Уолдо Фрэнк - Смерть и рождение Дэвида Маркэнда

• Название: Смерть и рождение Дэвида Маркэнда
• Автор: Уолдо Фрэнк
• Жанр: Проза

---

- Верт? - говорил он. - Послушайте, друзья, что я вам скажу. - Он всей салфеткой провел по своим устам. - Я был очень популярен в своем штате целых тридцать лет. Но кому я обязан тем, что теперь я выборный сенатор? Скажу вам. Одному человеку - Артуру Верту. Мои друзья там, дома, никогда не додумались бы послать меня в сенат. Сказать вам по правде, я и сам об этом не думал. А вот Верт подумал. Вот мое мнение о Верте! Верт знает, за что я стою, - и Верт стоит за меня.

Верт назвал его ослом перед целым собранием. Он и был ослом. Маркэнд почувствовал к нему нежность.

Все пять дней, пока длился съезд, Маркэнд свободно входил и выходил, слушал выступления отдельных ораторов и группировок, присматривался, не в силах рассуждать, чувствуя еще острее одиночество и печаль... напряженность разрыва с самим собою... какой давно не испытывал. Одно слово все время приходило на ум: это _политиканы_; и один вопрос: где же фермеры? Он съездил в Миннеаполис и был поражен, насколько тот отличается от Сен-Поля. Чистый светлый город, по цвету напоминающий пшеницу; но была в его аккуратности какая-то сухость, которая помогла Маркэнду понять ненависть фермеров к посредникам. Посредником был этот город. Ликвидировать посредников - значило бы ликвидировать Миннеаполис, его надменные дома, его чванные бульвары. Сен-Поль был неряшливее и живее. Оба города - грабители (это ясно из книг Двеллинга). Поля пшеницы и люди, которые взращивают ее, создали города-посредники, и те обратились против них. Тогда, ища защиты, они объединились в Лигу фермеров - и что же?! Лига породила посредников, политиканов, которые полонили Лигу и продали фермеров. Что все это значит? Здесь есть какой-то закон, не подмеченный серьезными книгами Двеллинга. Маркэнд присматривался, взвешивал... Он вернулся назад и наблюдал за Бернардом Кадмэном, политическим воротилой из Айовы. Он наблюдал за Фрэнсисом Барни, все время пыхтевшим, словно насос. Он видел Толе, безмолвно скользившего по коридорам от одной комиссии к другой. Когда ему удавалось, он задерживал взгляд на Берте: худощавое лицо, невзрачное, но выразительное, было печально; в складке губ крылось страдание. И он видел рядовых членов Лиги, среди них фанатиков, подобных Питеру Смиту (подобных Деборе?), которые втискивали старое Евангелие в новые лозунги; но большинство были наивные труженики, которые хотели покрепче владеть своей землей, ускользавшей, как им смутно казалось, от них. И все они легко поддавались на призыв к "лояльности", к "выполнению долга". Какой-то закон связывал тех политиканов с этими фермерами...

В последний день Януссен отыскал Маркэнда и снова повел его с собою завтракать, на этот раз без посторонних, в фешенебельном городском кафе. Этот большой, грузный человек все время ерзал всем телом, словно что-то в нем искало выхода. Наконец:

- Слушайте, Маркэнд. Почему бы вам не заехать на денек-другой ко мне? Я живу в Картьере, Южная Дакота. Всего ночь езды. Я хотел бы посоветоваться с вами относительно... предвыборной кампании.

Маркэнд колебался: кроме обратного билета в Мельвилль, у него было тридцать долларов, скопленных из жалованья в "Звезде".

- Это вам ничего не будет стоить, - сказал банкир. - Чисто деловая поездка.

Своих трех канзасских спутников Маркэнд видел мало. Курт Свен упорно и неутомимо высиживал на всех пленарных заседаниях; одному небу известно было, что он выносил оттуда. Смейл неугомонно трудился, точно хорек, и его пачка нефтяных акций стала значительно тоньше. На Двеллинга жалко было смотреть. Он был ничто на съезде - и знал это. Если б только Эстер... но Эстер, по счастью, не было там! Ни в большом зале, ни в комнате совещаний не довелось ему прочесть свой доклад о Канзасе. Он был представлен Верту и Толе, по, пройдя мимо него в коридоре, занятые разговором, они не узнали его. Один Барии утешил его, похвалив "Звезду" и сказав: "Вот это главное, дружище: не громкие слова _здесь_, а работа _дома_". Все же неприятное значительно перевешивало приятное. Никто не останавливался поболтать с Филом Двеллингом в коридоре (как с Маркэндом); он не завтракал в ресторане ни с одним сенатором. Он был так напуган всем этим шумом, что с радостью обедал один или в обществе Свена; тогда ему становилось немного легче, но его зависть не унималась. Чувствуя его настроение, Маркэнд умолчал о приглашении Януссена.

- Я хочу еще поболтаться тут несколько дней, - сказал он.

- Но вы ведь вернетесь, правда? - В голосе Двеллинга были тревога, подозрение и вместе с тем облегчение.

- Ну конечно, вернусь. - Маркэнд сделал попытку улыбнуться. - И очень рад буду вернуться! Тут нам не место, Фил.

- Что вы хотите сказать?

- Мы поговорим об этом... когда снова увидимся.

Селение Картьер - частокол каркасных домов, поставленных почему-то среды обледенелых просторов дакотской долины. Банк Януссена, процветавший в этой маленькой фермерской империи, был сложен из серого камня, с красной железной крышей. Его личная резиденция являла собой затейливое строение с башенками и эркерами. Когда они приехали, жена его готовила завтрак, а дочь накрывала на стол. Хозяин и гость вдвоем посидели в столовой, комнате с панелями красного дерева; огромная опрокинутая чаша венецианского стекла бросала свет на серебро и полотняные салфетки. Потом они отправились в кабинет, и банкир изложил свой план. Он был довольно прост. Южная Дакота штат, населенный христианами; почему бы не стать губернатором по христианскому мандату? Януссен вытащил свои брошюры - целые страницы усыпаны цитатами вроде: "Блаженны нищие духом", "Если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее", "Любите врагов своих, благословляйте проклинающих вас". Что до практических деталей, он в общем присоединялся к программе Лиги. Но главный упор делал на духе.

- Я хочу улучшить программу Лиги. Она чересчур практична. Ни один американец не голосует только ради своего кармана. Карман и душа должны идти рука об руку.

- Разумеется.

- Обратите внимание на мой лозунг - он будет помещен в конце каждой брошюры и каждой афиши.

Маркэнд прочел:

Обратитесь к св.Матфею, гл. 5.1.

Прочтите Нагорную проповедь Христа,

Верите ли вы в нее?

Это и есть моя платформа.

Если вы христианин,

Голосуйте за Яна Януссена.

- Ну, что вы скажете?

- Проповедь - вещь хорошая, - сказал Маркэнд и помедлил. - Думаете, вам удастся применить ее на деле в Южной Дакоте?

- Не вижу причин сомневаться. Вопрос вот в чем: будут ли за нее голосовать?

- Я бы сказал: да, если только вы сумеете их убедить, что действительно примените ее на деле. Но если вы уже...

- Об этом вы не беспокойтесь. Я спрашиваю вас об одном: правильно ли я изложил это? Как сказать еще лучше... еще убедительнее?

- Понимаю. - Маркэнд медленно кивнул. - Вы не спрашиваете моего совета о том, как вам осуществить заветы проповеди, если вы будете избраны. Вы только хотите, чтоб я помог вам использовать проповедь... для выборного лозунга?

- Вот именно.

- У вас уже есть определенный план на случай, если вас выберут?

Крупное тело задвигалось, и взгляд стал жестче.

- Конечно. Самое важное - это предварительные выборы...

- Понятно.

Януссен представил Маркэнду свою жену и дочь совершенно таким же тоном, каким говорил: "Вот ваша спальня, вот уборная". (Но он испытывал больше гордости, показывая ванную, сверкающую кафелем и фарфором.) Женщины не сели за стол вместе с мужчинами. Маркэнд стал замечать...

Дочь, подававшая завтрак, была высокая девушка лет семнадцати, с глазами, которые глядели на него словно из-за железной решетки... на него, друга ее тюремщика. Она была похожа на отца: походкой, пропорциями тела, разрезом глаз, соотношением носа и рта. Но и глаза, и горькая складка губ говорили о такой ненависти к отцу, что сходство становилось жутким. Казалось, будто часть Януссена в ненависти отделилась от его тела и стала противотелом, противодухом: плоть женщины против плоти мужчины, ее ненависть против его себялюбия. В матери, запуганной и бесформенной, видно, ничего не осталось от той, какой она была когда-то.

После обеда Януссен поднял вопрос о предвыборных речах. Он думает совершить агитационную поездку по всему штату. Не хочет ли Маркэнд сопровождать его, на выгодных условиях, в качестве секретаря и советника? Маркэнд отказался. Тотчас же Януссен стал торопливо забрасывать его вопросами. Он как будто напоминал Маркэнду о том, что им оплачен его железнодорожный билет и что банкир, даже в том случае, когда он друг фермеров, привык получать полностью то, за что он платит деньги. Поэтому Маркэнд принялся за выполнение своей части обязательств, давая советы, исправляя фразы - и в то же время томясь желанием поговорить с дочерью банкира.

После ужина Януссен вышел. Маркэнд сидел один, покуда девушка убирала со стола.

- Присядьте со мной, выпьем по чашке кофе.

Она бросила на него взгляд, полный презрения и горечи, и вышла в кухню.