Алим Кешоков - Вершины не спят (Книга 2)

• Название: Вершины не спят (Книга 2)
• Автор: Алим Кешоков
• Издательство: Издательство "Художественная литература"
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1967

Роман-газета №5 (377) 1967

---

—     Почему только демонстрация, — улыбнулся Инал, — не демонстрация — социалистическая унаиша. Это сам Каранашев придумал.

—     Социалистическая унаиша? Ну что ж, это выражение неплохое, можно принять, — развеселился и Степан Ильич. — Унаишу я видел не раз. Если не ошибаюсь, это первый приход невесты в ее новый дом. Я не против унаиши. Что хорошо, то хорошо. Что красиво, то красиво. Но когда невеста переступает порог нового дома, то это ведет только к переменам в семье, а мы меняем жизнь всего народа. Это потруднее. Нам нужен другой пир. И, как говорят у вас, вероятно, придется немного опалить усы тем, кто слишком лихо и беспечно их закручивает, кое-кого накормить перцем. Может быть, это отрезвит их...

Инал и Степан Ильич снова пошли среди старых могильников. Уже совсем стемнело. Инал старался вести Степана Ильича по ровным местам, в обход густых зарослей. Степан Ильич продолжал говорить вполголоса:

—   Не надо преподносить агрогород в пол- сотню домов целому народу как большой скачок вперед, не надо было бы по этому поводу устраивать торжества и празднества...

Инал покорно слушал, но внутренне не соглашался. Ему не хотелось отказаться от любимой своей мысли: ведь есть не только простые учебники, есть даже специальные учебники для слепых, а неграмотный человек все равно что слепец. Значит, ему нужна особая книга, чтобы он видел, куда Инал его зовет.

—   Все подготовлено, Степан Ильич, отменить невозможно, — тихо возразил он.

Степан Ильич между тем уже обдумывал, нельзя ли использовать этот случай и самому обратиться с речью к народу, а в том числе и к тем, кто, поддавшись антиколхозной агитации, оставил насиженные места, ушел в горы. Пусть старики горцы, совесть народа, возьмут на себя возвращение заблуждающихся. Степану Ильичу вспомнился давний случай, когда в семнадцатом году по совету Кирова горцы-старики послали своих людей в кавказскую Дикую дивизию, чтобы остановить ее, не пустить в Петроград для подавления революции. Можно было бы, прикидывал Коломейцев, послать в горы Астемира, ему поверят.

 Так каждый из них думал о своем. Иналу представлялось, что он как бы раздвоился, на одной бурке встретились два Инала, и в единоборстве они должны решить, кто из двоих останется на ногах, на бурке, а кому быть завернутым в бурку. Один Инал, привыкший действовать по убеждению, что, дескать, «мы все можем, все нипочем», встречался лицом к лицу с другим Иналом, от которого требуют признаться в ошибках... Вспомнились события в Бурунах, схватка с Казгиреем, схватка с Курашевым... Многое еще приходило на ум. Признайся, что искривлял линию партии... Ого, сколько тогда найдется людей, которые воспользуются признанием и захотят свести с тобой счеты... И снова Инал начинал злиться, снова, казалось ему, чувствуется дух Матханова, словно Постановление ЦК вынесено по жалобам Казгирея, которые он посылал в Ростов и в Москву через Касыма Курашева...

—   Ладно. Согласен. Давай социалистическую унаишу, — неожиданно раздался голос Степана Ильича.

Инал недоумевающе взглянул на него. Степан Ильич продолжал:

—   Собери всех гостей из соседних республик и областей, собери стариков, у меня есть одна идея.

Инал знал, что Степан Ильич уже распорядился тщательно исследовать обстоятельства гибели Казгирея и проверить жалобы на незаконные действия Инала, такие, как арест Ахья, лесника Долова, и обо всем этом хотел говорить на партактиве. Теперь Инал заподозрил, что Коломейцев хочет говорить об этом на социалистической унаише перед стариками, но не смел ни возражать Коломейцеву, ни спрашивать о чем бы то ни было. Только про себя он проворчал: «Виданное ли дело — на празднике говорить об ошибках. Разве это не значит идти поперек?»

—    Что ты говоришь? — спросил Коломейцев.

—    Осторожно, Степан Ильич, тут опять яма, старая могила.

Совсем стемнело. Вокруг нависали кусты, а дальше за кустами, за деревьями и холмами разливалось зарево — всходила луна, и зоркие глаза Инала сразу приметили у могилы Казгирея какие-то фигуры.

—   Там кто-то есть, — сказал он. — Подожди, Степан Ильич, пойду посмотрю.

Коломейцев приостановился, а Инал бесшумно, как умеют ходить только охотники, прошел вперед. Теперь Коломейцев увидел плечистую фигуру Инала в круглой шапке на гребне холма и на фоне лунного зарева — не полумесяц, а большая, уже слегка ущербная луна бесшумно всходила на востоке. Но вот и Инал так же бесшумно возвратился, подошел к Коломейцеву и проговорил смущенно:

—      Там Сани и женщина из интерната, русская женщина Матрена. Ты ее не знаешь.

—     Вот как, — тихо проговорил Коломейцев.

—     Там еще Лю и сироты Казгирея.

—   Вот как, — повторил Степан Ильич. ...Сани высыпала на свежую могилу свой заветный мешочек и вновь наполнила его землею, чтобы завещать теперь уже детям высыпать эту землю на ее могилу, когда ее могила соединится с могилой Казгирея.

И Лю и Матрена терпеливо ждали все это время, покуда безутешная вдова, широко охватив руками могильный бугорок у изголовья, нараспев произносила слова, смысл которых понимала только она сама. Казалось, она уже потеряла способность слышать что-либо другое, кроме собственных своих слов. Давно и напрасно детишки устало хныкали, то и дело тыкаясь личиками в теплое тело матери. И Матрена и Лю молчали.

—     Пойдем и мы к ним, — сказал Степан Ильич.

—     Нет, не надо, — остановил его Инал. — Женщинам не полагается быть на могиле мужчины, и наше появление смутит Сани.

—     Да, извини, пожалуйста, — согласился Коломейцев, — не надо, не надо мешать ее чувствам.

Авторизованный перевод с кабардинского СЕРГЕЯ БОНДАРИНА

Примечания

1

Шипс — соус, подливка.

2

Ляпс — мясной бульен. 

3

Родная. 

4

Пляска в чью-то честь. 

5

Комиссия по рассмотрению избирательных прав.