Дик Фрэнсис - Серый кардинал

• Название: Серый кардинал
• Автор: Дик Фрэнсис
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Детектив
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-05417-0

Приняв решение баллотироваться в парламент, удачливый предприниматель Джордж Джулиард не предполагал, что этим он подвергает свою жизнь серьезной опасности. Его предвыборная кампания вдруг становится игрой со смертью, где с одной стороны — Джордж и его сын Бенедикт, а с другой — таинственный незнакомец, Серый кардинал, безжалостно и расчетливо посылающий своих «гвардейцев» на преступления.

---

— Когда несколько лет назад я спрашивал тебя, ты сказал, что, по-твоему, «окно на год» — хорошая идея.

— Я не предполагал, что ты намерен провести год в конюшне.

— Но это же опыт взросления!

— Это минное поле моральных ловушек.

— Ты мне не веришь! — Я и сам услышал в своем голосе ноты разобиженного чувства собственного достоинства. Почти скулеж. Поэтому более холодно добавил:

— Ведь, следуя твоему примеру, я бы держался подальше от неприятностей.

— Ты имеешь в виду подкуп? — Моя попытка польстить не произвела на него впечатления. — Ты не будешь по сговору проигрывать скачки? Все придут в восторг от твоей неподкупности? Ты в это веришь? А как насчет слуха, что ты связан с наркотиками? Слухи разрушают репутацию быстрее, чем правда.

Я молчал. Сегодня утром недоказанное обвинение разбило удобную иллюзию, будто невиновность щитом загораживает от клеветы. Отец, без сомнения, отнес бы это открытие к разряду «взросления». Стук в дверь прервал мои горькие мысли. Появился завтрак, практически первый шаг к освобождению от хронического голодания. Теперь я мог есть, не испытывая укоров совести. Необходимость контролировать вес иногда доводила меня до головокружений от недоедания. Даже тем, как я набросился на еду, словно голодный волк, я отдавал должное отцу. Он заранее понял, что в данный момент я не стану отказываться и соглашусь поесть.

— Ты ешь и слушай, — продолжал отец. — Если бы ты мог стать самым великим в мире жокеем в стипль-чезе, я бы не стал просить... того, что собираюсь предложить тебе. Если бы ты готовился стать, скажем, Исааком Ньютоном, или Моцартом, или каким-то другим гением, было бы бессмысленно просить, чтобы ты бросил свои занятия. И я не прошу тебя навсегда отказаться от скачек. Только откажись от попыток сделать их своей жизнью.

Оказывается, кукурузные хлопья и молоко потрясающе вкусная штуковина.

— У меня есть подозрение, — между тем говорил отец, — что ты хотел бы продлить «окно на год» навсегда.

На секунду я перестал жевать. Нельзя отрицать, что он прав.

— Поэтому, Бен, ты поедешь в Эксетер. Продолжишь свое взросление там. Я не жду, что ты будешь первым. Если вторым — прекрасно. Третьим тоже неплохо. Хотя мне кажется, что ты добьешься хороших результатов. Как всегда. Несмотря на невыгодную дату рождения.

Я набирал вес, поглощая бекон с помидорами и грибами и сопровождая все тостами. Из-за косной системы образования, согласно которой школьники распределялись по классам по возрасту, а не по способностям, я всегда оказывался в классе самым младшим. И мне приходилось держаться на уровне более старших. Дело в том, что я родился в последний день периода. Тридцать первым августа завершалось формирование класса из ребят данного возраста. Если бы я родился первого сентября, то попал бы в класс на год младше. И таким образом получил бы двенадцать месяцев форы. «Окно на год» могло бы прекрасно уравнять мои шансы. И отец, говоря об университете, конечно, это понимал и прощал плохие результаты в дипломе раньше, чем я начал учиться.

— До Эксетера я хотел бы, чтобы ты поработал на меня, — продолжал он. — Я хотел бы, чтобы ты поехал со мной в Хупуэстерн и помог мне стать членом парламента.

Я уставился на него, продолжая медленно жевать, но уже не чувствуя вкуса.

— Но, — возразил я, проглотив, — я ничего не понимаю в политике.

— Тебе и не надо понимать. Мне не нужно, чтобы ты произносил речи или делал политические заявления. Я хочу, чтобы ты был рядом со мной, был частью моего образа, или, как говорят, имиджа.

— Не... я имею в виду, — заикаясь, забормотал я, — что не понимаю, что я могу сделать.

— Ешь яблоко, — спокойно проговорил он, — а я объясню.

Он сел в кресло и неторопливо скрестил ноги, словно повторяя отрепетированный эпизод. И я подумал, что, наверно, он и правда не раз повторял в уме предстоящий разговор.

— Избирательный комитет, выдвинувший меня своим кандидатом, — начал он, — откровенно признает, что предпочел бы видеть меня женатым. Так мне и сказали. Мое холостяцкое положение в их глазах, как они говорят, выглядит изъяном. Хотя я и сообщил им, что был женат, что моя жена умерла и что у меня есть сын. Это их успокоило, но не до конца. И я прошу, чтобы ты выступал в некотором смысле как замена жены. Появлялся со мной на публике. И мило вел себя с людьми.

— Целовал малышей? — рассеянно проговорил я.

— Целовать детей буду я. — Мой вопрос его насмешил. — А ты можешь беседовать со старыми леди и болтать о футболе, скачках и крикете с мужчинами.

Я вспомнил дикое возбуждение на скачках, когда сливаешься с лошадью.

Вспомнил опьянение, какое испытываешь, рискуя сломать себе шею. Ведь судьбе и случаю противопоставляешь такой минимум мастерства, как у меня. И, чтобы завершить стремительную скачку не самым последним, гонишь лошадь изо всех сил. И твой победный крик так далек от болтовни с малышами.

Я жаждал простой жизни, безрассудной бешеной скорости, которую дарили лошади, которую дарили лыжи. И я начинал понимать, как в конце концов понимал каждый, что все радости держат тебя на коротком поводке.

— Как он мог подумать, что я стану возиться с наркотиками, когда работа со скаковой лошадью — высший кайф? — проговорил я.

— Если бы Вивиан сказал, что берет тебя назад, ты бы пошел? — спросил отец.

— Нет. — Ответ выскочил инстинктивно, без обдумывания.

Нельзя второй раз войти в ту же реку. А в те несколько часов среды августа я прошел долгий путь по дороге реальности. И с горечью признал мрачную истину, что никогда мне не быть жокеем своей мечты. Никогда мне не победить в Большом национальном. Но вместо этого чмокать малышей? Боже мой!

— Выборы пройдут раньше, чем начнется семестр в Эксетере. Впереди больше трех недель. К тому времени тебе уже будет восемнадцать...

— ...и я напишу в Эксетер и сообщу, что отказываюсь от места, которое они мне предлагают, — сказал я без радости и сожаления. — Даже если ты прикажешь мне ехать в Эксетер, я не могу.

— Я заранее аннулировал твое решение, — ровным тоном сообщил он. Я предполагал, что ты можешь так поступить. Знаешь, я наблюдал за тобой, когда ты был подростком, хотя мы никогда не были особенно близки. Я связался с Эксетером и отменил твой возможный отказ. Теперь они ждут, когда ты зарегистрируешься. Для тебя приготовлена комната в университетском городке.

Пока не взбунтуешься и не убежишь, ты будешь продвигаться вперед к своему диплому.

Я понял шаткость своего положения и в который раз испытал знакомое ощущение могущества этого человека. Он обладал силой, которая перевешивала любые обычные семейные связи. Даже университет в Эксетере он заставил служить своим целям.

— Но, отец... — неуверенно запротестовал я.

— Папа.

— Папа... — Совершенно неподходящее слово ни для его образа родителя, традиционно поддерживающего сына-школьника, ни для моего восприятия его как человека, бесконечно отличавшегося от среднего мужчины в деловом костюме. Я понял, что его Большой национальный — это дорога на Даунинг-стрит.

Выиграть скачку — для него означает занять резиденцию премьер-министра в доме номер 10. Он просил меня отказаться от недостижимой мечты и помочь ему получить шанс для осуществления его собственной. Я уставился на нетронутое яблоко и банан. У меня пропал аппетит.

— Я тебе не нужен, — промямлил я.

— Мне нужно завоевать голоса. Ты способен мне помочь в этом. Если бы я не был абсолютно убежден в твоей ценности для завоевания симпатий избирателей, ты бы сейчас не сидел здесь.

— Ну... — поколебавшись, закончил я, — я бы предпочел не сидеть.

Тогда бы я бесцельно и счастливо слонялся по двору конюшни Вивиана Дэрриджа, погруженный в свои иллюзии. И не так резко и не так жестоко я бы все-таки приближался к пониманию реальности. Наверно, и в этом случае я бы испытывал подавленность. Другое будущее, к которому отец подталкивал меня сейчас, по крайней мере, отличалось от медленного сползания в никуда.

— Бен, — отрывисто произнес он, будто читал мои мысли, — сделай попытку. Порадуйся новой возможности.

Он протянул мне конверт, полный денег, и велел пойти и купить одежду.

— Выбери все, что тебе нужно. Мы поедем в Хупуэстерн отсюда.

— Но мое барахло... — начал я.

— Твое барахло, как ты его называешь, миссис Уэллс упаковала в коробку. — У миссис Уэллс я снимал комнату в доме, стоявшем на дороге в конюшню Дэрриджа. — Я заплатил ей до конца месяца, — продолжал отец. — Она очень довольна. И, наверно, тебе приятно будет узнать, что она восхищалась, какой ты тихий и симпатичный парень и какое это удовольствие жить с тобой в одном доме. — Он улыбнулся. — Я договорился, чтобы твои вещи прислали сюда. И скоро, видимо завтра, ты их получишь.

Еще один удар, подумал я. Меня будто накрыло волной прилива. Не первый раз отец выдергивал меня из привычного легкого образа жизни и ставил на незаконную дорогу. Сестра покойной матери, тетя Сьюзен и ее муж Гарри, которые очень неохотно согласились меня воспитывать, в таких случаях чувствовали себя оскорбленными, о чем тетя Сьюзен часто и с горечью говорила. Например, отец вырвал меня из средней школы, которая была «вполне хороша» для ее четырех сыновей. А он настоял, чтобы я брал уроки дикции и дополнительно занимался по математике, которая мне давалась лучше других предметов. После этого я провел пять лет в самой дорогой школе интенсивного обучения, в Молверн-колледже.