Даниил Мордовцев - Авантюристы

• Название: Авантюристы
• Автор: Даниил Мордовцев
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1914

Даниил Лукич Мордовцев (1830–1905) автор исторических романов «Двенадцатый год» (1879), Лже-Дмитрий» (1879), «Царь Петр и правительница Софья» (1885), "Царь и гетман" (1880), «Соловецкое сидение» (1880), «Господин Великий Новгород» (1882) и многих других.

Герои предлагаемой исторической повести» Авантюристы» — известные политические и общественные деятели времен правления Екатерины II живут и действуют на фоне подлинных исторических событий. Все это делает книгу интересной и увлекательной для широких кругов современных читателей.

---

"Там, — с тревогой думал про себя Вульф, — там оно…"

Но он сам себе не мог представить, что такое это оно… Приказный снова появился, но уже без бумаги.

— Пожалуйте, господин барон.

Фон Вульф машинально встал со стула и, как автомат, вошел туда, куда ему указывали. Вступив в большую светлую комнату, он увидел длинный стол, покрытый черным сукном, и несколько человек, сидевших за этим столом. На стене два больших портрета во весь рост: Екатерины II и Петра I.

На председательском месте сидел мужчина лет за пятьдесят, с живыми, блестящими, несколько холодными глазами. Несколько взбитый, сильно напудренный парик придавал его свежему лицу почти юношескую моложавость.

Это был московский главнокомандующий Петр Дмитриевич Еропкин, усмиритель московского мятежа во время чумы.

Он окинул Вульфа беглым взглядом и спросил:

— Кто вы такой?

— Ротмистр венгерского гусарского полка барон фон Вульф, ваше превосходительство.

— Господин секретарь! Снимите с подсудимого допрос по пунктам, по содержанию рапорта московского губернатора и согласно показаниям доносителя, — сказал Еропкин через стол господину, сидевшему на другом, конце этого стола перед кипами бумаг.

Секретарь, сухой старик, словно сова глядевший через огромные круглые очки, поклонился и вскинул свои совиные глаза на Вульфа.

— Где и когда вы родились? — спросил он.

— Родился я в Голландии, в городе Амстердаме, в 1753 году, — отвечал допрашиваемый.

— Скажите, кто был ваш родитель и когда и какие обстоятельства привели вас в Россию?

— Отец мой, экипаж-мейстер и вице-адмирал голландской службы барон Иоганн фон Вульф, и ныне жив. В малолетстве моем он послал меня в Цесарию для наук, и жил я в Вене, и записан был кадетом, где и дослужился до капитана. В 1777 году я, по прошению, отставлен был от службы, а в 1778 году поехал в Пруссию и записался в службу. Через год, по прошению же, отставлен от службы с чином майора.

— А патенты на эти чины имеете?

— Имею, они находятся при деле в нижнем надворном суде.

— Чем в занимались после отставки?

— Вояжировал по разным странам.

— А потом?

— А потом приехал в Россию.

— В котором году?

— В 1782 году.

— Зачем вы приехали в Россию?

— Чтоб определиться в военную службу.

— И определились? Когда?

— Сперва я жил в Петербурге и в Москве, чтоб поучиться русскому языку. Жил и в других городах. В Херсоне, потом через двух знакомых венгерского гусарского полка офицеров, Данилова и Милашевича, определился в тот венгерский полк ротмистром. Спустя же две недели командир полка князь Любомирский отпустил меня, для моих нужд, в Москву на шесть месяцев. За неокончанием своих дел в срок я отпуск просрочил, а в это время на меня подал жалобу генерал-майор Ляпунов в том, что я побил его людей. Губернатор, генерал-майор Архаров, потребовал мой паспорт и, найдя оный просроченным, приказал задержать меня и как праздношатающегося отослал под караулом в военную контору, в которой я числился под стражей четыре месяца, и в это время производилось обо мне следствие, и жил я дома под присмотром. Потом из-под присмотра уехал в Петербург, чтобы получить из военной коллегии отставку.

В Петербурге наведался я в канцелярию князя Потемкина, что по спискам я неведомо почему в службе не числюсь. Поживя в Петербурге несколько недель, приехал обратно в Москву, явился в военную контору, из которой меня отослали в губернское правление к следствию, что я будто бы самозванно именую себя ротмистром венгерского гусарского полка. Следствие это и ныне производится в нижнем надворном суде, который меня тогда же освободил на расписку, и я жил все время в Москве.

— А какой это на вас орден? — заинтересовался Еропкин.

— Орден "de la Providince", ваше высокопревосходительство.

— А кто его вам пожаловал?

— Владетельный граф резиденции Нассау — Саарбрюке Мондфорт, с которым я был лично знаком. Орден мне был прислан уже сюда с нарочным курьером.

— А диплом на оный имеете?

— Имею, ваше высокопревосходительство; он находится при деле в надворном суде.

— Хорошо, государь мой… Господин секретарь! Продолжайте ваш допрос по пунктам.

Совиные глаза секретаря перенеслись с Еропкина опять на Вульфа.

— На какие средства вы проживали в России? — спросил он.

— На собственные: я привез с собой до ста восьмидесяти тысяч рублей; но большую часть из них прожил раздачей разным людям на вексели за указные проценты и неполучением обратно; некоторую сумму проиграл в карты, притом купил себе дом здесь, в Москве. Ныне же осталось у меня тысяч с пятнадцать, из коих должен мне иностранный купец Карл Штрем тринадцать тысяч, а прочие по мелочам.

— А какой это 5 апреля у вас был случай в надворном суде?

Вульф подумал несколько, посмотрел на Еропкина и отвечал:

— Назад тому дней с пять прихал я в надворный суд за своим делом и в оном суде был задержан…

Он остановился, как бы не решаясь продолжать, но потом вдруг сказал:

— Я полагаю, что меня задержали затем, чтобы вынудить с меня взятку…

— Ну! — не то с удивлением, не то с угрозой спросил Еропкин. — Взятку?

— Да, ваше высокопревосходительство… Дело было так: по выходе из суда 5-го числа присутствующие пришли ко мне, по знакомству, для навещания; пришел асессор уголовной палаты Стогов, второго департамента судьи — Писарев, Дубовицкий, Есинов и секретарь первого департамента Смирнов. Были также иностранцы Штрем, Штаад и мой управляющий поручик Шток.

— Управляющий чего? — спросил Еропкин.

— Моего дома, ваше высокопревосходительство… И принесли они с собой три штофа полпива для угощения и закуски. Все мы пили, и я несколько опьянел и в разговоре говорил о своей службе, когда был в Цесарии и в Пруссии, как я в бывшую у прусского короля с цесарем войну на баталии был ранен, и говорил, что ежели меня здесь не примут на службу, то я пойду служить императору Иосифу Второму. Потом они все ушли, а меня оставили под караулом; я стал шуметь и побил секретаря Смирнова за то, что он назвал меня бродягой. Вот и все.

— А не называли вы себя не принадлежащим вам именем?

— Каким?

— Императором Иосифом.

Вольф с изумлением смотрел то на секретаря, то на Еропкина, то на остальных безгласных членов судилища.

— Как! Императором? Я?

— Да, вы.

— Никогда! Я и в помышлении не имел, чтобы такие речи говорить, я не безумец; только такой дурак, как Пугачев, мог думать или показывать, что он император.

Судьи переглянулись.

— Привести на очную ставку доносителя, — сказал Еропкин секретарю.

Тот встал и вышел. Фон Вульф стоял бледный и злой… "Вот до чего дошло… Это уж моей головы ищут за то только, что мало дал… О чумная, постыдная страна!.."

Через несколько минут ввели доносителя. Это и был Смирнов. Вся фигура его, весь облик, бегающие глазки, все обличало в нем самую низменную, подлую и трусливую продажность. На Вульфа, однако, он взглянул с тупым нахальством.

— Расскажи, как было дело, — с нескрываемым презрением глянул на него Еропкин.

Доноситель кашлянул куда-то в сторону, заерзал на месте и начал:

— Дело было так, ваше высокопревосходительство: когда ушли господа судьи от Вульфа, а я сидел в судейской камере на своем месте, в это время в камеру взошел Вульф и схватил меня за шиворот. "Что ты это делаешь?" — говорю я. "А знаешь ли, кто я?" — отвечал он. А я говорю: "Знаю, что ты Федор Иванович Вульф". — "Нет, — говорит, — я Иосиф Второй, император и царской крови! Я великий человек!" — "Что вы, — я говорю, — говорите? В своем ли вы уме?" — "Право, так", — говорит…

— Он лжет! — не вытерпел подсудимый.

— Не перебивайте, — остановил его Еропкин, — продолжай ты!

— "Право так", — говорит и, вынув из-за пазухи свернутую ассигнацию, предлагал ее мне. "На что это? — говорю я. — Не возьму, а скажу". Одначе Вульф положил мне ассигнацию, а я вышел из судейской камеры в сени, показал ассигнацию случившемуся там канцеляристу и объявил обо всем члену, князю Енгалычеву.

Доноситель замолчал и опять заерзал на месте, как бы желая забиться в щель.

— Что вы на это скажете? — повернулся Еропкин к Вульфу.

— Повторяю, ваше высокопревосходительство, — сказал тот с силой, — во всем этом наглая ложь! Кто свидетель?

Доноситель заметался, но ничего не сказал.

— Я одно должен добавить, — заключил Вульф, — что в ту же ночь у меня там украли золотые часы, ассигнацию в двадцать пять рублей… Не ее ли вы показывали в сенях господину канцеляристу? — с злой ирониею обратился он к доносителю, — и не показывали ли ему моих часов да тогда же пропавший полуимпериал?

Доноситель молчал, как убитый.

— Вы кончили? — спросил Еропкин, вставая.

— Кончил, ваше высокопревосходительство.