Рэй Брэдбери - В мгновение ока

• Название: В мгновение ока
• Автор: Рэй Брэдбери
• Жанр: Научная Фантастика

Впервые на русском! Новый сборник Брэдбери после десятилетнего перерыва! Великий мастер, зачаровавший миллионы читателей во всем мире, доказывает, что Муза не изменила ему и на восьмом десятке лет, с блеском демонстрируя весь свой творческий диапазон — от теплой человечности, сентиментальности в лучшем смысле этого слова до густо замешанной на черном юморе трагикомедии.

---

— А как же зимой?

— На случай сильных заносов ледяной склеп имеется. Там покойники в целости и сохранности. В пургу даже письма на почте — и те своего часа ждут. Зато уж по весне целый месяц лопаты из рук не выпускаем.

— Что посеешь, то и пожнешь! — хохотнул незнакомец.

— Как бы так.

— Неужели зимой вообще не копают могилы? Ведь бывают же особые случаи? Особо важные покойники?

— На несколько ярдов можно пробиться: есть такая хитрая штуковина — заступ со шлангом. Нагнетаешь в шланг горячую воду, она через лезвие проходит, и тогда поспешай, как на чужом прииске, даже если земля насквозь промерзла. Только это на крайний случай. Лом да лопата — оно привычнее.

Парень помедлил.

— А вам бывает не по себе?

— Это как? Страшно?

— В общем… да.

Только теперь старик вытащил из кармана трубку, набил ее табаком, утрамбовал большим пальцем, раскурил и выпустил тонкую струйку дыма.

— Не бывает, — ответил он после долгого молчания.

Парень втянул голову в плечи.

— Чего другого ожидал?

— Вообще никогда?

— Разве что по молодости… было дело…

— Значит, все-таки было! — парень перебрался на ступеньку повыше.

Старик бросил на него испытующий взгляд и снова взялся за трубку.

— Раз всего и было. — Он обвел глазами мраморные плиты и темные деревья. — Тогда этим кладбищем дед мой заправлял. Я ведь тут и родился. А сына могильщика так просто на испуг не возьмешь.

Сделав несколько глубоких затяжек, он продолжил:

— Как стукнуло мне восемнадцать, семья на море поехала, а я остался один: траву подстричь, могилу выкопать — без дела не сидел. В октябре аж четыре могилы понадобились, да с озера уже холодом потянуло, надгробья инеем подернулись, земля промерзла. Выхожу я как-то ночью. Темно — хоть глаз выколи. Под ногами трава хрустит, будто по осколкам ступаешь, изо рта пар клубится. Засунул руки в карманы, иду, прислушиваюсь.

Из тонких стариковских ноздрей вырвались призрачные облачка.

— Вдруг слышу: голос из-под земли. Я так и обомлел. А голос кричит, надрывается. Покойники, видно, проснулись, услышали мои шаги и стали звать. Я стою — ни жив, ни мертв. А тать не унимается. Колотит снизу почем зря. В морозные ночи земля-то звонкая, как фарфор, соображаешь? Так вот…

Прикрыв глаза, старик вспоминал дальше.

— Стою, значит, на ветру, кровь в жилах стынет. Может, кто подшутил? Огляделся вокруг и думаю: померещилось. Ан нет, голос все зовет, да такой звонкий, чистый. Женский голос. Ну, я-то все надгробья знал наперечет. — У него опять дрогнули веки. — Мог уже тогда назвать в любом порядке, хоть по алфавиту, хоть по годам, хоть по месяцам. Спроси меня, кто в такой-то год помер, — я тебе отвечу. Взять, к примеру, тысяча восемьсот девяносто девятый год. Джек Смит скончался, вот кто. А в тысяча девятьсот двадцать третьем? Бетти Дэллман в землю легла. А в тридцать третьем? П. Г. Моран! Или месяц назови. Август? Прошлый год в августе Генриетту Уэллс Господь прибрал. Август восемнадцатого? Бабушка Хэнлон преставилась, а за нею и все семейство! От инфлюэнцы! Хочешь, день назови. Четвертое августа? Смит, Бэрк, Шелби упокоились. А Уильямсон где лежит? Да на пригорке, плита из розового мрамора. А Дуглас? Этот у ручья…

— И что дальше? — не вытерпел гость.

— Ты о чем?

— Вы начали рассказывать про тот случай.

— А, про голос-то из-под земли? Я о том и речь веду: надгробья, говорю тебе, все до единого знал, как свои пять пальцев. Потому и догадался, что звала меня Генриетта Фрэмвелл, славная девушка, в двадцать четыре года скончалась, а служила она тапершей в театре «Элит». Высокая, тоненькая была, волосы золотистые. Спрашиваешь, как я голос ее опознал? Да на том участке только мужские могилы были, эта одна — женская. Бросился я на землю, приложил ухо к могильной плите. Так и есть! Ее голос, глубоко-глубоко — и не умолкает! «Мисс Фрэмвелл!» — кричу. Потом опять: «Мисс Фрэмвелл!» Тут она заплакала. Уж не знаю, докричался до нее или нет. А она плачет и плачет. Пустился я с горки бежать, да споткнулся о плиту и лоб разбил.

Встаю — и сам ору благим матом! Добежал кое-как до сарая, весь в крови, вытащил инструмент, а много ли сделаешь ночью, в одиночку? Грунт мерзлый, твердый, как камень. Прислонился я к дереву. До той могилы три минуты ходу, а до гроба докопаться — восемь часов, никак не меньше. Земля звенит, что стекло. А гроб — он и есть гроб; воздуху в нем — кот наплакал. Генриетту Фремвелл схоронили за двое суток до заморозков. Она спала себе и спала, дышала этим воздухом, а перед тем как настоящие морозы грянули, у нас дожди прошли: земля сперва промокла, потом промерзла. Тут и за восемь часов не управиться. А уж как она кричала — ясно было, что и часу не протянет.

Трубка погасла. Старик умолк и начал раскачиваться в кресле.

— Как же вы поступили? — спросил посетитель.

— Да никак.

— Что значит «никак»?

— А что я мог поделать? Земля мерзлая. С такой работой и вшестером не совладать. Горячей воды нет. А бедняжка кричала, поди, не один час, покуда я не услыхал, вот и прикинь…

— И вы ничего не предприняли?

— Так уж и ничего! Лопату и ломик в сарай отнес, дверь запер, вернулся в дом, сварил себе шоколаду погорячее, но все равно дрожал как осиновый лист. А ты бы что сделал?

— Да я…

— Долбил бы землю восемь часов, удостоверился, что в гробу — покойница: надорвалась от крика, задохнулась, остыла уже, а тебе еще могилу закапывать и с родственниками объясняться. Так, что ли?

Заезжий паренек не сразу нашелся, что ответить. Вокруг голой лампочки, подвешенной на крыльце, пищал комариный рой.

— Теперь ясно, — только и сказал он. Старик пососал трубку.

— У меня всю ночь слезы текли — от бессилия. — Он открыл глаза и с удивленным видом поглядел перед собой, как будто все это время слушал чужой рассказ.

— Прямо легенда, — протянул парень.

— Богом клянусь, — сказал старик, — чистая правда. Хочешь еще послушать? Видишь большой памятник, с кривым ангелом? Под ним лежит Адам Криспин. Его наследники переругались, получили в суде разрешение да и раскопали могилу — думали, покойный был отравлен. Но ничего такого не определили. Положили его на старое место, да только к тому времени земля с его холмика уже смешалась с другой. Засыпали-то второпях, сгребали землю с близлежащих могил. Теперь на соседний участок взгляни. Видишь, ангел со сломанными крылами? Там лежала Мэри-Лу Фиппс. Выкопали ее — опять же по настоянию родственников — и перезахоронили в Иллинойсе. Есть там городок Элгин. А могила так и стояла разверстой — чтоб не соврать — недели три. Никого в нее так и не положили. Земля тем временем смешалась с прочей. Теперь отсчитай от туда шесть памятников и один к северу: там был Генри-Дуглас Джонс. Шестьдесят лет никто о нем не вспоминал, а потом вдруг спохватились. Перенесли его останки к памятнику павшим в Гражданской войне. Могила пустовала аж два месяца — кому охота ложиться в землю после южанина? Наши-то все за северян были, за генерала Гранта.[71] Так вот, его земля тоже кругом раскидана. Понимаешь теперь, откуда берется эта земля на вывоз?

Парень окинул взглядом кладбищенские пределы:

— Ну, ладно, а где все-таки у вас этот бесплатный грунт?

Старик ткнул куда-то черенком трубки; действительно, в той стороне была насыпана куча земли, метра три в поперечнике на метр в высоту: сплошной суглинок и куски дерна — где совсем светлые, где бурые, где охристые.

— Сходи, глянь, — предложил старик. Приезжий медленно подошел к земляному холмику и остановился.

— Да ты ногой пни, — подсказал смотритель. — Проверь.

Парень ткнул землю носком сапога — и побледнел.

— Слышали? — спросил он.

— Чего? — Старик смотрел в другую сторону. Незнакомец прислушался и покачал головой:

— Нет, ничего.

— Ты не тяни, — поторопил сторож, вытряхивая пепел из трубки. — Сколько будешь брать?

— Еще не решил.

— Лукавишь. Все ты решил, — сказал старик. — Иначе зачем было грузовик подгонять? У меня слух — что у кошки. Ты только тормознул у ворот — я уж все понял. Говори, сколько берешь?

— Даже не знаю, — замялся парень. — У меня задний двор — восемьдесят на сорок футов. Мне бы насыпать пальца на два жирной мульчи. Это сколько?…

— Половина горки, что ли, — прикинул старик. — Да забирай всю, чего уж там. Охотников на нее немного.

— Хотите сказать…

— Куча то растет, то уменьшается, то растет, то уменьшается — с тех пор как Грант взял Ричмонд,[72] а Шерман[73] дошел до моря. Здесь земля еще с Гражданской войны, щепки от гробов, обрывки шелка — еще с той поры, когда Лафайет[74] увидел Эдгара Аллана По в почетном карауле.[75] Здесь остались траурные венки, цветы от десятка тысяч погребений. Клочки писем с соболезнованиями на смерть немецких наемников и парижских канониров, которых никто не стал отправлять морем на родину. В этой земле столько костной муки и перегноя от похоронных причиндалов, что за нее и деньги не грех с тебя запросить. Бери лопату и забирай товар, покуда я тебя самого лопатой не отоварил.