Борис Можаев - Мужики и бабы

• Название: Мужики и бабы
• Автор: Борис Можаев
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1980

---

– У вас там ураза, а мне здесь хоть камаринского пляши… Мать вашу перемать, – длинно выругался Кадыков.

– А где Лыков? – спросил Белоногий.

– Еще ночью ушел на кордон в засаду, – ответил Кадыков. – Сидите здесь… И до пяти часов без моего разрешения никуда не выходить. Даже до ветру. Понятно?!

– Понятно, об чем речь, – ответил разом за всех Вася.

– А я пойду в милицию. Предупредить надо. Не то и они выедут. В потемках еще перестреляем друг друга, в лесу-то.

– А хозяйка далеко? – спросил Вася.

– На огороде.

– Ччерт, хоть кваску попросить. Не то голова трещит и гремит, как пустая бочка, пущенная с горы.

– Не вздумайте тут у меня выпивку устроить! – строго предупредил Кадыков.

– Ну, что ты? Кваску хлебнем – и в самый раз.

Но не успел Кадыков путем от дома отойти, как Вася Белоногий сбегал на огород и послал хозяйку за водкой:

– Настюха, дуй в казенку! Чтоб одна нога здесь – другая там. И квасу там… целое ведро!

– Что вам, голову мыть, квасом-то?

– Огонь заливать будем… унутренний.

– Вон, спустись в погреб. Там с квасом целая кадка стоит. Хоть уходитесь в ней, – сказала хозяйка.

Вася Белоногий принес с огорода целый подол зеленых в пупырышках огурцов да квасу глиняный кувшин. Из печки вынул чугун гороху.

– Ну, ребята, не знаю, как в лесу, а здесь мы вот наедимся и немного погодя такой огонь откроем, что, пожалуй, стекла не выдержат.

Милиционеры были ребята молодые, и Вася Белоногий все подтрунивал над ними:

– Вы как насчет ориентировки? Ночью в лесу работали?

– Нет. А что? – спрашивал Кулек.

– Сейчас узнаем. Как у вас ремни, туго затянуты?

– По-армейски, – бодро отвечал Кулек. – Сколько раз пряжку перекрутишь, столько нарядов вне очереди. На, покрути! Попробуй! – он подставлял брюхо и надувался до красноты.

– Да нет, не эти… Брючные ремни. – Вася задрал у него подол гимнастерки. – Вон, видишь, у тебя даже ремня брючного нет, а в лес собрался.

– У него задница толстая, небось не спадут штаны-то, – сказал Бородин.

– Так-то оно так, а все же это не порядок, – озабоченно заметил Вася Белоногий.

– А в чем дело-то? – спросил опять Кулек.

– Перед Сенькиным кордоном дорога просматривается, значит, свернем в низину, а там болото. Но как болото преодолевается в ночное время?

– Ну как? Брод надо знать. Выбираем направление по створу – и держись прямо, – бодро отвечал Кулек.

– Какой же створ ты увидишь ночью? Да еще в лесном болоте?

– А как же переходить? – таращил глаза Кулек.

– А вот как: затягивают потуже брючные ремни, а сквозь ширинку надувают в штаны воздух. На манер поплавка. И ты идешь по болоту, как в непотопляемом спасательном круге.

– От дает! – закатывался Кулек, как гусак, закидывая голову.

Сима сдержанно улыбался. И по своим повадкам и внешне они сильно разнились. Кулек был горластый, высокий, с покатыми узкими плечами и толстым задом. Когда он восседал на лошади в своем буденновском шлеме со шлыком на макушке, то и в самом деле сильно смахивал на опрокинутый бумажный кулек. На всякие беспорядки кидался, как воробей на мякину, шумел, размахивал руками, готовый сам ввязаться в драку. Сима, напротив, был аккуратен, держался на расстоянии, точно боялся, что его помнут: «Прошу пройти за мной в отделение милиции». Настоящее имя его Степан Субботин, он был из Сергачева.

В Тиханово пришел в зятья, женился на Капкиной дочери Симе, на такой же тихой, как сам, и незаметной девице с приятными мелкими чертами лица. Оттого и прозвали его Симой. И хотя от Капки он ушел и опять поселился в Сергачеве, но прозвище так и осталось за ним.

Хозяйка принесла две бутылки водки и неловко сунула сдачу Васе в карман.

– А это что такое? – поймал он ее за руку. – Ба! Вещественное доказательство…

Он затолкал ей в карман эти деньги и сказал:

– Запомни, я тебя никуда не посылал, и ты никуда не ходила.

Затем свернул белую сургучную обливку, раскупорил бутылки и всю водку разлил по кружкам и ковшам:

– Выпием не глядя и позабудем.

Водку выпили залпом и запили квасом. Потом принялись за огурцы и горох.

– Первым делом, ребятки, надо подзаправиться, – рассуждал Вася за едой. – Потому как в лес идем. А в лесу, да еще ночью, главное дело – не падать духом, то есть чтобы дух всегда при тебе держался. Пусть эти волки и медведи издаля чуют – с кем они дело имеют.

– Ну, нашим ребятам волки и медведи нипочем, – подхватил Андрей Иванович. – Они по-темному ходили на зверя пострашнее.

– На кого это? – удивился Вася.

– На песиголовца.

– Да не может быть!

– Ей-богу, правда. Да не где-нибудь на задворках, а прямо в селе его брали.

– От дают! – закатывался Кулек.

А Сима улыбался.

– Да где же это? Когда? – спрашивал Вася.

– В марте месяце, когда шинки громили. Наперекосы от меня живет Андрей-слепой с вожаком Иваном. Может, слыхал?

– Милостыню который собирает?

– Ну! Он не только побирается, но и шинок держит. И вот однажды, на ночь глядя, Кулек и Сима решили его накрыть с водкой, с поличным то есть, как мы теперь Жадова.

– Но-но, говори, да не пробалтывайся! – одернул его Вася Белоногий и оглянулся.

Хозяйки в избе не было. Вася встал, поглядел в окошко и только после того как убедился, что хозяйка в огороде, вернулся к столу.

– Так вот, значит, нагрянули они на ночь глядя к Андрею-слепому с обыском. А того предупредили. Он собрал в мешок всю свою водку с самогонкой пополам и говорит вожаку: «Иван, лезь на чердак и заройся в мякину, там, за боровом. Мотри, мешок под собой держи». Ну, ладно. Эти пришли с обыском, а вожак на чердаке сопит. Поглядели они на полках да под лавками – все пусто. В избе просторно, хоть на телеге катайся – ничего не заденешь. Вышли в сени, Кулек и говорит Симе: «Ты на чердак лезь, а я в подпол спущусь». Полез на чердак Сима – там темно и пусто. Но вроде бы кто-то посапывает. Он с дрожью в голосе: «Кто тут?» Молчание. Что за черт, думает, домовой, что ли, шутит? Протянул руку за боровом пошарить и наткнулся на щетину вожака. Тот голову сроду не моет и не чешет, а волосья у него – что у того полкана, напороться об них можно. «Кто здесь?» А вожак с перепугу слова сказать не может, только зубами стучит. Тут наш Сима как заорет: «Песиголовец!» Да с чердака топором – чуть голову не сломал.

– А я в подполе был. Кы-ык он грохнется об пол. Я думаю: что такое? Или ступа упала? – осклабился Кулек.

Сима только сладенько улыбался и блаженно покачивал головой.

Когда Кадыков пришел из милиции, его боевые соратники вповалку валялись на полу, подстелив под головы хозяйские шубняки и фуфайки. На всю избу гремел затяжной богатырский храп. Зиновий Тимофеевич потолкал в мягкое место сапогом одного за другим – всех подряд, но никто даже не промычал.

– Хряки вы, хряки и есть.

Плюнул, выругался и полез на поветь спать, наказав хозяйке разбудить его в четыре часа пополудни.

Между тем Герасим Лыков лежал на лесном холме недалеко от Сенькина кордона, кормил комаров и матерился от бессилия. Местечко он выбрал удобное – отсюда, из-под могучей поваленной сосны, хорошо просматривались обе дороги, ведущие к кордону. И Сенькин запасник виден был – небольшая бревенчатая избушка, стоявшая на склоне озера на месте бывших тырлов.

Какой лес мощный, какая сила прет из земли, думал Герасим, глядя на молодую зачащенную урему, идущую сразу от озера и до самого извилистого русла Чертанки, мелкого притока Оки.

Всего двенадцать лет назад, на его памяти еще, здесь были такие клеверища и сеяные травы, что падай с разбегу – не ушибешься. Как в перину хлястнешься и уснешь без подушки. А теперь такая чертова прорва поперла – все заросло, и плюнуть негде: ольха, береза, осина, рябинник, чернотал, да еще хмелем перевито все и буйным вьюнком с горькой волчьей ягодой. Вот что поджидает всю нашу землю матушку-кормилицу. Чуть прозевал, и глядишь – вместо ели да сосны паршивая ольха, а вместо клевера – ядовитые бусинки волчьей ягоды.

Нет, не за страх и преданность перед Васей Белоногим лежал здесь по-медвежьи Герасим и кормил своей кровью комаров; его мучила и жгла лютая ненависть ко всякому ворью, к этому людскому черноталу, глушащему, по его разумению, добрые побеги. Если им дать волю, запсеем, сами в ворье превратимся, из горла будем рвать друг у друга последний кусок. Вот до чего дойдем, если не дать им окорот.

Он лежал и радовался, что удачное местечко выбрал, что всех он видит, как архангел Гавриил, только меча разящего нету у него. Не то бы он всем этим живоглотам башки посносил, не дожидаясь милиции. Он видел, как привез из Ермилова Сенька Кнут жадовские пожитки, потом – как приехали лесник Кочкин с каким-то лысым мужиком, привезли живого барана; видел, как ходил дважды Сенька в избушку на бывших тырлах и подолгу там оставался; потом в эту избушку ходил тот приезжий, лысый, и тоже долго не выходил оттуда. «Чего они там делают? – думал Герасим. – Клад у них там, что ли?» Ему хотелось переползти туда, заглянуть, но он боялся выдать себя. Они с меня здесь с живого шкуру спустят, и никто не увидит и не услышит.