Фритьоф Нансен - «Фрам» в полярном море

• Название: «Фрам» в полярном море
• Автор: Фритьоф Нансен
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-358-05627-5

Имя путешественника, полярного исследователя, общественного деятеля Фритьофа Нансена вошло в историю человечества. Знаменитый дрейф «Фрама» через Северный Ледовитый океан, санный поход к Северному полюсу были успешно осуществлены только благодаря оригинальности и ясности мышления исследователя и руководителя, продумавшего каждую деталь этих столь значимых для человечества и науки путешествий.

Яркое, выразительное повествование Фритьофа Нансена читается легко, с интересом, ибо это рассказ о смелости, взаимной выручке людей, покоривших суровую природу Арктики.

---

В то время как я сижу здесь и пишу, явственно слышен треск и грохот льда. Сжатие, очевидно, продолжается. Экипаж, однако, в наилучшем настроении. Впечатление такое, что молодцы наши считают эту тревогу приятным развлечением в нашей однообразной жизни. Ну, довольно, уже половина второго, надо ложиться; я устал, и одному небу известно, когда еще меня разбудят».

«Пятница, 4 января. Ночью лед оставался спокойным.

8 течение дня, однако, через известные промежутки времени повторялись слабые толчки и треск. Вечером, начиная с 9 ч, напор проявлялся урывками; временами сжатие ослабевало на некоторое время, потом также внезапно возобновлялось с обычным грохотом, который то разрастался, то ослабевал или даже замирал, то снова нарастал. Тем временем ледяная гряда подымалась все выше и выше и неуклонно двигалась на нас – медленно, когда сжатие ослабевало, и быстрее, когда грохот усиливался. Движение ее заметно на глаз, и теперь в 1 ч ночи расстояние уже не так велико– каких-нибудь полтора метра до края снежного сугроба у левого нашего борта. А от сугроба до стенки судна тоже не больше двух метров. Это расстояние гряда скоро пройдет и тогда доберется до нас. Лед продолжает колоться, и льдина, на которой мы сидим, сильно уменьшается и с левого и с правого борта, некоторые трещины доходят до самых стенок «Фрама». Под тяжестью ледяной гряды лед с левого борта прогибается, и «Фрам» все сильнее кренится на ту сторону. Новая вода проступает на поверхности молодого льда, образовавшегося из воды, выступившей вчера. Это медленное потопление, право, медленно, но верно надвигается проклятая гряда и, кажется, уже предвкушает удовольствие – обрушиться на борт и релинги судна. Если только «Фрам» счастливо высвободится из тяжелого льда, в который он вмерз, он спасется, тогда я за него не боюсь, какой бы опасной ни казалась ледяная гряда. Но может случиться, что столкновение произойдет, прежде чем судно освободится.

Я пошел взглянуть на гряду поближе. Да, она движется медленно, но верно. Осмотрел трещины, как они образуются и растут вокруг корабля, послушал, как под ногами хрустит и потрескивает лед. Желание ложиться спать у меня пропало; подожду, пока «Фрам» совершенно освободится. Сижу и скучаю. Снова началось сжатие, и снаружи несется грохот. Я знаю, что ледяная гряда безостановочно приближается. Удивительное сжатие, которое никак не желает кончиться! Делать нам, кажется, больше нечего, – все у нас готово на случай, если потребуется покинуть судно. Сегодня мы достали и разложили по индивидуальным мешкам одежду и обувь.

Сейчас уже больше 1 ч ночи, и, конечно, самое благоразумное пойти и лечь. Вахтенные получили приказание разбудить меня немедленно, если только ледяная гряда подойдет вплотную к «Фраму». Хорошо, что снова взошла луна, можно, по крайней мере, что-нибудь разглядеть во всем этом хаосе. Позавчера луна в первый раз показалась над горизонтом и светила недолго; сегодня светит круглые сутки. Весьма благоприятный порядок вещей.

Ну, ладно, уже два часа, надо все-таки соснуть. Слышу, что сжатие снова усиливается».

«Суббота, 5 января. Спал я крепко и спокойно, проснулся за ночь только раз и слышал сквозь дремоту скрип, шум сжатия и сотрясение, но потом опять заснул до 5 ч 30 мин, когда Свердруп разбудил меня сообщением, что ледяная гряда подступила вплотную к «Фраму» и чрезвычайно быстро поднимается в уровень с бортами. Сомневаться не приходилось: едва я открыл глаза, как до меня донесся снаружи такой ужасный грохот льда, будто наступил день Страшного суда. Я вскочил. Ничего другого не оставалось, как разбудить всех и начать перетаскивать на лед весь оставшийся на судне провиант и тому подобное, а затем вынести на палубу и сложить там меховую одежду и другую амуницию, чтобы перебросить ее через борт в случае необходимости.

Прошел весь день, но лед оставался спокойным. Под конец спустили на лед и перетащили к Великому бугру шлюпку с керосиновым двигателем, висевшую на шлюпбалках у левого борта.

Часов в восемь вечера, когда мы уже думали, что испытание кончилось, поднялся снова грохот пуще прежнего. Я выбежал наверх. Лед и снег обрушивались через борта в средней части судна на парусиновый тент. Педер, поднявшийся вместе со мной, схватил лопату, выбежал из-под тента на переднюю часть шканцев, вскочил на ледяной холм и начал усердно разгребать лед. Я поспешил за ним, чтобы посмотреть, как обстоит дело. И увидел худшее, чем хотелось бы. С таким врагом бесполезно бороться лопатой. Я отозвал Педера, сказав ему, что лучше заняться переноской вещей на лед. Не успел я прокричать ему это, как лед обрушился с новой силой.

– Подхватил меня с лопатой вместе, да как швырнет к черту, – рассказывал потом Педер, захлебываясь смехом.

Я бросился назад на палубу и по пути встретил бежавшего с лопатой Мугста. Его я тоже отослал обратно.

Когда я бежал под тентом, направляясь к трапу, было видно, что тент сильно прогнулся под тяжестью обвалившегося на него льда. Борта и обшивка шканцев трещали так, что можно было ожидать – вот-вот лед проломит их и завалит трап – вход в каюты. Спустившись вниз, я крикнул, чтобы все поднялись на палубу, но предупредил, чтобы никто не выходил через люк левого борта, а направился через навигационную рубку и по правому борту. Сначала нужно было вынести все мешки из кают-компании, а затем уже те, что лежали на палубе.

Я, собственно, опасался, что если не закрыть дверь левого борта, то лед, пробив релинг и тент, обрушится на палубу, завалит и дверь и трап, забьет весь коридор и запрет нас, как мышей в мышеловке. Правда, на такой случай оставался еще выход через машинное отделение, но он был слишком узок, чтобы протискиваться по нему с тяжелыми мешками, да и неизвестно было, долго ли и этот путь будет открыт, если лед поведет на нас серьезную атаку. Я снова кинулся наверх, чтобы выпустить собак, запертых в «Кэстль-Гардене» – загородке на палубе вдоль левого борта. Они жалобно выли под страшной крышей; навалившиеся сверху массы снега и льда ежеминутно грозили прорвать парусину, и тогда бедняги были бы погребены навеки. Я сшиб ножом запор, распахнул дверь, и большая часть собак со всех ног бросилась по штормтрапу на правый борт.

Тем временем люди перетаскивали мешки. Их не приходилось просить поторапливаться; об этом им напоминал лед, с такой силой напиравший на бока «Фрама», что казалось: разнесет его сейчас в щепы. В довершение всего штурман впопыхах погасил лампу, и великая суматоха шла в непроглядной тьме.

Мне пришлось еще раз спуститься вниз, чтобы обуться как следует; мои лопарские каньги сохли в камбузе. Когда я спустился, напор льдов достиг наивысшего предела; балки шканцев над головой трещали так, что казалось: еще минута – и все обрушится на мою голову.

Скоро мешки из кают-компании, из кают и с палубы были перенесены на лед, и мы принялись отвозить их подальше. Лед у стен судна трещал и грохотал с такой силой, что мы едва могли расслышать собственный голос. Но работа шла быстро и энергично, вскоре все вещи были сложены в безопасном месте.

Пока мы перетаскивали и передавали мешки из рук в руки, сжатие прекратилось и все затихло. Но что за зрелище представлял «Фрам»! Левый борт его был совершенно погребен под громадным сугробом снега, из-под которого выглядывал один лишь тент. Если б моторная шлюпка висела на месте, где она находилась часа два назад, ее постигла бы неприятная участь, так как шлюпбалки были теперь целиком засыпаны льдом и снегом. Чудеса с этой шлюпкой, да и только; с ней ничего не могли поделать ни огонь, ни вода, а теперь и лед оказался против нее бессильным, и она лежит себе спокойно на льду килем вверх. До сих пор она перенесла бурную, полную постоянных невзгод жизнь; любопытно, что еще случится с ней в будущем.

Потрясающая картина была, должно быть, когда положение стало настолько критическим, что мы принялись вытаскивать из кают-компании мешки. Свердруп перед тем решил воспользоваться минутой затишья и принять в камбузе ванну. Когда я закричал в люк: «Все наверх!», он стоял в лоханке голый. И так как подобной суматохи на корабле еще никогда не бывало, он понял, что дело серьезное, и поспешно стал натягивать на себя одежду. У Амунсена тоже создалось впечатление чего-то неладного на борту. По его словам, он первый со своим мешком бросился наверх. Но он не понял или в сумятице забыл приказание выходить через дверь правого борта и выкатился на левый борт, где сразу растянулся, споткнувшись в темноте о ребро шканцев. «Ну, это-то пустяки, – заявил он, – к этому нам не привыкать стать!» Но, придя в себя после падения и еще лежа на спине, он не решался встать, – ему казалось, что тент со всем своим грузом рушится прямо на него; грохот ведь стоял такой, будто настал последний час «Фрама». И только тогда он сообразил, почему было приказано выходить через дверь правого, а не левого борта. Остальные хватали и тащили все, что только могло пригодиться. Штурман волочил большой мешок с платьем с привязанной к нему огромной связкой кружек. Потом он весь вечер разгуливал обвешанный разнообразными предметами: рукавицами, ножами, кружками. Все это звякало и гремело так, что приближение его слышно было издали.