Вадим Фролов - В двух шагах от войны

• Название: В двух шагах от войны
• Автор: Вадим Фролов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Ага, - сказал Иван, - у нас даже под полом скребутся, как мыши.

- Они и есть мыши, тундровые. По-ученому их леммингами зовут. Первейший корм для песца.

- А с чего их один год полным-полно, а другой - нету?

- До этого ученые люди еще не додумались. Ненцы говорят, когда пеструшек мало - значит, это на них, на ненцев-то, злой дух разгневался. Не угодили ему, значит. А по правде, так леший его знает почему...

- Пойду я на флот, отец, - сказал Иван, когда они уже подходили к базару, - пошто не пускаешь?

- Кто тебя возьмет, недомерка? - сердито спросил Прилучный.

- Арся архангельский сказывал, что на Соловецких островах Школу Юнг открывают. С пятнадцати лет берут.

- А песца кто добывать будет? - зло крикнул старший. - Меня вот на фронт не берут. Ты тут, говорят, нужон - золото пуховое для страны добывать. А ты, сопляк, туда же! Кому ты там нужон? Много ли силы наши два штыка прибавят? А тут мы большую пользу даем. Считай, десятка два песцов вот и пушка.

- А ты бы снайпером мог, - сказал Ваня, - да и я тож...

- "Снайпером", "снайпером", - с горечью повторил отец, - да я бы... он стукнул кулаком по банке* и замолчал. И до самого птичьего базара они не сказали ни слова. Птиц на базаре было немного, лодку сильно качало, целиться было неудобно, но все же за часок Прилучный с сыном настреляли десятка четыре кайр и моевок. И так же молча отправились обратно к боту, где их ждала семья...

Васька Баландин выбрался на верхушку незнакомой скалы. С малокалиберкой наперевес, с холщовым мешком за плечами, в котором болтался кусок хлеба да подстреленная по дороге кайра, он осторожно пробирался между камнями. Он шел в Матшар. "Там, - думал он, - прибьюсь к какому-нибудь пароходу - и в Архангельск, а оттуда на фронт. К этим не вернусь".

Он уже порядком устал и присел на камень у самого края обрыва. Заглянув вниз, он увидел ботик Прилучного. Он положил винтовку рядом с камнем и сложил руки рупором у рта. Но не крикнул. Зачем ему сейчас Прилучный? Тоже, поди, вором считает.

Васька глядел на море, по которому ходила некрупная ленивая зыбь, и думал. О том, как доберется до Матшара, о том, что зря он написал ту записку... И вдруг его рассеянный взгляд на чем-то словно споткнулся. Он присмотрелся и вначале увидел только полоску пенистой ряби, которая бойко бежала по воде примерно в километре от берега прямо на траверзе входа в бухту. А через несколько секунд он увидел перископ подводной лодки. Он все выше и выше поднимался из воды, и вскоре показалась рубка, а затем и вся лодка - черная, хищная фашистская лодка. Она еще немного двигалась вперед, а затем за ее кормой вода словно закипела: лодка дала задний ход, а потом вдруг, будто раздумывая, совсем остановилась, покачиваясь на зыби. Васька замер. Чего надо ей здесь, этой стерве?

Он увидел, как открылся люк и на площадку у рубки спустились трое. Один из них внимательно оглядел в бинокль берега, скалы и вход в бухту. Потом показал рукой в глубину губовины. Васька сглотнул горькую слюну: бот заметили, сволочи! Он заметался на своей скале. Кричать? Не докричишься. Он все-таки крикнул пару раз, но никто не отозвался, а собаки по-прежнему спали на корме. Бежать? Ку-у-да? А на подлодке поднялась какая-то возня, и вскоре с нее была спущена надувная лодка. В нее сели трое - двое на веслах, один на носу, и все с автоматами.

Что было дальше, Васька запомнил как дурной и страшный сон. Лодка подошла совсем близко к ботику, и первыми всполошились собаки. Они бешено рычали и лаяли. Автоматная очередь, и один пес упал без звука, другой, дико визжа, свалился в воду и сразу пошел ко дну. Потом выскочила из каютки Марья, за ней Ольга... "Мужиков нету", - успел подумать Васька... Еще одна автоматная очередь и... он завыл и закрыл глаза. Когда он опять открыл их, надувная лодка медленно тащила бот на буксире в море. Остался ли кто живой на ботике, Васька не знал, даже не думал об этом. Он, жутко ощерясь, перезаряжал свою малокалиберку и стрелял, стрелял, не понимая, что это бесполезно: его стрельбы немцы даже не заметили. Они вывели бот из бухты, отцепили буксир и переправились на палубу подлодки. Потом почти в упор тремя выстрелами из пушки расстреляли и деревянное суденышко. Оно сразу пошло ко дну. Фашисты забрались в рубку, быстро задраили люк, и лодка ушла.

Васька сел на скалу и не мог двинуться с места. Его словно выпотрошили, как убитую кайру. Потом он закричал каким-то не своим, каким-то детским голосом и заплакал, как, наверное, никогда не плакал в своем неласковом и жестоком детстве...

А потом он бежал, бежал отчаянно, ни о чем не думая, бежал обратно в лагерь... к своим.

Он пробежал полдороги, когда с востока вдруг понеслись темные страшные тучи. Ветер рванул раз, другой и третий, а потом во всю силу ударил всток. Ветер сразу сбил Ваську с ног, но он поднялся и упрямо пошел дальше. Солнце исчезло совсем, навалилась воющая хмарь, и Васька, сбитый с ног ударом ветра, привалился к камню и лежал там, обреченно думая: "Все, конец, отгулялся..." И он потерял сознание.

Когда он очнулся, над головой было опять синее небо и яркое солнце. И будто ничего не было. Не было черных, мчавшихся по небу туч, не было адского ветра, не было проклятой подводной лодки и убитой Ольги. Не было погибших собак и упавшей как подкошенная Марьи. Не было трех пушечных выстрелов и затонувшей тюпалки. Ничего этого не было. Была тишина и покой...

И даже птицы, от которых всегда некуда было деваться, молчали. Только какая-то маленькая птаха, стремительно прочертив небо над самым его лицом, что-то сказала. Что она сказала, Васька не понял.

Что-то мешало под головой. Надо бы убрать, но не хотелось. Лежать вот так, глядя в неоглядную синь, и ни о чем не думать, даже о том, что затылок режет камень. Лежать вот так, и вдыхать то ли прелый, то ли свежий, то ли нежный, то ли терпкий запах тундры, и ни о чем не думать. И только сейчас, краешком души, тихим биением сердца и еще даже не мыслью, а только прикосновением мысли понять, как жестока и прекрасна жизнь.

Мокрый нос ткнулся в ухо. Влажный и теплый добрый язык лизнул губы, и карий милый глаз засматривал в бездумные, видящие только небо глаза... Шняка.

И ничего не было...

Было!

Было! И Васька, застонав от боли во всем теле, встал. Он огляделся вокруг и ничего не узнал: он был далеко от берега, и кругом были незнакомые лощины и пригорки да камни, камни, камни. Ветер закружил его. Заблудился. Он беспомощно посмотрел на Шняку и сказал:

- Ты меня нашел, тебе и выводить. Выручай, друг!

Шняка понял. Он тявкнул радостно и побежал вперед, помахивая своим пушистым хвостом и оглядываясь на Ваську. Изредка он останавливался и поджидал его. Через пару часов они были дома.

- Ах ты мой умница, - говорила Людмила Сергеевна, целуя Шняку в холодный мокрый нос, - ребята вернулись - не нашли, а он нашел...

- Где Прилучный? - сипло спросил Васька.

- Они все уехали, - ответила Людмила Сергеевна. - А что?

- Ольгу немцы убили. И тетку Марью. И собак. И бот потопили, - сказал Васька безжизненно и упал на койку, уткнув голову в руки.

Людмила Сергеевна вскочила. И вначале не могла сказать ни слова перехватило горло.

- Как? - спросила она наконец.

Васька молчал.

- Не молчи! - закричала Людмила Сергеевна. - Не молчи!

- Подлодка немецкая в бухте, - не поднимая головы еле выговорил Васька.

- Боже мой! - с отчаянием сказала Людмила Сергеевна, а кто-то из стоявших вокруг ребят громко всхлипнул.

23

"Вот она, Арктика, вот она, война, вот она, наша яично-птичья экспедиция", - думал я. У нас у всех словно отнялись ноги. Только Арся встал с койки и ушел на берег. Я было хотел пойти за ним, но Людмила Сергеевна остановила меня. И правильно сделала - чем я мог утешить его, когда меня самого никто утешить не может?

А когда часа через три пришли встревоженные Прилучные и Василий, отвернувшись в сторону, стал рассказывать им, что он видел, я не смог вынести этого, я не мог видеть глаза Ивана Ивановича и склоненную голову Вани. Я ушел на обрыв и сел там рядом с Арсей. Лицо Арси было страшным. Мы молчали.

...Через два дня пришел на "Альбатросе" Громов. Людмила Сергеевна совсем извелась за эти дни.

Громов слушал ее сбивчивый рассказ и только крякал надсадно. Он неловко погладил ее по голове и сказал сурово:

- Держись, комиссар, держись. Это война... И враг такой... А-а, что говорить - сами понимаете, ребятки.

- Понимаем! - твердо сказал Антон.

Арся сильно стиснул мое плечо и спросил тихо:

- У тебя цело то письмо от Иры?

Я кивнул - это письмо всегда было со мной в кармане куртки.

- Читай, - сказал Арся, - а не можешь - давай я.

- Нет, я сам!

Я достал Ирино письмо. После моего купания многие слова расплылись, но это было неважно - я знал письмо наизусть. И я его прочел. Всем.

Ребята долго молчали. Потом Громов сказал:

- Ничего я вам говорить не буду. Все, что надо, девочка эта, Ира, сказала. - Он еще помолчал немного и медленно добавил: - А товарища вашего Саню Пустошного мы похоронили на высоком берегу. Чтобы море видел. По-военному похоронили, с почестями. И залп был. Над могилой гурий* насыпали и пирамидку поставили с надписью: "Погиб за Родину". Так вот... И Марью Прилучную с робятишками тоже не забудем... Нет! Не забудем!