Ивакин Геннадьевич - Неправда

• Название: Неправда
• Автор: Ивакин Геннадьевич
• Жанр: Научная Фантастика

Это православная фантастика))) Предупреждаю.

Краткое содержание: Все началось с того, как четверо студентов стали заниматься экстрасенсорикой. Или, сиречь, колдовством. Ну, или магией, если хотите. Собственно говоря, повесть о том, что из этого вышло и чем это все закончилось. Ох, и помотало их по стране... Из вятки во Владимир, потом в Москву, Калугу, Крым. И все в мистическом тумане, между вампирами и оборотнями. Ужас!))) Соответствие заявленной теме: Любое событие обратимо. Можно вернуться туда, откуда пришел и исправить, то что испортил. Было бы желание.

---

Ивакин Алексей Геннадьевич. Неправда

Посвящается Ане Ш., Лешке С. и Оле П. Я обещал вам.

По небу ангелы летят над самой головой.

Я знать хочу: который мой?

Летят красиво, косяком, видать, пошли на юг,

Который мой, куда ж ты, друг?

Что ты машешь мне крылом золотым,

Залетал бы лучше в дом, посидим.

Если пьёшь - налью, а нет - Бог с тобой,

Я могу и за двоих по одной.

И вот спускается к окну небесный мой слуга,

А у него... торчат рога!

У ОКНА (АНГЕЛЫ ЛЕТЯТ) А. Розенбаум

Миф - это то, чего никогда не было, но всегда есть.

Саллюстий. Неоплатоник 4 века от Рождества Христова.

ПРОЛОГ

Прелесть раннего весеннего вечера плескалась в распускающихся ветвях тополей тихим шепотом. Безмятежный ветерок играл с хвостом кошки, мирно дремлющей на подоконнике второго этажа. Воробьи дружной стайкой размышляли: как бы половчее стянуть еще пару семечек у бабушки-торговки. Старый барбос неспешно бежал по своим собачьим интересам.

Мирный апрельский вечер. Последний в этом году.

И ведь расскажешь кому - не поверят.

А я помню - как ветер вдруг свалился с подоконника, когда кошка вдруг подскочила и зашипела куда-то вдаль, а барбос вдруг завыл, споткнувшись на бегу. Миг - и воробьи фр-р-рыкнули в разные стороны и бабушка вдруг вспомнила о своих очень неотложных делах.

На западе вдруг появилась из ниоткуда черная туча, солнце скрылось в ней, и вечер превратился в ночь.

Резко и неожиданно. И только открытые окна домов дружно захлопали, плача брызгами стекла. Словно они приветствовали эту ночь. Первую майскую ночь.

Если бы кто-нибудь поднялся бы высоко над городом, то увидел бы невероятную картину - мрачные руки грозового фронта охватывали город, словно хотели обнять его. Обнять и растворить в себе.

Я помню, как сверкающая бесстрастной сталью стена ливня неотвратимо накрывала улицы.

Я помню, как некто шел на самой границе воды и воздуха, а за спиной его бился синий холодный пламень.

Я помню.

Я помню, как это было.

Я знаю, чем это закончилось.

Но ведь вы все равно не поверите?

Я хотел бы, что бы это было фантастикой, модным сегодня городским фэнтези. Дай Бог, чтобы это всегда так и было для вас.

Не верьте. Только 90 псалом, все же читайте про себя. И "Честному кресту". И в первую очередь "Отче наш". Ибо изгоняется сей род только постом и молитвой.

1. Ночь с субботы 30 апреля на воскресенье 1 мая 1994 года. Город Киров.

Вот скажите - о чем может думать нормальный студент, у которого впереди 4 дня выходных? А после этих самых выходных предэкзаменационный коллоквиум?

Правильно - на какой пирушке весело провести ночь с пятницы на среду. А утром среды как-нибудь халява вытянет.

Вот только Лехе пирушка никак не грозила.

Во-первых, общага разъехалась по родительским плюшкам и ватрушкам, а с городскими ботанами как-то не хотелось квасить. Почему-то на Лехином курсе сложилось так, что городские студенты, жившие с родителями, в основном учились. Зато общаговские интересы были однозначны и традиционны - вино, футбол, девчонки, гитара. Впрочем, последовательность могла быть и другой. Но вино присутствовало всегда. Точнее водка. Но чаще спирт "Роял", считавшийся бельгийским и продававшимся в любом киоске по цене русского национального напитка. Только бутылка была настоящая, самая что ни на есть студенческая - литровая. А варенья домашнего в общежитии всегда хватало. Хватало, чтобы этот спирт разбодяжить с водой из под крана, и получалось вполне приличное пойло. Его не гнушались даже интеллигентные филологини пить, правда, только после "изячной" "Анапы" или ну очень благородного болгарского бренди "Слънчев бряг".

А что еще оставалось делать?

Учиться? Но чему? Какой истории можно было учиться в начале девяностых? История делалась на их глазах. Стремительно и непредсказуемо. Когда он поступал на исторический, считавшийся тогда элитным, факультет, то на экзамене рассказывал об принципиальных решениях ЦК КПСС в национальной политике в свете XXVII съезда. Но уже через месяц компартия оказалась под запретом, пока они отрабатывали трудовой семестр в забытом Богом колхозе. И когда первокурсники вернулись в город, то диким футуристическим шоком завеял над ними трехцветный царский флаг новой России. А красный оказался вне закона. И куда было девать комсомольские билеты? Сжигать от греха подальше? Или нести в музеи?

Он успел после школы поработать третьим секретарем райкома ВЛКСМ, и комсомольский секретарь факультета уже назначил Лешку секретарем бюро курса, но через полгода этот секретарь стал удачливым бизнесменом, и забыл об идеалах и программных задачах коммунистического союза молодежи. И бывшие атеисты стали религиоведами, но продолжали слово "Бог" писать с маленькой буквы, а бывшие идеологи с ошибками писали на досках фамилии Хайдеггера, Маркузе и Кьеркегора. И те, и другие дружно, вслед за бывшими секретарями всех мастей, дружно сменили как грязные штаны "Славу КПСС" на "Слава Богу". Историю той самой КПСС заменили "Основами современной цивилизации", но от смены вывески ничего не изменилось, студенты продолжали конспектировать Ленина и ничего не знали о Бердяеве. Устаревшие в одночасье учебники твердили о неизбежной гибели капитализма, а этот самый капитализм уже раскинул свои палатки на ближайшем рынке.

Откуда-то взялись ваучеры и что с ними делать не знал никто, поэтому студенты дружно поступили так же, как и преподаватель бывшей политэкономии, а ныне просто экономист. Они обменяли их на водку в ближайшем азербайджанском ларьке.

В банях перестали мыться, зато там стали проводить деловые встречи, именуемые стрелками, а девчонки стали брать деньги за совместные помывки. Это Лешке было более чем удивительно - зачем платить за то, что итак можно взять даром?

А еще стало модно быть гомосексуалистом, чьи крашенные хари заполонили телевизор, точно размалеванные бесы на шабаше. Но, к их гомосечному счастью, в общаге такие не появлялись, а то бы дело до смертоубийства дошло бы. Конечно, это твое личное дело, с кем ты постель делишь, но ко мне в кровать не надо лезть. Да еще так разнузданно...

Некоторые подсаживались на наркотики, неведомо откуда вынырнувшие в девственной до того провинции. Снежок, герыч, шиша, трава... Лешка тогда сидел в комнате, в очередной раз переписывая классиков марксизма-ленинизма, когда их однокурсник зашел, посидел, дебильно улыбаясь глазами без зрачков, а потом сообщил в потолок неизвестно кому, что его ждут и шагнул прямо в открытое окно. Четырех этажей хватило, чтобы вся общага полдня разглядывала изломанное тело на крыше прилегающей студенческой столовой.

А в воздухе опасно пахло грозами и войной.

Стреляли везде. В Москве и в Кирове, на рынках и в ресторанах, в банях и в администрациях. В октябре 1993 года, в угаре очередной пьянки они вспомнили, что первой программе должен быть футбол, и когда разкочегарились лампы черно-белого телевизора, вместо рвущих "Ростсельмаш" спартачей везде была озабоченная кепка Лужкова и горящий Белый Дом. От предчувствия чего-то непоправимого они немедленно протрезвели, но тут же собрали последние копейки и сбегали еще за водкой, потому что завтра в армию, завтра на войну... Ухряпались они тогда так, что ночью, почти невменяемые, еще ползали за водкой. Шли и орали ломаным английским каких-то неправильных битлов: "Ви ай лов ю елоу субмарин, елоу субмарин, елоу субмарин". А потом строем, по команде блевали кавказской паленкой с четвертого этажа, стараясь совмещать ритм и темп рвоты, с ночными плачами Цоя.

Но утром кто-то кого-то победил, и самое ужасное, что все были наши. И на первой же паре, преподаватель государственного и гражданского права психанула и сорвалась на студентах. Потому что не знала, какое-такое государственное право читать в стране, где государства нет, а гарант конституции, не взирая на лица и людей, эту самую конституцию вертит как гулящую девку. И нет у тебя никаких прав, только обязанности перед Родиной-мачехой.

Тогда они целую неделю ждали пятнистых мужиков из военкомата, звонили родным, отрывались с девчонками. И, конечно, пили. Но теперь уже прямо на лекциях, разводя дешевую водку с дорогой пепси-колой. И потребляя сей богемный напиток на задних партах никого не стеснялись. Чего там...

Но война не случилась... По крайней мере официально не случилась. А неофициально она уже шла - начинали медленно тлеть очаги Северного Кавказа, продолжали полыхать Приднестровье, Карабах, Душанбе, Абхазия. Дымное пламя Афгана никак не хотело успокоиться. И серые вереницы беженцев-славян тянулись в негостеприимную как никогда Россию.

И самое странное, что после революционного переворота ничего не переменилось - те же свиноподобные физиономии бубнили невнятные заклинания над истерзанной страной, те же скоморохи глумились в бессмысленных плясках и песнях, те же ведущие с извиняющимися улыбками читали коммерческие объявления в перерывах между гнусными фильмами.