Борис Можаев - Мужики и бабы

• Название: Мужики и бабы
• Автор: Борис Можаев
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1980

---

– А ну, руки назад!

Заломив Прокопу за спину руки, он обернулся к Левке:

– Помоги связать!

И вдруг Прокоп, закатив глаза, вяло опустил голову и, подгибая колени, стал валиться прямо лицом в снег.

– Чтой-то с ним? – опешил рабочий в сборчатке.

– Отойдет, – процедил сквозь зубы Зенин. – Это он от жадности зашелся. Отнесите его на двор. Пусть охолонет. Да руки ему свяжите! Не то еще чего-нибудь выкинет.

Несли втроем. Прокоп был сух и легок, как старый петух. Положили его посреди двора на охапку сена, руки сложили на животе и связали Левкиным брючным ремнем. Потом вошли в дом делать опись и выпроваживать семью.

В доме было сумрачно и все еще пахло порохом. Дети сидели на печи, младшие дружно ревели. Матрена присела на приступок подпечника и тоже голосила. Один только Петька, подросток лет четырнадцати, крепился; он сидел на краю печки, свесив ноги, и хмуро смотрел на вошедших.

– Зажгите огонь! – приказал Зенин.

Санька Рыжая бросилась зажигать висячую лампу, а Левка по-хозяйски расположился в переднем углу за столом и раскрыл свою папку:

– С чего начнем опись?

– Подожди ты с описью, – сказал Зенин и, поглядев в окно, обрадованно произнес: – Ага, лошадь подогнали. Давай сперва помещение освободим.

– Куда ж вы нас на мороз-то выселяете, люди добрые? Али мы злодеи какие? Хоть малых детей пожалейте! Ахти! Боже наш милостивый!.. Заступница небесная!.. Вразумитя их, вразумитя! Не дайте погубить души невинные! – Матрена встала перед печкой, раскинула руки и заголосила пуще прежнего.

Зашевелились на печи, сбились в кучу, как ягнята, ребятишки и с отчаянными воплями отодвинулись в дальний угол. И только один Петька не тронулся с места; побледнев, как полотно, покусывая губы, он все так же сидел, свесив ноги и скрестив на груди руки.

– Ну, чего сидишь, как истукан? – крикнул на него Зенин. – Подавай сюда ребят!

– Не трогайте их! Не трогайте! – пронзительно закричала Матрена и стала биться головой о печку. – Ироды проклятые! Креста на вас нету… Душегубцы окаянные!..

В избу вошли Сима и Максим Селькин.

– А ну, взять ее! – приказал Зенин.

И четыре мужика, ухватив Матрену за руки и за ноги, поволокли на улицу. Но на крыльце идущий впереди Максим Селькин оступился, нырнул вниз по ступенькам и выпустил правую руку Матрены. В тот же миг Матрена мощной затрещиной отбросила прочь Левку и, обхватив руками за шеи Зенина и рабочего в сборчатке, съехала вниз по ступенькам, подмяв их всей тяжестью своего шестипудового тела. Разбросав их по снегу, отбиваясь, как медведица от наседавших собак, она поднялась на крыльцо и у самого порога упала, сбитая подножкой. Ее снова тащили волоком до самых саней…

– Детей ведите сюда! – хрипел Зенин, заламывая ей руки. – Куда? – остановил он Симу. – Держите ее… За детьми пусть идут Бородина и Федулеев.

Когда те пошли в избу, Петька уже стоял возле дверей, готовый к выходу; в руках, в охапке держал узелки, собранные матерью в дорогу.

– А это зачем? – ткнул в них пальцем Левка. – С собой ничего брать не разрешается.

– Еда здесь у нас, – сухо сглотнув, сказал Петька.

– И еду нельзя.

– Да ты что, ай очумел? – набросилась на него Санька Рыжая. – Им же до Пугасова ехать… Чай, не в гости на пироги едут! Забирай, забирай! И все выноси в, сани. Там тебя мать ждет, – выпроваживала она старшего с узелками.

Потом взялась за малышей, все еще кричавших на печи:

– А кто вас обидел? Кошка? Ох, какая нехорошая кошка!.. А вот мы ей сделаем ата-та!.. Слезайте, слезайте смелее… Там вас мамка ждет. Поедете в новый дом. Здесь же вон – холодно. Окна разбиты. Здесь нельзя оставаться… Идите, идите! Вас мамка зовет.

Так и вывела всех, подбадривая, подталкивая, уговаривая:

– Кататься поедем… Лошадка запряжена, хорошо-то как! И дом у вас будет новый. И никто вас там не тронет…

Когда детей усадили в сани, Матрена затихла, смирилась со своей судьбой, только трудно и шумно всхлипывала и вздыхала.

– Везите их до райисполкома, – приказал Зенин Симе. – Там в штабе скажут, куда ехать дальше…

– Куда ж вы хозяина дели? Ай в конюшне заперли? – спросила под конец Матрена.

– Не ваше дело, – ответил Зенин.

И, уже входя в избу, наказал Саньке:

– Сходи-ка, посмотри… Не удрал он?

И в доме, дуя на руки, с видимым облегчением сказал Федулееву:

– Вот теперь можно и опись составлять, – прошелся по избе, по горнице, глянул на висячее зеркало в деревянной резной раме, подмигнул себе и, удовлетворенный собственным отражением, изрек: – Лиха беда начало. Много добра колхозу отпишем. Все, что здесь есть, это теперь наше.

– Да здесь, кроме зеркала да деревянной кровати, и нет ни хрена, – сказал рабочий.

– А скотина, молотилка, кладовая?

– С чего начинать? – спросил Левка.

– Начинай с самого начала, с дома. Так и пиши: пункт первый – дом пятистенный, красного лесу, на каменном фундаменте…

Его прервала Санька Рыжая, влетев на порог, часто дыша, как от дальней пробежки, она сказала с ужасом на лице:

– Ме-ортвай он! Мертва-ай! И глаза застекленели, и руки холодные… Батюшки мои! Что ж мы наделали?

– Ничего особенного. Одним классовым врагом стало меньше, – спокойно возразил Зенин. – Ступай в райштаб, доложи Ашихмину… Пусть пришлет фельдшера, чтобы акт составить.

– А ты куда? – крикнул на вставшего из-за стола Левку. – Ты сиди, сиди… Опись надо составлять. У нас с вами дела неотложные. Нас никто от них не освобождал.

Поскольку число кулаков в Тиханове перевалило за плановую цифру, утром сколотили еще одну группу по раскулачиванию, четвертую: из группы Чубукова взяли Кречева, из тяпинской – Ванятку Бородина да подключили к ним Василия Чухонина, Семена Жернакова и Тараканиху.

Последней троице поначалу было обещано чужое село, поэтому они упирались:

– Не пойдем трясти своих… Тады нам в глаза наплюют.

– Кто? Классовые враги? – спросил Возвышаев.

– Дык для тебя они классовые, а для нас хоть и поганые, а все ж свои, – ответила Тараканиха. – И в поле вместе, и в лугах, и на посиделках, и на сходах, а теперь трясти?

– Вы что, не понимаете, какой исторический рубеж подошел? Мы входим в новую эру… Великий перелом начинается! А посему всех эксплуататоров к ногтю. Всех! И своих, и чужих… Они все одинаковые – с черным нутром.

– Насчет черного нутра и великого перелома мы не против, – сказал Биняк. – Только давайте мы пойдем трясти чужих чернонутренних. А наших пущай кто-нибудь из вас идет.

Сошлись на том, что эта группа пойдет кулачить на Выселки братьев Амвросимовых и Черного Барина. А уж по дороге им навязали фотографа Кирюхина. Жил он в Нахаловке, возле Андрея Ивановича Бородина. С него и начали…

Но случилось так, что милиционер Кулек, сопровождавший эту группу на подводе, уехал раньше в Выселки. За ним послали верхового с приказом ехать в Нахаловку и ждать всю группу возле дома Кирюхина. Кулек вернулся в Нахаловку и остановился напротив Андрея Ивановича Бородина, поджидая все свое начальство посреди дороги. Уже развиднелось – и подводу, и человека в санях хорошо было видно из окон. Люди припадали лбами к оконным рамам, находя проталинку в оконном стекле.

Надежда первой увидела эту страшную подводу с милиционером напротив своего дома и обомлела:

– Андрей, да ведь это они к нам! Батюшки мои, куда деваться? – всплеснув руками, ринулась от окна Надежда и бестолково засуетилась по избе, сняла с ребра печного ключ от кладовой, сперва спрятала его в нижнем кармане кофты, потом отнесла в горницу, сунула под перину.

Андрей Иванович, еще толком не успевший прийти в себя после ночевки в пожарной, испуганно метнулся к окну и, побледнев до синевы на скулах, глазел сквозь оконную проталину на подводу с милиционером, как кролик из клетки на подоспевшего барбоса, – бежать бы, да некуда. Услыхав, как хлопнула дверью вышедшая из горницы Надежда, спросил:

– Может, они за сундуком Семена Дубка?

– Дак он же пустой!

– Как пустой? – оглянулся Андрей Иванович.

– Забрали добро… Ночью ноне приходили Лукерья Тычка и Леня Горелый. На двух салазках увезли.

– А Семен что? – спросил Андрей Иванович, повышая голос.

– Что Семен? Поди Лукерья-то женой ему доводится, – ответила Надежда. – Как-нибудь дома промеж себя разберутся.

– Промеж себя! А про нас позабыла? Ежели Семен покажет, что сундук к нам отвез? Энтот все может. Как быть тогда? Ведь не пустым же, скажут, привез он сундук в кладовую? Церковную утварь ищут. Понимаешь ты, голова два уха?

– Да плевала я на вашу утварь! У меня и без нее голова кругом пошла. Или ты позабыл, где ночевал-то?

– Сказала бы им, чтоб и сундук забирали. Зачем они его оставили?

– Дался тебе этот пустой сундук! Ты об своем добре-то подумай, пустая голова. Вот они нагрянут сейчас – и все пропадет. Ведь ничего убрать не успели!

Андрей Иванович глянул с опаской в окно и выругался: