Ги Мопассан - Избранник госпожи Гюссон

• Название: Избранник госпожи Гюссон
• Автор: Ги Мопассан
• Издательство: Правда
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1977

---

«История Жизора», аббата А.;

«Жизор от Цезаря до наших дней», г-на Б., землевладельца;

«Жизор и его окрестности», доктора С. Д.;

«Знаменитые уроженцы Жизора» — какого-то исследователя.

— Мой милый, — продолжал Марамбо, — не проходит года, понимаешь ли, года не проходит, чтобы здесь не появилась новая книга о Жизоре; пока их двадцать три.

— А знаменитых уроженцев Жизора? — спросил я.

— О, я не буду перечислять тебе всех, расскажу только про главнейших. Во-первых, это генерал де Бланмон; затем барон Давилье[2], прославленный керамист, который исследовал Испанию и Балеарские острова и впервые познакомил коллекционеров с изумительными испано-арабскими фаянсами. В области литературы это — выдающийся журналист, ныне покойный, Шарль Бренн[3], а из числа здравствующих — известный редактор Руанских новостей Шарль Лапьер и многие другие, многие другие.

Мы шли по длинной улице, отлого спускавшейся вниз и прокаленной июньским солнцем, от которого попрятались все жители.

Вдруг на другом конце улицы появился какой-то человек. Это был пьяница, еле державшийся на ногах.

Он шел, спотыкаясь, вытянув голову; руки у него беспомощно висели; сделав несколько быстрых шагов, он внезапно останавливался. Напрягая все силы, он добирался до середины улицы и замирал на месте, раскачиваясь в ожидании нового прилива энергии; потом вдруг бросался куда-то. Наткнувшись на какой-нибудь дом, он припадал к стене, будто хотел проникнуть сквозь нее. Затем оборачивался, словно его кто-то звал, тупо глядел перед собой, разинув рот, мигая от яркого солнца; наконец, оттолкнувшись спиной от стены, пускался дальше.

Рыжая собачонка, изголодавшаяся дворняжка, с лаем следовала за ним; она останавливалась, когда он останавливался, и трогалась с места, как только он вновь начинал двигаться.

— Посмотри-ка, — сказал Марамбо, — вот избранник госпожи Гюссон.

Я удивился:

— Избранник госпожи Гюссон? Что ты хочешь этим сказать?

Доктор рассмеялся.

— Так называют у нас пьянчуг. Начало этому положила одна старая история, превратившаяся теперь в легенду; впрочем, она вполне достоверна.

— История забавная?

— Очень.

— Ну так расскажи.

— С удовольствием. Когда-то жила в этом городе старая дама, весьма добродетельная, покровительница всяческого благонравия; звали ее госпожой Гюссон. Имей в виду, я называю не вымышленные, а настоящие имена. Госпожа Гюссон занималась главным образом добрыми делами, помогала бедным, оказывала поддержку тем, кто этого заслуживал. Маленькая, с семенящей походкой, в черной шелковой наколке, церемонная, вежливая, находившаяся в прекрасных отношениях с боженькой в лице его представителя аббата Малу, она питала глубокую, прирожденную вражду к порокам, особенно к тому из них, который церковь называет сластолюбием. Добрачные беременности выводили ее из себя, приводили в отчаяние, так что она делалась сама не своя.

В те времена в окрестностях Парижа девушек примерного поведения увенчивали венком из роз, и госпоже Гюссон пришло в голову ввести такой обычай и в Жизоре.

Она поделилась этой мыслью с аббатом Малу, и он тотчас же составил список кандидаток.

Но у госпожи Гюссон была служанка, старуха по имени Франсуаза, столь же непримиримая в ненависти к пороку, как и ее хозяйка.

Лишь только священник ушел, госпожа позвала служанку и сказала ей:

«Вот, Франсуаза, девушки, которых кюре советует наградить за добродетель; постарайся узнать, что о них говорят у нас в городе».

И Франсуаза принялась за дело. Она собрала все сплетни, все россказни, все пересуды, все подозрения. Чтобы ничего не забыть, она заносила все это в тетрадку, куда записывала расходы по хозяйству, и вручала ее каждое утро госпоже Гюссон, а та, водрузив очки на свой острый нос, читала:

«Хлеп . . . . . . . . 4 су

Молоко . . . . . . . 2 су

Масло . . . . . . . . 8 су

Мальвина Лепек путалась прошлый год с Матюреном Пуалю.

Баранья нога . . . . . 25 су

Соль . . . . . . . . . 1 су

Розалию Ватинель 20 июля подвечер прачка Онезим видила влесу Рибуде с Сезером Пьенуар.

Редиска . . . . . . . 1 су

Уксус . . . . . . . . 2 су

Щавелевая кислота . . 2 су

Жозефина Дюрдан, говорят, еще не збилась с пути, но пириписывается с Опортеном-сыном, тем, што служит в Руане и прислал ей скучером дилижанса в подарок чепчик».

В результате этого тщательного дознания ни одна девушка не оказалась безупречной. Франсуаза расспрашивала соседей, поставщиков, учителя, монахинь из школы, собирая решительно все слухи. Так как нет на свете такой девицы, о которой не судачили бы кумушки, то в городе не оказалось ни одной кандидатки, избежавшей злословия.

Госпожа Гюссон хотела, чтобы избранница Жизора была, как жена Цезаря, вне всяких подозрений, и тетрадка Франсуазы смущала ее, огорчала и приводила в полное уныние.

Тогда поиски стали производить в окрестных деревнях, но и там не нашли достойных.

Обратились за советом к мэру. Намеченные им провалились. Кандидатки доктора Барбезоля имели не больше успеха, несмотря на все научные гарантии.

И вот однажды утром Франсуаза, вернувшись домой, сказала хозяйке:

«Знаете, сударыня, уж коли вы решили кого наградить, то, кроме как Изидора, в наших краях никого не найти».

Госпожа Гюссон задумалась.

Она хорошо знала Изидора, сына Виржини, торговки фруктами. Его целомудрие, вошедшее в поговорку, уже несколько лет было у всего Жизора поводом для веселья, служило темой для шуток и разговоров, забавляло девушек, которые любили его дразнить. Лет двадцати с лишним, высокий, неуклюжий, медлительный и робкий, он помогал матери в торговле и целыми днями чистил овощи и фрукты, сидя на стуле у дверей.

Он болезненно боялся женщин, опускал глаза, когда покупательница, улыбаясь, смотрела на него, и эта всем известная застенчивость делала его мишенью для всех местных остряков.

От вольных слов, нескромностей, двусмысленных намеков он мгновенно краснел, так что доктор Барбезоль прозвал его «термометром стыдливости». «Знает он или еще не знает?» — спрашивали друг друга насмешники-соседи. Волновало ли сына торговки фруктами простое предчувствие неведомых и постыдных тайн, или его приводили в негодование нечистые прикосновения, которых требовала любовь? Уличные мальчишки, пробегая мимо лавки, орали во все горло непристойности, чтобы посмотреть, как он потупит глаза; девушки забавлялись, проходя мимо по нескольку раз и шепча озорные слова, от которых он убегал домой. Самые смелые открыто заигрывали с ним, потехи и забавы ради назначали ему свидания, предлагали всякие гадости.

Итак, госпожа Гюссон задумалась.

Конечно, Изидор был исключительным, общеизвестным, безупречным образцом добродетели. Никто, даже самый заядлый, самый недоверчивый скептик, не решился бы заподозрить Изидора хотя бы в малейшем нарушении законов нравственности. Никогда его не видали в кабачке, никогда не встречали по вечерам на улице. Ложился он в восемь, вставал в четыре. Это было само совершенство, жемчужина.

Между тем госпожа Гюссон все-таки колебалась. Мысль о замене избранницы избранником смущала ее, приводила в замешательство, и она решила посоветоваться с аббатом Малу.

Аббат Малу ответил:

«Что вы хотите вознаградить, сударыня? Добродетель, не правда ли? Одну лишь добродетель? В таком случае не все ли вам равно, мужского она или женского пола? Добродетель вечна, у нее нет ни родины, ни пола: она — Добродетель».

Поощренная аббатом, госпожа Гюссон отправилась к мэру.

Тот всецело ее одобрил.

«Мы устроим великолепную церемонию, — сказал он. — А в будущем году, если найдется девушка, столь же достойная, как Изидор, мы наградим девушку. Вот случай подать Нантеру прекрасный пример. Не будем придирчивыми: все заслуги надо поощрять».

Узнав обо всем, Изидор густо покраснел, но, казалось, был доволен.

Торжество назначили на пятнадцатое августа — день Рождества богородицы и рождения императора Наполеона. Муниципалитет решил обставить церемонию пышно и блестяще. Эстраду устроили на живописных холмах Куронно: это как бы продолжение валов старой крепости, куда я тебя сейчас поведу.

В общественном мнении произошел вполне понятный переворот: добродетель Изидора, подвергавшуюся до сих пор насмешкам, вдруг стали уважать, стали ей завидовать, как только выяснилось, что она принесет ему пятьсот франков, сберегательную книжку, всеобщий почет и громкую славу. Теперь девушки сожалели о своем легкомыслии, насмешках, вольностях. У Изидора, по-прежнему застенчивого и скромного, был удовлетворенный вид, выдававший его тайную радость.

Накануне пятнадцатого августа вся улица Дофины была разукрашена флагами. Да, я забыл рассказать, по случаю какого события эта улица так названа.

Дело в том, что одну дофину, не знаю, какую именно, посетившую Жизор, городские власти чествовали так долго, что во время торжественной процессии по городу она остановилась перед одним из домов на этой улице и воскликнула: «О, какой хорошенький домик, как бы мне хотелось в нем побывать! Кому он принадлежит?» Ей назвали владельца, побежали за ним, отыскали и привели, смущенного и гордого, к принцессе.