Андрей Ковалевский - Нынче у нас передышка

• Название: Нынче у нас передышка
• Автор: Андрей Ковалевский
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Лес

Вообще, о Кубани у меня осталось впечатление как о местности, не богатой лесом… но недалеко от станицы Крымской мне пришлось побывать в лесу замечательном. Не знаю, насколько этот лес велик по занимаемой им площади. Лес, очевидно, очень старый и состоит из лиственных деревьев. Деревья в нем исключительных размеров по толщине стволов и по вышине. Многие из них в поперечном сечении будут не меньше сажени. Подлеска или кустов внизу почти нет. Кроны деревьев давно соединились друг с другом и образовали на большой высоте сплошную зеленую крышу, так что солнечные лучи не проникают сквозь нее, и, несмотря на то, что я был в этом лесу в самую июльскую жару, там царили полумрак и прохлада. Среди этих огромных деревьев легла военная дорога, по которой в обоих направлениях шло непрерывное движение, но все двигавшееся казалось муравьями в сравнении с лесными исполинами. И даже лесная тишина, обычно весьма чуткая на всякие звуки, не нарушалась.

Овраг

Из района боев за Горно-Веселый и Ниберджаевскую нас оттянули и определили в противотанковый резерв. Но новое место расположения боевые машины вышли, как обычно, ночью. Я с санитарной машиной ехал следом. Немец немного нас обстрелял, два снаряде разорвались в нескольких метрах от дороги, но никто не пострадал.

Новое месторасположение представляло собой две параллельные линии фронта холма, а между ними глубокий и довольно узкий овраг. В этот овраг и нужно было бы сразу поставить машины, но наши сперва выперли их на бугор. Немец, очевидно, услыхал гул наших моторов и на рассвете устроил артналет, да и в течение следующих дней беспрестанно клал снаряды в непосредственной близости от нас. В первое же утро у нас были потери: расчет одной из боевых машин, три человека, сидели за машиной на земле, а командир их, лейтенант Бирюков, был от них в 2–3 метрах. Он лежал в неглубокой ямке. Немецкий снаряд ударил как раз около Бирюкова, но ему не причинил вреда, а люди, сидевшие около него, все были убиты. Так все рядком и легли. Тут мы и закопали их и даже никакой надписи не сделали. Позже я всегда любил ходить на этот бугор, когда уже темно, ибо с него очень красиво было наблюдать «иллюминацию» на передовой. И я всегда заставлял себя проходить по тому месту, где зарыли мы наших ребят, хотя во мне всегда присутствовала при этом частичка какого-то мистического страха, ибо этот участок холма более других находился под прицелом у немцев.

Днем машины спустились в овраг и окопались. Приехала наша кухня, штаб и прочее, и стояли мы в этом овраге дней 20. В нем, очевидно, проходила предыдущая линия обороны немцев. Оборудованы великолепные блиндажи, целые подземные дома. По всему оврагу, да и кругом него в полях, масса немецких трупов, кое-как присыпанных землей. Во многих местах торчат из земли ноги, руки, головы. Вони особой не чувствовалось, но стоять в этом овраге было очень неприятно. Я хорошо оборудовал себе землянку и жил в ней неплохо. Иногда далее спал прямо на открытом месте, хотя осколки от разрыва снарядов падали частенько в непосредственной близости. В сторону противника, ближе к нему, было большое виноградное поле, и виноград уже начал поспевать. И вот мы повадились лазить в этот виноградник и таскать оттуда виноград целыми мешками. Немцам это дело было очень хорошо видно, и они обычно обстреливали нас из минометов, но мы все равно лазали, несмотря на опасность и запрещения собственного начальства. От всего этого виноград казался еще слаще.

Из этого оврага я ездил в Краснодар. Купил там гитару и мандолину, хотя и старенькие, но весьма приятные по звуку, и в последующие дни уделял очень много времени игре на них. Иногда к нам в овраг приезжала кинопередвижка, и мы, замаскировавшись сверху вездесущими плащ-палатками от вражеских самолетов, "наслаждались культурой". Если у нас не было никакого занятия, то мы по звуку разыскивали кино где-либо в соседней части, иногда за 1–2 км, и лазали туда и оттуда ночью напрямик, рискуя подорваться на мине или какой другой чертовине, а разной сволочи валялось в этом районе жутко сколько, и, что хуже всего, неизвестного устройства.

Женщины на фронте

Очень много женщин в организациях, хотя и военных, но находящихся обычно далеко от передовой. Это медсанбаты, госпитали, банно-прачечные комбинаты, пекарни, всевозможные канцелярии и так далее — эта категория женщин в мою тему не входит. Я мало бывал в подобных учреждениях, но, думаю, что характер существования вышеупомянутых женщин совершенно иной, чем у женщин, находящихся непосредственно на фронте, то есть в частях действующей армии: в пехоте, в артиллерии, в танковых частях, в самоходных артполках, в саперных батальонах и так далее, и тому подобное.

Этих «фронтовых» женщин очень немного. Есть они обычно в каждой части, от 2 до 5 человек. В подавляющем большинстве — это санинструкторы или, как их раньше называли, медсестры. Меньшее количество — это фельдшеры в звании лейтенантов или старших лейтенантов медицинской службы. Иногда встречаются медички в звании капитанов, но это редко, так как в действующих частях у передовой нужно уметь только оказать раненому первую помощь и возможно быстрее отправить его в медсанбат, находящийся обычно километрах в 10–12 от передовой. Там уж его будут оперировать, если нужно, следовательно, там нужны крупные медицинские силы.

Возраст этих «фронтовых» женщин обычно 20 лет +- 2–3 года. Деятельностью своей они, конечно, приносят огромную пользу нашей армии. Все лишения и тяготы военной жизни достаются им в полной мере, и, надо сказать, что выносят они все это стоически и снисхождения не просят.

Больше всего достается, конечно, тем, кто служит в пехотных частях. Сотни километров пешком, с полной выкладкой, в жару и пыль или по снегу и морозу — это очень не легко даже для мужчин. Это на походе. В боевых условиях им тоже не слаще, чем остальным бойцам. Они находятся все время вместе с бойцами: и на походе, и в бою, и переносят все то же, что и остальные. Иной раз смотришь на них и думаешь: "За что же ты, бедняжка, мучаешься?"

Особенно тяжело смотреть на израненных или убитых девушек. В отношении храбрости можно с уверенностью сказать, что мужчинам они не уступают ни в коей мере. Мне приходилось видеть много случаев, когда было даже наоборот. Бывает в них и задор, и веселость во время опасности. Например, в том же овраге. Однажды немец вел сильный артобстрел. Все залезли по норам и щелям, и на поверхности земли никого не было. Я, правда, не спрятался, потому что тоже люблю пофорсить, хотя это, может быть, и не умно. Я сидел на некотором подобии стола на открытом месте и что-то писал. Вдруг вижу, идет по направлению ко мне молодая красивая женщина-медичка в чине капитана. Идет спокойно, не торопясь, и вдруг раздается ее мелодичный голос: "Хлопчики, и что ж это вы все заховались?" И пошла дальше своей дорогой. Эти простые слова ее и сам вид спокойно идущей женщины, да притом еще такой миловидной, так ободряюще и успокаивающе подействовал, что многие повылезали из своих убежищ и принялись за прерванные дела. Так часто бывало и в боевой обстановке: видишь вдруг девушку, ведущую себя в момент опасности спокойно и смело, ну, и сейчас же мыслишь: "А мне ведь положено быть вдвое храбрее ее".

О том, как девушки-санитарки спасают раненых под огнем противника, уже много писано — это факт. Также и уход их за ранеными и больными бойцами, конечно, очень приятен, гораздо приятнее, чем если бы вместо них были мужчины. В общем, за все это хвала им и честь: они делают огромную работу на фронте и гордиться этим имеют неотъемлемое право.

Все вышесказанное является, как бы сказать, деловой стороной вопроса, а теперь мне хочется немножко проанализировать еще моральную, что ли, сторону моей темы, то есть "Женщины на фронте".

В основном, придется коснуться их взаимоотношений с мужчинами и затем сказать пару слов о том влиянии, которое оказывает на них фронтовая жизнь. Чтобы не ограничиваться в этом вопросе одними заключениями, чтобы избежать голословности, я, для начала, хотя бы вкратце опишу жизнь тех женщин, с которыми мне приходилось сталкиваться, то есть женщин нашего полка. Начнем с самой первой — наш полковой врач, женщина в чине капитана медицинской службы. Ей 25 лет. Она москвичка. Наружность ее самая обыкновенная. По крайней мере, нет в ней ничего неприятного. В общем, по нашей мужской оценке, как баба она вполне удовлетворительная. Замужем до войны не была, но все же поступила к нам она, будучи отнюдь не наивненькой. В Москве у нее хорошая квартира и любящие папа и мама.

Эпопею свою она начала с того, что вступила в сожительство с нашим командиром части. Такое предпочтение начальству бывает очень и очень часто Думаю, что фронтовики согласятся со мной, если я, в целях упрощения формулировки, скажу: "Полковой врач, ее ли это, конечно, женщина, живет с командиром полка; батальонный — с командиром батальона; ротный санинструктор — с командиром роты, батарейный — с командиром батареи и так далее". Конечно, часто бывает и не так но, во всяком случае, такая "организационная структура" в этом деле весьма характерна. Дело в том, что уставные обычаи в армии настолько сильны, то есть во всем и всегда отдавать предпочтение старшим по званию и должности что эти «старшие» обычно имеют в деле любви вдвойне выгодную позицию. Во первых, и сами женщины предпочитают людей вышестоящих, и, кроме того, в силу описанных мною выше уставных традиций, подчиненные-мужчины предоставляют все возможности своему начальнику. Если начальник части или подразделения захочет связаться с женщиной, поступившей в его подчинение, чаще всего он, во-первых, не встретит особого сопротивления со стороны намеченного объекта, а во-вторых, у него не будет соперников. Но начальнику следует сразу же по прибытии в его подчинение женщины конкретно и явно определить свое отношение к ней, ибо подчиненные будут живо интересоваться этой ситуацией, и если будет видно в течение первых же дней, а иногда и часов, что начальник не думает заняться вновь прибывшей, то кто-либо из других, меньших начальников, возьмет инициативу в свои руки. Такой неписаный закон обычно имеет место, если сама по себе вновь прибывшая женщина представляет нечто привлекательное. Причем мы здесь, конечно, гораздо менее требовательны, чем в тылу. Если же этой привлекательности в объекте нет, то начальство обычно ею заниматься не будет, и она попадет в зону интересов сержантского и рядового состава. И в этой зоне старшины и сержанты будут иметь преимущество перед рядовыми. В общем, бедному солдату в отношении любви на фронте если и достается, то только самый последний сорт. Впрочем, слово «любовь» употреблять в этих моих рассуждениях будет кощунством потому, что если любовь и существует где-нибудь на этом свете, то уж, во всяком случае, не на фронте. А здесь одна е…