Уолдо Фрэнк - Смерть и рождение Дэвида Маркэнда

• Название: Смерть и рождение Дэвида Маркэнда
• Автор: Уолдо Фрэнк
• Жанр: Проза

---

- Я могу сказать вам, чем я занимался, - сказал Маркэнд. - Пятнадцать лет я работал в табачном деле "Дин и Кo"... затем - ОТП. Потом это мне надоело. С тех пор я перепробовал немало занятий: редакция газеты, стойка бара, даже политика, а больше всего - слонялся без дела.

- О! - Ленк отшатнулся. - Все-таки, значит, вы сумасшедший, как и вся свита Тед.

Торилл, Докерти и Лев рассеянно поклонились Маркэнду и продолжали свою беседу. Среди незнакомой публики был один пожилой человек, ростом не выше пяти футов с небольшим; в его лице семита выражение силы сочеталось с такой печальной нежностью, что Маркэнд не мог отвести от него глаз. Незнакомец поймал взгляд Маркэнда, заметил, что тот стоит совсем один, и подошел к нему.

- Моя фамилия Стайн, Оскар Стайн. Я - отец миссис Ленк. Не хотите ли чего-нибудь выпить?

Они прошли в дальний угол длинной комнаты, где дворецкий и горничная прислуживали у переносной стойки. Стайн взял минеральной воды. Маркэнд попросил пива.

- Вы давно знакомы с моей дочерью?

- Да, - сказал Маркэнд. Пиво было превосходно: настоящее пльзенское.

- Ах, так вы старые друзья? Странно, что я никогда вас не видел.

- Я сам не знаю, почему я сказал "да", мистер Стайн. Думал о чем-то другом. С вашей дочерью я познакомился только сегодня.

Докерти подошел за очередной порцией виски.

- Хелло, Стайн! - сказал он, и что-то в его голосе внушало мысль о жестокости.

- Хелло, мистер Докерти! Говорят, вы становитесь прославленным поэтом.

- Да, собственно, пора бы. Я пишу стихи уже двадцать лет. Но я что-то не замечаю своей славы.

- Но-но! Я видел ваш портрет и целую страницу, посвященную вам, в воскресном выпуске "Трибюн". И потом, Теодора читала мне вслух одну из ваших поэм. - Стайн содрогнулся. - Должно быть, она очень хороша; это было что-то ужасное.

К стойке упругой поступью приблизился грузный человек в мешковатом пиджаке и взял из рук горничной стакан неразбавленного виски.

- Что ж, Стайн, - сказал он, - поэзия должна быть правдива, не так ли? А правда всегда ужасна.

- Логично, во всяком случае, - засмеялся Стайн. - Познакомьтесь с мистером Маркэндом из Нью-Йорка, Мэт. Мистер Мэтью Корнер.

Маркэнд спросил:

- Вы - адвокат Мэтью Корнер?

- Он самый, сэр.

- Мэт - величайший пессимист в мире, - сказал Стайн. - И до чего же ему хорошо жить на свете, не ожидая от жизни ничего хорошего!

- Идемте, - сказал знаменитый друг рабочего движения и любитель безнадежных процессов, беря Маркэнда под руку. - Вернемся к остальным. Сядем в кружок и побеседуем на эту тему. Девушка! - обернулся он к франтоватой горничной. - Вы и ваш друг, следите за тем, чтобы стаканы у нас были полны. Мы здесь долго просидим. И смотрите, не смешивайте напитки. Кто начал с пива, пусть пиво и пьет, кто взялся за виски, пусть уж не отступается от виски. Вот в чем секрет успеха и счастья: в постоянстве. Невелика разница, к чему вы привержены от природы - к горькому ли пиву, к крепким ли напиткам, к сладкому ли лимонаду, - лишь бы вы не меняли своего вкуса. - Он удобно развалился в кресле, и к нему прильнула золотоволосая девушка, глаза которой открыто говорили всем о том, что она его обожает; по другую сторону устроилась у его ног средних лет валькирия викторианской эпохи и эффектно раскинула ни полу свое пышное платье, позвякивая украшенными камнями серебряными побрякушками; это была Джейн Ладлоу, чьи романы расходились десятками тысяч экземпляров.

- Не согласен, - сказал Лесли Лев. - Постоянство скучно, а скука величайшая из неудач. Однообразие в пище свойственно животным. Какая-нибудь корова или овца изо дня в день ест одно и то же. Немало людей - и мужчин и женщин - живут точно так же. Человек исключительный постоянно нарушает свои привычки или никогда их не приобретает. То, что он делает сегодня, всегда противоречит тому, что он делал вчера; и если он пьет, то смешивает различные напитки.

- А кто вам сказал, черт подери, - загремел Корнер, - что исключительный человек - это тот, кто счастлив или удачлив? В этом мире мудрые скрываются в толпе и прячутся за нее.

- Вы оба правы, - проворковал Торилл своим виолончельным голосом. - Вы, Мэт Корнер, человек исключительный и поэтому проповедуете, что для счастья нужно быть банальным. Вы, Лесли, - он благожелательно улыбнулся Леву, чьи холодные зрачки сузились в предвидении мягкого, но убийственного удара, весьма банальный человечек - и поэтому разыгрываете и превозносите исключительную личность.

Все засмеялись, и все были довольны, разумеется, кроме Лева, который смеялся громче всех.

- Ну а вы сами? - овладев собой, обратился Лев к Ториллу.

- Я? - поэт улыбался. - Мне еще пока не удалось установить, Лев, на кого я больше похож - на вас или на Корнера. Я ведь довольно медлителен, так что сам за собой не поспеваю. Но я иду по горячему следу. Давайте мне побольше вот такой "Явы", - он пил кофе, - чтобы я не спал по ночам, и с годами вы это узнаете.

- Я вам могу сказать сейчас, - сказал Лев. - Вы мягки, сентиментальны и старомодны, поэтому вы в громких словах воспеваете город стали и дыма.

Вошла Теодора Ленк, в сером, прямая и тонкая, как стрела, с изумрудным ожерельем, от которого ее черные волосы казались синими. Она села рядом с отцом.

- О чем речь? - спросила она. У старика губы растянулись в улыбке, глаза с набрякшими под ними мешками заиграли, когда дочь взяла его за руку.

- Все как всегда, - сказала Джейн Ладлоу. - Мужчины напевают каждый свою песенку и останавливаются только для того, чтобы плюнуть в лицо друг другу.

- Неважно, сколько времени у них отнимают ссоры, - сказал Стайн. - Они так изощряют при этом свое остроумие!

- Конечно, мы остроумны! - вскричал Лев. - Погодите, скоро Нью-Йорк нас заметит: настоящая литературная столица Штатов - здесь, если угодно знать Нью-Йорку.

- Вы сами себя опровергаете, - проворчал Корнер. - Какого черта вы беспокоитесь о том, чтобы Нью-Йорк вас заметил, если литературная столица здесь? Раз Чикаго суждено стать литературной столицей страны, ему достаточно сказать "я есмь" - и стать ею.

- Вспомните Иегову, - сказал Докерти. - "Я есмь бог", - глаголет господь. Поэтому он и стал богом.

- Это ваши слова! - закричал Лев. - Мы все говорим то же! Да будет так! За литературную столицу США! - Он высоко поднял бокал. - За Чикаго!

- Чикаго! - ворковал Торилл. - И все, что стекается в Чикаго, и все, что вытекает из него. Прерии. Упитанные свиньи и упитанные фермеры. Сталь. Дым. Большой город, где под дождем копоти на окраинах вырастают фиалки.

- Вы так говорите, Макс, потому что вы сами - такая фиалка. - Джейн Ладлоу прижала к своей могучей груди унизанную побрякушками руку.

- У нас все есть, - сказала лилейно-белая золотоволосая девушка у ног Мэтью Корнера, подняв глаза к его грубо вытесанному лицу.

- Не совсем, - огрызнулся Докерти, ненавидевший девушку за то, что она обожала знаменитого адвоката, который не хотел ее, в то время как Докерти сам с удовольствием спал бы с ней, но она этого не хотела.

- У нас есть небо, - ворковал Торилл. - Небо, полное солнца, и дыма, и запахов жизни... У нас есть прерия... прерия, полная рождения и смертей.

- У нас есть люди, - подхватил Лев, - страстные женщины... воры, бандиты, поэты.

- У нас есть сооружения. Не забывайте о сооружениях, - сказал Корнер. Люди ничего не могли бы написать, если б они не сооружали... дороги, плотины, храмы. Слова приходят после сооружении.

- У нас есть все, - сказала Джейн Ладлоу.

- Не совсем, - снова огрызнулся Докерти. - Одного у нас нет...

- Чего же? - спросил Лев, как будто он был готов тут же восполнить недостаток.

- Любви, - сказал Докерти.

- Да, любви нам не хватает. - Теодора Ленк пронзила его взглядом.

Корнер взглянул на Теодору, и его суровое лицо смягчилось. Все молчали.

- Какая чушь! - вскричал Лев, нарушая молчание своим надорванным голосом. И все же даже после его слов молчание не рассеялось. - Докерти, я всегда знал это! При всех ваших социалистических воззрениях вы настоящий романтик восемнадцатого века. Любовь! Нужны нам воловьи упряжки? Нет: у нас есть паровозы и авто. Нужны нам храмы? Нет: у нас есть небоскребы. Нужны нам легконогие афинские вестники? Нет: у нас есть телефон и радио. Нужна нам любовь? У нас есть страсть... половое влечение. Возвращайтесь к пиндаровым одам, вы, старый слюнтяй. У нас тут, в Чикаго, будет новый Ренессанс, только лучший - без любви.

- Лев, вы дурак, - сказал Докерти спокойно и серьезно. - Вы не понимаете, что едите одни плевелы. Все ваши остроумные рассказы, полные полового влечения, и все мои стихи, полные тоски о несуществующей любви, все это ничто. Что бы мы ни писали, все это будет ничто... хвалебные гимны, прославляющие Ничто... пока не придет к нам любовь.

- Любовь - к кому? - спросила Теодора Ленк, положив свою руку на волосатую лапу отца.

- Любить можно только бога, - сказал Корнер и посмотрел на миссис Ленк. - И бога можно любить только в женщине. - Он отвел глаза. - Бог умер.