Любовь Воронкова - Рожок зовет Богатыря

• Название: Рожок зовет Богатыря
• Автор: Любовь Воронкова
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Детские приключения
• Год: 1957

В повести Л. Ф. Воронковой и К. В. Воронцова «Рожок зовет Богатыря» рассказывается о приключениях дальневосточных ребят, которые отправились искать убежавшего из совхоза оленя и заблудились в тайге. Три дня и три ночи провели они в лесу, терпели голод, попадали в бестропья, перебирались через завалы. Здесь в трудную минуту обнаружились истинные характеры ребят: кто считался отважным и храбрым — оказался малодушным, кто выглядел незаметным — обнаружил высокие качества души, неумелые — многому научились, и все они поняли силу пионерского коллектива, когда все за одного, а один — за всех.

---

Толя подбежал к саням, сразу все сообразил, поднял руку и сказал:

«Папа! Подожди! Я директора попрошу».

И побежал к директору.

Очень скоро Толя примчался обратно. Он еще издали махал рукавицей и кричал:

«Не стреляй, папа! Оставить! Оставить!»

«Ну что ж, оставим, — сказал Андрей Михалыч. — Только все равно нам его не выходить!»

Сережа подошел к оленю. И Катя подошла. Он глядит на них, а из глаз бегут слезы. Плачет. Прямо как человек...

Тут Сережа закусил губу чуть не до крови, сбросил пальто и давай с себя рубашку стягивать. Прямо на морозе стягивает рубашку, чтобы оленю завязать рану. Катя, глядя на него, даже зубами застучала от холода...

«Не рви рубашку, — сказал Илья Назарыч, — не понадобится».

Он снял с плеча свою докторскую сумку, промыл оленю рану, залепил ее чем-то — пластырем, наверно. Он ведь очень хороший врач: если берется лечить, то всегда вылечивает. Правда, здесь он считал, что и лечить не стоит, все равно оленю погибать...

— А вот и не погиб! — заключила Катя. — Выходили. Мы его хлебом кормили. Он у нас смирный был — пока болел. А выздоровел, ушел в стадо и знать никого не хочет. Только вот одного Сережу еще подпускает... Вырос, красивый стал! Настоящий Богатырь! Ему даже рога оставили — в Москву на выставку его повезем!

— А Толя? — живо спросила Светлина. — Он же, наверно, больше всех за ним ухаживал?

— Толя?.. — Катя задумчиво покачала головой. — Нет. У Толи всегда всяких дел много. Он тогда доклад делал на дружине — «Каким должен быть пионер». В каникулы во Владивосток ездил, на слет. А еще о дружбе доклад делал. Он у нас в школе все доклады делает. Ему некогда. Светлана встала.

— Катя, — попросила она, заглядывая в Катины глаза, — а можно мне того оленя посмотреть, а?

— Ну что ж! — сказала Катя. — После обеда Сергей с отцом пойдет рогачей кормить, и мы за ними увяжемся. А там на солонцы проберемся. Он постоянно приходит соль лизать. Вот и увидишь, какой он красавец!

— А их и летом кормят? Я думала, только зимой.

— И летом. Чтобы панты лучше росли. А как панты снимут — то на подножный! Хватит с них и травы!

Тихо в совхозе в полуденный перерыв. И в тишине кажется, что еще жарче пригревает солнце, еще нежней и слаще пахнут цветущие травы.

Но перерыв недолог. Вот уже постучали в било на горе. Вот пришли машины с комбикормом, прогудели по улице, пугая поросят и гусей.

А вслед за машинами спешит кладовщик Теленкин, отец Антона Теленкина, принимать комбикорм. Он невысокий, с брюшком, ходит, широко расставив руки, будто готовится схватиться с кем-нибудь врукопашную. Но лицо у него спокойное, румяное, и в морщинках около глаз ютится улыбка.

Прошел в свою пропахшую формалином лабораторию Илья Назарыч, продымил трубкой по улице, ни на кого не глядя, не замечая ничьих поклонов. Такая уж у него манера: навесит брови на глаза и ничего не видит кругом.

И далеко в оленьих парках-загонах запел рожок кормача Ивана Крылатова. Он пел, как птица, как необыкновенная птица с золотым горлышком, — протяжно, чуть-чуть печально, повторяя, две или три ноты.

Девочки бежали по зеленым тропочкам через светлую, нарядную ореховую рощу. Поднялись на вершину сопки. Тут на открытом склоне серебрилось овсяное поле. Снова спустились, перепрыгнули через узенький, звонкий ручей... Вот и парк. Дорогу им преградила изгородь.

— Иди за мной, — сказала Катя и побежала вдоль изгороди.

Она приоткрыла маленькую тяжелую калитку, скользнула в щель, пропустила Светлану. Калитка захлопнулась за ними.

Еле касаясь травы, девочки побежали вдоль ручья по склону. Ручеек вдруг разлился в маленькое круглое озеро. Над озером, под большими дубами стоял длинный навес, крытый тесом. Здесь лежали корма — сено, жмых, кукуруза... Сюда приходили олени зимой прятаться от буранов.

Около навеса стояли длинные корыта. Девочки увидели Сережу. Он, деловито нахмурившись, ходил вдоль кормушек, разравнивал корм, отгонял воробьев и лесных горлиц, которые, заслышав рожок, стаями прилетали сюда обедать. Отец его и Кати, Иван Васильевич Крылатов, играл на рожке. И все это — и навесы с крышами, подкрашенными солнцем, и кормушки, и нахмуренный Сережа, и отец с запрокинутой головой и круглым рогом у рта, — все это отчетливо повторялось в пруду вместе с кромкой цветущей травы и куском синего неба.

Девочки уселись на бугорке и притихли. Тайга молчала. Неохватный старый тополь чуть пошевеливал листьями где-то высоко над головами, почти в облаках.

— Ну и дерево! — сказала Светлана. — У нас во Владивостоке таких не бывает. А что, если оно упадет и оленей задавит?

— Этот тополь, наверно, пятьсот лет стоит, а может, и тысячу, — ответила Катя, — и никогда не падал. А теперь вдруг упадет? Да его и не свалишь ничем. Еще тысячу лет будет стоять... — И вдруг замолкла, темные глаза ее радостно раскрылись и стали круглыми: — Идут...

Светлана вытянула шею и даже порозовела от волнения:

— Где?.. Вижу, вижу...

Рожок все играл, все повторял несложный напев: «ту-ру-ру, ту-ру-ру»... Звал оленей: убеждал их, что никакая опасность им не грозит, и даже, наоборот, они найдут здесь хороший обед...

И олени шли. Они выходили из кустов, сторожко поглядывали во все стороны, шевелили ушами, останавливались, поднимая головы, слушали, не решаясь покинуть лесную тень. А рожок все звал, все манил и уговаривал. И олени опять шли, подходили все ближе и ближе. Коричневые влажные ноздри их вздрагивали, они чуяли теплый запах корма. Ярко-рыжие, с белыми пятнышками на спине и светлыми ветвистыми рогами, они вдруг все сразу стали видны на зеленой поляне. Красивое, нарядное стадо появилось из леса.

Иван Васильевич отошел в сторонку: пантачи не любили, чтобы человек стоял возле, когда они едят. Зверь оставался зверем и никак не хотел стать домашним животным и дружить с человеком.

— А где же тот, ваш... Гордец, что ли? — спросила Светлана шепотом.

— Не Гордец, а Богатырь, — также шепотом ответила Катя. — Подожди, придет...

— А как же... — начала было Светлана.

Но Катя сделала ей знак помолчать.

— Сережа! — негромко позвала она.

Сергей не спеша подошел к ним и вопросительно уставился на сестру.

— Вызови нам Богатыря. А? — попросила Катя. — Вот Светлане очень посмотреть хочется. А?

Сережа взглянул на Светлану и кивнул головой. Он взял у отца рожок. Девочки поспешили за ним.

— Аккуратней там! — строго сказал им вслед Иван Васильевич. — В загон не входите!

Сережа, а за ним и девочки вышли из парка оленух и пошли куда-то в глубь леса, вдоль сквозной ячеистой изгороди. Тут было совсем дико: деревья, подлесок, кустарники — все росло, как хотело. И только оцинкованная изгородь, сквозившая среди зарослей, напоминала о том, что все это принадлежит хозяйской руке человека.

Сережа подошел к изгороди, приложил к губам рожок и заиграл «У дороги чибис, у дороги чибис...» Задорная песенка полетела в тайгу.

Богатырь ходил в дальнем углу парка. Он щипал траву, шевеля ушами, прислушиваясь ко всем шорохам и голосам, бродящим в тайге. Здесь было хорошо. Дикие запахи трав и цветущего кустарника леспедецы успокаивали, веселили, манили куда-то все дальше — в заросшие распадки, на вершины сопок, в приволье долин, где буйная трава поднимается до плеч, а иногда и до самых рогов...

Но вдруг в этой зеленой солнечной тишине золотым голоском позвал Богатыря рожок... Олень прислушался, сердито фыркнул. Ему трудно было переносить присутствие людей.

Однако рожок звал, и спокойствие было утрачено. Олень принюхался — запах овса и хлеба почудился ему; этот запах словно доносился вместе с ласковым и настойчивым зовом рожка. Олень фыркнул еще раз и побежал, закинув голову, туда где пел знакомую песенку рожок.

— Ух, какой! — невольно охнула Светлана.

Богатырь подошел гордой поступью, а высоко поднятые панты его, пронизанные солнцем, будто корона, светились на голове.

— Вот какой наш Богатырь! — с гордостью сказала Катя.

— Король-олень! — ответила Светлана. — Я такого в кино видела!

А Сережа, перестав играть, глядел на него влюбленными глазами и молчал. А что говорить? И так видно, что это лучший олень в стаде.

— На выставку в Москву поедет, — сказал Сережа. — Пусть и там на него люди полюбуются.

— И Толя Серебряков тоже поедет, — вздохнула Катя. — Счастливый!

5

Старший объездчик Андрей Михалыч Серебряков улыбался редко. Он глядел на людей холодно, внимательно и спокойно. Но зато если улыбался, то будто солнышко освещало его лицо, и тогда ни один человек не выдерживал, чтобы не улыбнуться ему в ответ. Только заслужить эту улыбку было очень трудно.

Андрей Михалыч любил тайгу, знал зверей, был метким стрелком. Но хоть и был он хорошим стрелком, однако охотиться не любил. И только для волков у него всегда была приготовлена пуля.