Райдо Витич - Противостояние

• Название: Противостояние
• Автор: Райдо Витич
• Жанр: Историческая проза

Время не выбирает судьбы, скорее судьба выбирает время.

---

— Военврач третьего ранга, майор, — кивнул на кубари и на старика внимательно

уставился: неожиданный жест с его стороны. Вроде не враг, но особой лояльности к

Советам тоже нет. И вообще, непонятный, мутный. За эти дни Дроздов его так и

этак крутил, а ничего не выкрутил. И смирился — раненную принял, лечил, из хаты

не гонит, немцам не сдает, остальное, наверное, неважно. Конечно, про себя Саня

с уверенностью сказать не мог — его может старик бы и сдал, но на счет Лены был

почти уверен — ее Матвей не выдаст. А это уже очень много.

А тут выходило, что старик не такой, каким лейтенанту показался, глубже, что ли.

На поверхности-то нелюдимость, ворчливость да всем недовольство, а на поверку,

гляди ты, и их не выкинул и еще раненного привез.

— Откуда? — спросил, когда тот подошел.

— А те разница? — в своей обычной манере ответил. И неожиданно легко поднял

доходягу на руки, понес в дом. Положил на постель, деловито кинув Лене:

— Воды вскипяти, холсты дай да браги. Знашь, где.

Дрозд помог Матвею одежду с раненого снять и спросил тихо:

— Не боишься, отец?

Тот глянул на него из-под насупленных бровей:

— Мне «боялку» еще в первую мировую отрубило, — и раненого осматривать

принялся.

— Воевал?

Риторический вопрос — старик мимо ушей его пропустил, а Дрозд задумался: не

простой Матвей-то. Бирюком да деревенщиной прикидывается, а ишь ты: воевал,

лечить умеет, говорит, как кержак, платья женские в сундуке хранит. Интересный «фрукт».

— Белогвардеец? — пришло отчего-то на ум.

Старик глянул на него то ли с презрением, то ли с насмешкой, губы поджал:

— Ты, паря, ежели заняться нечем, Алене помоги. Балаболить апосля будешь.

Лена холст, что в сундуке нашла, принесла и бутыль с мутной жидкостью. И застыла

в ступоре, прижав ее к себе — первый раз она полностью голого мужчину видела.

Глаза огромные от ужаса, лицо пятнами от стыда.

Старик глянул, все понял. Бутыль отобрал и за занавеску девчонку вытолкал:

— Пожевать сообрази!

Та и сползла по стене на пол, не соображая. Минут пять сидела, передергиваясь от

открытия новой для нее анатомии. Как относится к этому, она не знала, но отчего-то

было страшно. И заставила себя встать, обедом заняться.

— Воды холодной дай! — послышалось недовольное из-за занавески. Девушка чуть

чугунок с картошкой не выронила: как же?… Опять туда, а там… неприкрытый…

Саня выглянул:

— Ну, ты чего? Долго ждать?

И смолк, поймав оторопевший взгляд. Нахмурился: что это с ней? Кухню оглядел, на

деда и раненого посмотрел и, дошло: еее.

— Понял. Сам, — заверил девушку. Черпанул воды из ведра ковшом, отнес.

А Лене вовсе плохо стало: выходило, что прав лейтенант, ни на что она не годна.

В бой не вступая, чего-то до полусмерти испугалась. А вдуматься, чего? Ну,

устроены мужчины иначе, что с того?

Матвей обработал раны, ловко перевязал их. Дрозд карманы гимнастерки прошарил —

ничего не нашел. И остался без нее — старик отобрал. Молча вырвал, остальное

тряпье сгреб и в печь его, сверху еще дров. Грохнул заслонкой и на улицу ушел.

Дрозд за ним, как нитка за иголкой. Старик на крыльцо сел, закурил, мужчина

рядом пристроился, с завистью на самокрутку поглядывая.

Матвей зыркнул на него, понял, кисет дал: балуйся.

Саша махорки щедро на бумагу сыпнул, свернул, закурил, щурясь от довольства:

добрый табачок, ядреный, до ушей продирает.

— Ты где военврача взял? — спросил Матвея.

— В лесу, — буркнул тот.

— И много там еще таких?

— Хватает.

— Что ж только одного подобрал? Остальные лычками не вышли?

Старик помолчал и бросил:

— Видом. Трупы.

Дрозд притих, соображая, где же это и что было?

— Много?

— Полон лес. Да не лес — так, рощица. С километр может будет. Грибов там

прошлый год было, хоть телегой вывози. А ноне… — и вздохнул.

У Дрозда лицо от представленной картины закаменело. Почему же? Что же там было?

— Бой шел? — спросил тихо. А они в это время выходит по лесу шатались. Болото

мерили? Мать вашу!… Вашу мать…

— Как же, — хмыкнул презрительно старик. — Ваши раненых вывезти не смогли.

Вот вся рощица ими и была забита. А потом немец пришел. Сравнял. Кишки на ветвях

висят. Воронки и месиво из тел. Заблытчинских хоронить заставили.

До Саши медленно доходило. Представить, что своя, доблестная красная армия может

раненых оставить, он мог с трудом, и даже мог найти объяснение, хоть и не

оправдывающее, не утишающее. Но артобстрел немцев по раненным, прицельно и

намеренно?…

— Звери на землю русскую пришли. Звери, — тихо сказал Матвей. — Умоется

кровушкой землица наша. Попомни.

— Может еще кто живой? — глухо спросил лейтенант, с надеждой глянув на мужчину.

— Какой? Этот-то к прогалине видно отполз, вот Бог и миловал. А там, — и рукой

махнул. Затянулся жадно, помолчал и добавил. — Устлано.

Дрозд не понимал, не мог понять. Откинул курево, вскочил, но шаг сделал и замер:

как же так? Как же?…

— Что же наши-то? — спросил у облаков, будто они ответить могли.

— А чего ваши? За Минском говорят, уже. Немец-то под Москвой.

— Врешь!! — развернуло Сашку.

Матвей молча из-за пазухи пару смятых листов вытащил, ему отдал. А на них

ненавистная свастика и орел с растопыренными крыльями. Внизу на одной русским

языком: "Доблестные немецкие войска освобождают советские города и села от

большевистского плена! Ваш долг помочь нам в деле освобождения вашей Родины!

Бейте евреев и коммунистов, спасайте свою страну от большевистского ига!" На

другой: "Весь белорусский народ включился в борьбу против красной чумы.

Доблестные войскам Германии с цветами встречают на улицах Белоруссии, Украины,

Прибалтики! Москва добровольно отдала ключи от Кремля! Вступай в национальную

Белорусскую армию, вступай в полицию и наведи порядок! Убей жида и коммуниста!

Прими участие в освободительной войне!" А на третьей был то ли приказ, то ли

угроза: "За укрывательство и оказание помощи солдатам и офицерам Красной армии —

расстрел! За укрывательство и оказание помощи коммунистам, полит работникам,

красным агитаторам и активистам — расстрел! За укрывательство и помощь жидам,

раненым и партизанам — расстрел! За не подчинение приказам — расстрел! За

нарушение порядка — расстрел!"

Бред!

Дрозд уставился на старика и медленно смял бумагу, разорвал на мелкие клочки и

развеял по ветру.

— Сам-то читал?

— А то? — хмыкнул. — Меня Воронок лично просветил. Гляди грит, дед, в оба. К

те грит, поди, на заимку ни одна гнида красная приползет, так ты мне тут же

скажи. Мы это отродье и загребем.

— Вот даже как? — криво усмехнулся Саша: не понимал он Матвея, решительно не

понимал. — А ты, значит наоборот, как раз красных в доме привечаешь.

— А мне власть не указ. Я анархист душой, да и голова своя имеется.

— Не боишься, что расстреляют?

— Достань сперва.

Дрозд мучился от непонимания и не сдержался, присел перед стариком на корточки,

заглядывая в глаза, спросил прямо:

— За кого ты, отец? За себя, за нас, за них?

Матвей руки на коленях сложил, поглядывая на мужчину, губы пожевал, видно думая,

стоит отвечать или нет, и все ж сказал:

— А не поймешь.

— А не дурак.

— Эт я вижу. А все едино дурака. В том и везение твое. Был бы старше, идейнее,

шмальнул бы я в тебя без зазрения.

Ничего себе откровенность!

— Что так? Шутишь?

— Да куда там. Правду баю, а ты вишь, дурака, и не понял.

— Не понял, — признался. — Ты ведь как отец за нами, за Леной вон. Не погнал,

когда заявились, раненного еще притащил, и вдруг «шмальнул» бы. Что так и что

мешает?

— А ты смерть торопишь?

— Нет. Понять хочу. Беспокоюсь, когда не понимаю.

— Ааа!… - старик поерзал, бороду огладил, глазами сверкнув и бросил. —