Автор: Michael A. de Budyon
• Жанр: Философия

---

Рассмотрим конкретные примеры из относительно недавней истории, причем опять из жизни популярных вождей и фюреров. Известно, что Адольф Гитлер победил не как кандидат большинства. Против него проголосовало больше чем за. Поэтому говорить что он взял власть демократическим путем — неверно. Он победил как кандидат меньшинства, и если бы подобные выборы проводились в Афинах эпохи Солона или Перикла, он бы никем не стал, тем более что 2/3 своих процентов он получил от женщин, а им в древнем мире избирательных прав почему-то не давали. На выборах 1932 года Гитлер набрал 43 % голосов в Рейхстаг, что было бы совершенно недостаточно, если бы коммунисты и социал-демократы сформировали коалицию. Но они не сформировали. Гитлер получает пост Рейхсканцлера. Этого мало. Он понимает, что страна пока не его, хотя у него есть самая организованная партия. Партия как элемент порядка. Гитлеру нужно резко оптимизировать систему, нужно принять радикальные действия по быстрому выносу энтропии. Коммунисты сдаваться не планируют. У них тоже хорошая организация, у них оружие и деньги поступающие из разных мест. Образуется флуктуации, поведение которых предсказать трудно. Гитлер это знает. Но для оптимизации системы её нужно вывести из устойчивого состояния, нужно возмущающее воздействие. Или, говоря по-другому, «просто так» что-либо запрещать неэффективно. Могут не понять. Нужен реальный информационный повод. Нужно чтоб люди поверили. Нужна искусственная катастрофа. Маленькая. И вот уже через месяц горит Рейхстаг, где у нацистов, как мы знаем, не большинство. И вот уже задерживают поджигателя — Маринуса ван дер Люббе.[317] Но кто он? А кто надо — коммунист и гомосексуалист! Его тут же расстреливают, дабы лишнего не болтнул. И вот уже в первые, наспех созданные концлагеря, отправляются коммунистические лидеры и гомосексуалисты. Затем туда же едут и лидеры социал-демократов. Политические партии запрещены. Профсоюзы и общественные организации распущены. Религиозные секты с невыраженными целями, вроде «свидетелей Иеговы», — преследуются. Но есть маленький нюанс. Лидеры штурмовиков, отрядов обеспечивающих безопасность Гитлера и ветераны НС-движения, все поголовно гомосексуалисты. Они не довольны антигеевскими мероприятиями фюрера, восстановившего в германском уголовном кодексе «кайзеровскую» 175-ую статью[318] и тоже замышляют заговор. На кого фюрер мог опереться? Армия смотрит на него как на выскочку-ефрейтора, уволенного с клеймом «недостаток лидерских качеств». Полиция пока что тоже не в норме, она еще не профильтрована партийными функционерами. У фюрера в запасе формирующийся орден СС — будущая биологическая элита Рейха и, в перспективе, всей Европы. Туда ни коммунистов, ни гомосеков не берут. 30 июня 1934 года вся гей-верхушка штурмовиков истребляется в полном составе. Вынос энтропии в идеальном варианте! Эсэсовцы получают высочайшую привилегию — носить личное оружие, что было исключительным правом армии.

Как мы видим, Гитлер действовал наиболее верным способом, никуда не отступив от научной схемы, притом, что он сам никаких университетов не заканчивал. Вот это и есть понимание ситуации. Задумав резко вынести энтропию, он выбрал именно те категории, что максимально работали на её рост, обеспечил места её оттока и еще до прихода к власти подготовил структуру могущую действовать в возможном хаосе максимально организованно.

Куда более масштабно действовал Сталин. Правда, его действия не были столь четкими и выверенными как у Гитлера, но не столько из-за недостатка «творческого мышления», сколько из-за большей сложности СССР в сравнении с Германией. Сталину приходилось действовать с гораздо большим числом переменных, но сами действия тоже можно оценить как вполне оптимальные.

Итак, пока Гитлер рвался к власти, Сталин проводил четыре широкомасштабных и четко взаимосвязанных мероприятия: индустриализацию, коллективизацию, дехристианизацию и укрепление личной вертикали власти. Притом, что всё это делалось в стране с куда большими масштабами чем германские, удавалось обойтись без внешних эффектов вроде поджогов Кремля с целью обвинить троцкистов или еще кого-то. Более того, удалось избежать не то что народного бунта, но даже сколь либо серьезных проявлений недовольства.[319] Да, были убийства партийных комиссаров, было вредительство со стороны не желающих вступать в колхозы, были диверсии на заводах, но все эти акции являлись не более чем фоновым шумом. По сути, колхозы — новая форма крепостного права — была восстановлена в удивительно короткие сроки без организованного массового сопротивления. Почему? Да потому что отток энтропии был грамотно организован. Коммунистические вожди понимали, что проводить коллективизацию и индустриализацию по отдельности нельзя. Куда выбросить миллионы лишних крестьян с колхозов, где вместо маленьких наделов — одно общее поле? Куда скоро сотнями тысяч пойдут трактора. Они ведь всю страну разнесут! Поэтому одновременно (тоже с 1928 года) осуществлялась индустриализация. По дореволюционному опыту было известно, что уехавший в город, в село больше никогда не вернётся. И не потому что там жить легче, но потому что в городе жить удобнее. Вот почему возможный рост внутренней энтропии на селе полностью компенсировался ее оттоком в города.

Но в городах нужны не только рабочие. Невиданные темпы промышленного роста в 20–30 % в год требуют множество специалистов. И вот уже двадцатилетний деревенский Вася, сбежавший с колхоза в город и показавший себя смышленым парнем, назначается бригадиром, затем через год-два — мастером, затем его отправляют подучиться на вечерний факультет соответствующего ВУЗа и вот он уже в 25 лет начальник цеха, в 28 — замдиректора завода, в тридцать (после расстрела директора-троцкиста за вредительство) — директор. К 32–33 годам, бывший Вася — уважаемый человек, начальник главка или ответственный работник ключевого наркомата. У него не корова и лошадка развозящая навоз по полям, а черный авто и большая квартира с прислугой. А ведь его дед крепостным был! Мог ли он так подняться при царе? Вы думаете приведенный пример — редкость? Да таких примеров — десятки, сотни тысяч. И они еще не самые впечатляющие. Посмотрите на многих ведущих сталинских наркомов. Дмитрий Устинов — в 32 года нарком вооружений. Вячеслав Малышев — в 38 лет заместитель Сталина, Алексей Шахурин — в 36 лет нарком авиационной промышленности. И это — без всяких блатов, связей, «волосатых рук», нацменовских кланов, кумовства и взяток. Именно эти сталинские выдвиженцы, реальный пассионарный элемент тех времен, стали опорой режима, эффективной вертикальной системы. В колхозах тоже возникла своя градация. Бывший безлошадный бедняк становился председателем, кто-то поехал в город учиться и вернулся главным агрономом, кто-то стал сельским врачом, кто-то учителем или зоотехником. Так частично снималось внутреннее напряжение. Частично. И вот почему.

Мы сравнили Гитлера и Сталина совсем неслучайно. Посмотрите, какой процент населения затрагивали гитлеровские и сталинские антиэнтропийные мероприятия. Как ни крути, сумма всех гомосеков, коммунистических лидеров, издателей порнолитературы, «общечеловеческих журналистов» и религиозных сектантов, пацифистов и пропагандистов дегенеративной музыки, составляла единицы процентов. Их нейтрализация прошла безболезненно и даже встретила понимание основной массы здорового германского населения. Сталин бил по целым классам и в первую очередь по генетической основе нации — крестьянству. Да, кое-что давал взамен. Выдвиженцы становились его союзниками, пусть и временно, пока система была сильной. Но этот удар не могли ни забыть, ни простить, даже притом, что многим он дал старт к новой, гораздо более достойной и обеспеченной жизни. Должно было смениться как минимум одно поколение, поколение, которое не помнило бы всего этого. Гитлер пришел к власти в стране, где был выскооэнтропийный элемент, он его убрал. Сталин сам пошел на усиление энтропии, пусть это было и вынужденной мерой, но потом он же вынужден был бороться с её последствиями. И это ему вспомнили. 22 июня 1941 года. Впрочем, теперь уже Сталин переиграл Гитлера и тех кто его так сильно ненавидел внутри страны. Как это ему удалось с позиции теории систем, мы поговорим в следующей главе, тем более что этот вопрос выходит за рамки нынешней темы.

Взявшись также резко выносить энтропию второй раз — в 1952 году — Сталин тут же проиграл и был уничтожен. Почему? Да потому что он одновременно пошел против партаппарата, армии и карательных структур. Опереться ему было не на кого. Не было энергии. Его разнообразие оказалось существенно ниже.

13.

Итак, теория катастроф показывает, что временный хаос преодолеют только те структуры, что будут организованы и готовы к нему. Позволительно задать вопрос: а когда начнется хаос? Да когда угодно, это — главная особенность катастрофы, причем совершенно неясно, что именно может оказаться тем минимальным воздействием что его вызовет. Может он начнется завтра, может через месяц, может через пару лет. Это не имеет особого значения. Помните гениальное шпенглеровское выражение: «государство — это воплощение готовности к войне». А оно, в своей полной реализации, подразумевает готовность к войне каждого человека. Будет ли война? Будет. Войны всегда были, во всех эпохах. И наша — не исключение. То, что власти будут стараться максимально отодвинуть момент скатывания в «глобальную бифуркацию», пусть никого не тормозит. Чем дольше они будут оттягивать час «Ч», тем масштабнее будет катастрофа, ибо предстоит «выносить» очень большую энтропию. А чем шире будет область бифуркации, тем меньшим окажется число тех, кто ее преодолеет. Таков закон. И мы, как существа способные работать на уменьшение энтропии и имеющие свободу воли, должны сделать всё от нас зависящее, чтобы до победы дошли самые лучшие, даже если этими лучшими не окажется никто из нас. Как ни крути, мы все гости в этом мире и наша задача в том, чтобы пришедшие за нами были лучше нас. Начальные условия — это текущее состояние нашей расы и системы в которой эта раса существует. Конечная цель — обеспечение безопасного существования расы, максимально полная ликвидация избыточности, подъем биологической элиты к уровню интеллектуальной, а интеллектуальной — к уровню биологической, создание предпосылок перехода к сверхчеловечеству. Между этими двумя состояниями должен пройти процесс преобразования расы, как реакция на начальные условия. Победит в нем та система, которая будет выдерживать максимальную степень свободы по отношению к врагу, или, по-другому, не сдерживать себя никакими правилами. Так советуют точные науки, так рекомендует жизненный опыт, т. е. история и биология. Вот почему все «статические» и «незыблемые» понятия здесь начинают варьироваться в зависимости от субъекта противостояния. Например, нет истинных или ложных слухов. Есть слухи полезные и бесполезные для нас. Нет преступлений и благодеяний — есть действия полезные (благодеяния) и вредные (преступления). Нет хороших и плохих религий, есть религии которые могут работать на расу, пусть и временно, и те, что демонстративно работают против. И так далее, по всем пунктам.