Джек Уайт - Рыцари света, рыцари тьмы

• Название: Рыцари света, рыцари тьмы
• Автор: Джек Уайт
• Издательство: Эскмо, Домино
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-27330-0

Орден Воскрешения, основанный потомками тайной секты ессеев, бежавших когда-то из разрушенного римлянами Иерусалима, преследует одну цель — поведать миру об истинном происхождении Иисуса Христа. Неопровержимые свидетельства их правоты уже тысячу лет хранятся в основании Храмовой горы в Иерусалиме, под развалинами храма Соломона. Чтобы до них добраться, магистр ордена Гуг де Пайен и славный рыцарь Стефан Сен-Клер вместе с отрядом единомышленников участвуют в Креповом походе и, преодолевая многочисленные преграды, открывают завесу тайны.

Роман Джека Уайта — первая книга трилогии о самом загадочном в мировой истории мистическом братстве — ордене тамплиеров.

---

— И что? Что ты на это скажешь?

— Скажу, моя принцесса, что они вполне могли бы углубляться внутрь скалы, но если речь идет о поиске неких сокровищ, то это бессмысленно, потому что в каменных пластах никто не прячет сокровищ.

— Верно. Если, конечно, скала под ними не так тверда, как все думают, а они знают про это и пытаются добраться до менее прочного фундамента…

— Но как же…

— Тс-с! Дай-ка мне подумать. Как ты обнаружил, что они что-то роют — этот ход?

— Верный человек сказал мне.

— Верный человек? А что это за человек? Ты, значит, приставил к монахам своих соглядатаев? — Одо поежился, и Алиса продолжила, решив позже вернуться к этому известию: — Ладно, и что же поведал твой шпион?

Одо придвинулся ближе к ней, но возбуждение уже улеглось, и он ощущал лишь влажное тепло. Тогда он вздохнул и подчинился неизбежности:

— Что в конюшнях творятся подозрительные дела, касающиеся только самих рыцарей-монахов… Насколько ему удалось выяснить, сержанты, то есть послушники, ничего о том не ведают — а если что-то и подозревают, то умеют помалкивать и никому ничего не скажут. Мой человек считает все же, что они и вправду в стороне от главного, а это само по себе примечательно для такой немногочисленной и сплоченной общины.

— И все-таки — что именно узнал твой человек? Что он там видел?

— Ничего не видел… абсолютно ничего. Но он не один месяц наблюдал за монахами и скрупулезно запоминал мельчайшие подробности их жизни.

— А раскопки — он их видел? Хоть что-нибудь, что наталкивало бы на мысль о подземном ходе?

— Нет, то есть не совсем. Он слышал.

— Что слышал?

— Стук молотка. Словно рубят камень. Эти звуки, довольно приглушенные, доносились из конюшен но ночам, когда вокруг тихо, и мой человек утверждает, что это удары молота.

— Твой человек, Одо, возможно, враль и тупица, и я буду последней дурочкой, если поверю тебе на слово, раз уж у тебя нет других доказательств.

— Вы правы, принцесса. У меня нет подтверждающих фактов, зато есть подозрения и полное основание считать эти подозрения небеспочвенными — безотносительно того, какое обличье они в конце концов примут на деле. Я и сам покажу себя полным глупцом, если не познакомлю с моими сомнениями короля, вашего отца. Эти конюшни — его собственность, и разницы нет, что монахи в них вытворяют — роют, прокладывают подземный ход или иным образом нарушают status quo. Они обязаны хранить верность нашему королю, как обязан и я, в свою очередь, без промедления доложить ему о своих подозрениях. Я уверен, что монахи что-то скрывают, поэтому необходимо провести расследование их деятельности. Оно-то и покажет нам, есть ли у них тайны и в чем они состоят.

Алиса внимательно его выслушала и затем задумалась, что-то решая и медленно кивая собственным мыслям. Одо откашлялся, но, прежде чем он успел продолжить, принцесса шикнула на него, призывая к молчанию, и положила одну руку епископу на грудь, а другой пробралась к месту соединения их тел. Ее ловкие пальчики, словно по волшебству, оживили плоть Одо, и он снова вошел в Алисино лоно.

Некоторое время Одо лежал, запрокинув голову, а Алиса парила над ним, медленно подводя его к кульминации, пока епископ не начинал трястись и исступленно дергаться, но каждый раз принцесса вовремя останавливала его, не позволяя достигнуть завершения.

Одо был уже близок к экстазу, подрагивая от растягиваемого удовольствия, тогда как принцесса, не сводящая с него глаз, пребывала в глубоком раздумье. Заметив, что епископ приходит в себя, она вновь задвигалась, зная, что на этот раз он решил во что бы то ни стало получить удовлетворение. Она позволила ему вплотную подойти к оргазму, пока полуулыбка на его лице не сменилась зияющим провалом отверстого рта, и, верно рассчитав мгновение, резко выпрямила ноги и встала, отпихнув Одо и удерживая на месте вытянутой рукой. Тот наконец сдался и, задыхаясь и чертыхаясь, спросил, что это она вытворяет.

Алиса сладко улыбнулась:

— Я растягиваю удовольствие, мессир, продлеваю возбуждение. Вы ведь наслаждаетесь мною, не правда ли? Вам нравится и само удовольствие, и греховность того, что вы проделываете со мной и что я позволяю с собой проделывать. Ваше вожделение ко мне доводит вас до безумия и сохраняет вам молодость, а опасность только пуще подстрекает вас приходить сюда вновь и вновь. Вы — чревоугодник наслаждения от блуда с королевской дочерью, от совращения ее; вы и сами совращены ею, ее нечестивой юностью, несмотря на… или, скорее, вследствие того, что, будучи застигнуты с поличным, вы не минуете смерти. Разве неверно? Я знаю, что говорю, мой дорогой Одо, потому что ты не раз мне это повторял. Поэтому я желаю, чтобы ты очень тщательно взвесил все, что я собираюсь сейчас сказать, и уразумел, что я не шучу. Когда я удостоверюсь, что ты все понял и действительно принимаешь мои слова как должно, мы сможем продолжить, и тогда я, так и быть, объясню, что нынче заботит меня. Договорились?

Оторопевший Одо кивнул, не отводя взгляда от густой волосяной поросли, бесстыдно выставленной напоказ: принцесса подобрала юбки к самой талии.

— Так мы договорились, Одо? Посмотри мне в глаза и ответь.

Он неохотно перевел взгляд на ее лицо и кивнул:

— Договорились.

— Хорошо. Теперь послушай внимательно.

Она согнула колени и понемногу опустилась к нему, оставаясь, впрочем, вне его досягаемости, но притягательно доступной для глаз.

— Взгляни на меня, Одо. Посмотри на все это и реши для себя. Ты больше никогда не увидишь, не потрогаешь, не поцелуешь и не поласкаешь меня, мое тело — никоим образом, ни разу — если шепнешь хотя бы словечко о нашем сегодняшнем разговоре кому бы то ни было — моему отцу ли, или его святейшеству патриарху-архиепископу.

Одо отпрянул настолько, насколько позволял диван. Брови его поползли вверх от изумления и недоверия, но Алиса уже рухнула на него и примостилась сверху, позволив его плоти снова наполнить свое лоно.

— Ощути же меня, Одо, почувствуй и потом спроси себя, правду ли я говорю и можно ли мне верить.

Ее жар отодвинулся от епископа так же стремительно, как и настиг его. Алиса снова встала и отпустила юбки, совершенно скрыв под ними ноги.

— Ты веришь мне?

Одо Фонтенблоский медленно кивнул и с расстановкой произнес:

— Я тебе верю… решительно и безоговорочно. Я не имею представления, почему ты обращаешься ко мне с подобной просьбой и что побуждает тебя выдвигать такую угрозу, но она очень явственная, и у меня нет желания прослеживать ее исполнение. Я ничего не скажу, никому. Но на смертном одре я все еще буду недоумевать о причине.

Алиса, переполнившись радостью, развеселилась, и ее смех был бесконечно милым — редкое свидетельство того, что принцесса совсем недавно была ребенком и еще не успела позабыть прежние проделки и проказы. У Одо в который раз сжалось сердце при виде этого быстротечного волшебства.

Не будешь, — воскликнула она, прокружившись на одной ножке, — не стоит, мессир. Я сейчас вам все объясню, зачем это нужно…

Она застыла, стоя на цыпочках. Глаза у нее все еще по-детски светились от радости.

— Впрочем… расскажу потом… когда мы наконец добудем себе наслаждение.

Алиса снова задрала юбки, подобрав их к самой талии, и медленно подошла к епископу, лениво и распутно облизывая губки. Приблизившись вплотную, она увидела ответ Одо на свои действия. На этот раз не возникло ни ограничений, ни отказов, и их слияние было молниеносным и пламенным и закончилось, едва начавшись.

* * *

Долгое время оба лежали, тесно сплетясь телами, недвижные и обессилевшие. Тени в комнате ощутимо сместились, пока Одо наконец не заговорил:

— Почему вы хотели так строго наказать меня за обращение к вашему отцу? Вы обещали объяснить.

Епископ и принцесса уже снова чинно сидели за столом у окна, угощаясь охлажденным вином и сладостями. По их одежде невозможно было угадать, чему они недавно предавались.

— Я объясню, но сначала скажи-ка мне вот что: ты действительно считаешь, что монахи-рыцари подрывают Храмовую гору?

— Да, считаю.

— Прекрасно. А ты знаешь, что под ней?

— Под Храмовой горой? — улыбнулся Одо. — Думаю, ничего, разве что у горы есть корни.

— Знаешь ли, откуда происходит ее название?

Одо пожал плечами:

— От еврейского храма, который Ирод выстроил на ее вершине.

— На вершине, склонах и в окрестностях. Этот храм был огромен, Одо, гораздо больше, чем ты думаешь, глядя на остатки его руин. Он занимал обширную территорию — я знаю, потому что Вармунд сам мне говорил. Он серьезно интересуется историей Иерусалима и этого храма в частности. Знаешь ли ты, когда его разрушили?

— Знаю, что очень давно.

— Да. И храм, и город, и большинство его жителей были уничтожены более тысячелетия назад римским полководцем Титом, а тех, кто спасся, раскидало по всему свету. Вообрази только, Одо, — больше тысячи лет назад. Город был отстроен заново, уже не евреями, потому что их не осталось никого в живых в целой Иудее, но храм без исконных верующих восстановить было невозможно. С тех пор он так и лежит в руинах, позабытый-позаброшенный… Причина понятна: римляне не оставили от него камня на камне, они окончательно смели его с лица земли.