Эрик Миллер - Права животных и порнография

• Название: Права животных и порнография
• Автор: Эрик Миллер
• Издательство: Лимбус Пресс
• Жанр: Эротика
• Год: 2006
• ISBN: 5-8370-0416-5

«Права животных и порнография» – сборник невероятных историй, в которых люди и животные в качестве действующих лиц выступают на равных в самых неожиданных комбинациях.

Эта книга – артистический жест, художественная провокация, балансирующая на грани фола и устоявшихся представлений о приличии. То, что на первый взгляд может показаться всего лишь черным юмором или грубой эротикой, на самом деле – приговор. Немилосердный приговор человеку, посягающему на главенство в стае божьих тварей и самонадеянно примеряющему на себя венец царя зверей.

Рассказы Дж. Эрика Миллера вводят читателя в «прекрасный новый мир» непристойного… А тот факт, что пишет он в утонченной манере рубщика мяса со скотобойни, делает его рассказы только выразительнее.

---

Он приглядывался к ней, не стала ли потоньше, и, вроде, находил места, в которых ее стало меньше. Живот, груди, верхние части рук. Да точно: там и кожа как-то обвисла, но ничего, эта дряблость потом пройдет. В один прекрасный день она снова станет той, на ком он женился. Он про себя улыбнулся и погрузился в сон наяву, в котором она лежит вниз лицом на кровати с подушкой под животом, повернув голову, смотрит на него и говорит: «Спасибо тебе за то, что ты сделал для нас. А теперь трахни меня в зад».

Следующую ночь он спал плохо. Таблеток принял полную двойную дозу, но все равно пребывал в полусне, и все время казалось, что она не спит и изучающе на него смотрит. Утром у нее глаза были запавшими да и все лицо было каким-то запавшим. Несмотря на усталость и неотступный голод (хотя про себя он не называл это голодом), настроение у него было приподнятым.

– Ты хорошо выглядишь, – сообщил он ей. – Мы делаем успехи.

Она кивнула. Все нутро у нее взвыло. Он отступил.

А вечером в ней появилась нежность. Сидели у костра, она к нему прижималась. Да уже и днем ходила по пятам, не плакала, не ругалась, и он решил, что переломил ситуацию. «Ах ты, мой сладенький», – вновь и вновь шепотом повторяла она. И таким еще голосом, будто это припев колыбельной. Он ощущал приятную сонливость, такую, что просто жалко было упускать. В палатке полез за таблетками. Коробка оказалась почти пуста. Он принял одну, потом для гарантии еще две и снова сел с нею рядом. Она глядела на него такими глазами – в них так и виделось ему пламя любви. Он, уже в полусне, подумал, какой у нее взор пронзительный. И такая в нем любовь, что, не будь он уже такой сонный, непременно бы припал к ней и нежно поцеловал.

– Что-то мне нехорошо, – словно издали услышал он свой голос. И впрямь: все кружится и тошнит, тошнит…

– Приляг, – сказала она. – Тебе станет лучше.

Она по-прежнему смотрела неотрывно. Улыбнулась. Тут он почувствовал, что в ее взгляде не совсем любовь, скорее какая-то алчба. Это сбивало с толку, слегка пугало, но, когда она стала клониться к нему, он верил, что она о нем позаботится.

Не желая того, он проснулся. Внешний мир был темен; вместе с тем он чувствовал, что с одного боку как-то горячо. Веки снова упали, прежде чем он успел что-либо рассмотреть. Он чувствовал, что непременно должен заставить их подняться, и силился это сделать. Вверху – световые пятнышки – звезды; и недоумение: как он оказался снаружи палатки. Он повернул голову набок и, увидев более яркий свет, понял, что смотрит на костер, который жарко пылал. Глаза слипались. Он вознамерился поднять руку и протереть их, но рука не двигалась. Ноги тоже.

«Какой странный сон», – подумал он. Однако чувствовалось, что это не сон, и надо бы взглянуть еще раз. Он сильно зажмурился и разлепил веки. Что-то было явно не в порядке. Желудок горел от голода, голова такая легкая, что рвется ввысь. Хотелось крикнуть, позвать ее. Нужно было, чтобы она подержала его голову, сказала ему, что все в порядке. Он опять начал плыть, терять сознание, но тут что-то стало царапать ногу и испугало его.

Он моргнул, глянул, и увидел там жену на коленях. Она закатала ему штанину и обмывала ногу ниже колена. Пытался было гнать видение, считать его сном, но понимал, что все не так просто. В ее лице было что-то ужасное, какое-то преувеличенное выражение голодной алчбы, которую он уже видел в ней несколько раньше, вечером. Прямо как сумасшедшая. Он решил, что лучше бы встать и отойти от нее, но, попытавшись, обнаружил, что не может. Не может даже дернуть ногой, чтобы вырваться из ее рук. Она посмотрела на него, и выражение алчбы тут же сменилось тем, в чем он разглядел печаль.

– Что происходит? – попытался он спросить.

– Прости, – сказала она. – Я думала, тебе будет достаточно, ты будешь спать и ничего не почувствуешь.

– Чего не почувствую?

Она опять бросила взгляд на его ногу. Печаль с нее слетела, вновь воцарилась алчба. Она отбросила тряпку, которой протирала кожу на ноге, и подняла нож.

– Я говорила тебе, что ты не понимаешь, какой у меня голод. Я постараюсь много не брать. Хотя тебя вообще так мало… Но, может, мне все-таки хватит, чтоб продержаться эти последние несколько дней. И я не дам тебе истечь кровью. Прижгу огнем.

Он слышал, как течет ручей и как горит костер, и звезды над ним стали четкими, словно попали в фокус. Потом завыло ее нутро. Звезды размазались и слились, и он поплыл куда-то в серость, чувствуя тянущую боль в икре.

ЧЕРВИ

Кто ты теперь – это не важно. Ребенком ты продавал их рыбаку по центу за штуку. Выковыривал их, безликих, из перевернутого вилами куска почвы, и продолжалось это у тебя с семи лет до пятнадцати. Деньги поначалу тратил на лимонад и книжки с картинками; позже начал их в основном откладывать на то время, когда станешь достаточно взрослым, чтобы от червей отойти и подумать о какой-нибудь другой работе. Частично эти деньги пошли на покупку твоего первого автомобиля – шестьсот долларов. Шестьдесят тысяч червей.

Что ты делаешь теперь, не имеет значения. По доллару ты можешь проследить судьбу шестисот тысяч червей, но до них, видимо, были еще пять или шесть сотен тысяч. Ты изучал биологию, приходилось их вскрывать, препарировать, и ты узнал, что внутренним строением они очень похожи на нас. Ты видел у червя малюсенький желудок, сердце, даже мозг. Узнал, что у них есть центральная нервная система, весьма похожая на твою. Нервы, рецепторы боли и все прочее. Вот только где их лица, где рты? Чем им кричать, когда насаживают на крючок? Ты помнишь, что от боли они частенько гадят под себя, хотя ты тогда не считал, что им больно.

Теперь ты вышел на тот уровень сознания, который уже не позволяет тебе смотреть на корову как на мясо и кожу или на рыбу как на филе, или на курицу как на машину по производству яиц, или даже на лошадь как на нечто, предназначенное лишь для того, чтобы переносить тебя с места на место. Ты даже пробовал прикинуть, за скольких убитых домашних животных ты несешь ответственность: это пятнадцать или двадцать больших коров, что-нибудь около двух дюжин свиней, возможно, три гуся и пять индюшек, утка, штук пятнадцать кур… Все эти смерти, имеющие отношение к тебе, общим числом едва ли выйдут из двух сотен, хотя это – результат тоже по-своему поразительный.

Но черви беспокоят тебя больше. Ты теперь знаешь, что боль они чувствуют точно так же, как корова (или любимая собачка, если на то пошло), и ты в замешательстве: как за всю жизнь ты сможешь расплатиться за миллион жизней, принесенных в жертву ради лимонада и первого автомобиля; как самому себе простить всю эту боль, причиненную в ранней юности, по которой ты до сих пор, несмотря ни на что, временами тоскуешь?

В дождь ты идешь гулять, подбираешь их с тротуара, на который они выползают, чтобы не утонуть; подбираешь, подбираешь… наберешь несколько сот из тех сотен тысяч, что пачкают асфальт и бетон большого города, и положишь туда, где – есть надежда – они будут в безопасности: в траву, на почву, укрытую ветвями дерева.

Даже в солнечный день, когда червей не видно, ты кладешь руку на теплую травку и просто чувствуешь, как полна ими земля. Земля, покрытая живыми существами, сама живая, она движется, она сильна и самодостаточна. И вот – острее, чем что-либо до этого в жизни – ты чувствуешь ее незащищенность от страдания. Пальцами ощущаешь ее боль.

И ходишь под дождем, собирая червей.