Олег Калугин - Прощай, Лубянка!

• Название: Прощай, Лубянка!
• Автор: Олег Калугин
• Издательство: Олимп
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1995
• ISBN: 5-7390-0375-X, 5-7358-0183-X

История одной жизни в контексте истории всей страны — вот что представляет собой книга Олега Калугина. Автор рассказывает о трудной и опасной работе разведчика, о людях, с которыми сводила судьба, о личной жизни и немного о политике. Западный читатель, который познакомился с этой книгой раньше, принял ее с большим интересом.

---

Я прервал Носырева репликой: «Неужели руководству обкома нечем больше заняться, кроме вылавливания блох в документах выездной комиссии?» Носырев побагровел и рявкнул что-то несусветное. Я ответил в том же духе, добавив, что орать на себя не позволю и работать с ним больше не желаю. Носырев тут же встал и закрыл совещание.

Я вернулся в свой кабинет с намерением тут же написать рапорт на имя Чебрикова с просьбой об освобождении меня от занимаемой должности. Пока я размышлял над чистым листом бумаги, ко мне зашел один из руководителей Второй службы (контрразведки) и предложил пойти в буфет. По дороге он сообщил нечто, заставившее меня тут же изменить планы.

«Носырев считает, что вы дали добро на поездку сотрудницы «Панамерикэн» в США для того, чтобы через нее восстановить давно утерянную связь с ЦРУ. В течение нескольких лет за вами наблюдали по указанию из Москвы, но ничего путного не обнаружили. Второй Главк считал, что дело давно пора прекратить, но на продолжении настаивал Алидин и кто-то еще из руководства. Чтобы вас скомпрометировать и убрать отсюда, наш агент, возглавляющий «Панамерикэн», по поручению Носырева звонил в Москву своему американскому начальству и сказал, что его хотят уволить, потому что какой-то генерал из КГБ имеет любовную связь с его сотрудницей и приревновал ее к нему. Поскольку телефонный разговор записывается на пленку, есть полная гарантия, что завтра его текст будет лежать на столе Председателя КГБ».

Итак, гнев Носырева, ссылки на Соловьева — все это разыграно под заранее подготовленную схему. Им просто необходимо от меня избавиться! Но это же совпадает и с моим желанием. В таком случае писать Чебрикову нет смысла. Пусть лучше в ЦК партии знают, кто такой Носырев!

Я снова сел за чистый лист бумаги. Наутро, проставив на письме гриф «секретно», я отправил его фельдсвязью в Москву. Я дал развернутую характеристику Носыреву, сделав упор на замазывание им реальных проблем в угоду обкому, на нетерпимость к инакомыслию и злоупотребление служебным положением.

Через две недели в Ленинград прибыла комиссия во главе с заместителем Председателя КГБ по кадрам Пономаревым и представителем админотдела ЦК КПСС Карбаиновым. Официально в их задачу входила проверка сообщенных мной фактов. Мне сказали, что письмо попало к Горбачеву и он начертал резолюцию: «Неужели в КГБ есть такие начальники? Организуйте проверку». Но комиссия, по-видимому, имела главной мишенью не Носырева, а меня. Она дотошно искала тех, кто мог сообщить что-либо предосудительное о моем поведении на службе и в быту. Некоторых понуждали давать показания под угрозой, но результаты оказались мизерными.

Выводы комиссии: сообщенные Калугиным факты в основном не подтвердились.

Меня пригласил Пономарев и предложил к началу года выехать в Москву. Там мне предоставлялась должность заместителя начальника Управления режима Академии наук СССР. Я не спорил: в Ленинграде мне делать было нечего. Переход в резерв КГБ, а именно так называется система замещения должностей в различных гражданских ведомствах офицерами КГБ, означал, что мне надо готовиться к отставке. Правда, некоторые генералы ухитрялись сидеть в ведомствах до глубокой старости, но я по их стопам не пойду.

В Москве я зашел на прием к Чебрикову. «Что ты там расписался? — накинулся он. — Мы Носырева и так уже готовили на пенсию. Незачем было обращаться в ЦК. Лучше бы мне лично написал. В резерве поработай немного, а там посмотрим: может быть, еще зампредом назначим. А если снова писать будешь, то в пятьдесят пять лет на пенсию уйдешь. Понял?»

Да, я понял. С первого дня объявленной Горбачевым перестройки я понял, что для моего поколения — это последний шанс выбраться из трясины, в которую медленно погружалась страна. Топтание на месте в то время еще не ощущалось, но рычаги торможения уже были включены, и я знал, что мощнейшим рычагом является КГБ и его ультраконсервативное руководство.

Своими мыслями я решил поделиться с автором перестройки — в надежде, что он тоже поймет необходимость радикальных реформ в организации, служившей верной опорой старого режима. Я написал письмо Михаилу Горбачеву и передал его через Александра Яковлева. В нем я, в частности, писал:

«Правдивый, критический анализ состояния дел у нас в стране, прозвучавший на XXVII съезде КПСС и особенно на январском Пленуме ЦК, практические меры, принимаемые партией по развитию социалистической демократии, вселяют уверенность в том, что мы действительно, а не на словах, встаем на путь революционных преобразований.

В этой связи хотелось бы поделиться некоторыми соображениями по весьма деликатным вопросам, относящимся до сих пор к «запретной» зоне. Речь идет о роли и месте правоохранительных органов, прежде всего органов госбезопасности, в нашем обществе в условиях перестройки.

Как ветеран органов КГБ, считаю, что процесс обновления, охвативший почти все сферы нашей жизни, по существу не затронул КГБ. На фоне происходящих в стране перемен КГБ являет собой сегодня наиболее консервативный, окостенелый организм, объективно вступающий в растущее противоречие с интересами поступательного развития социалистического общества. Во все времена и при всех общественных формациях органы правопорядка отличались своим консерватизмом. Но то, что является признанным достоинством в условиях относительного покоя, при других обстоятельствах может стать серьезным недостатком.

Первейшая задача КГБ — сверять свою повседневную деятельность с политическим курсом партии. Делается ли это?

В докладе на IX Всероссийском съезде Советов в 1921 году В. И. Ленин, отмечая заслуги ВЧК перед революцией, указывал: «Чем больше мы входим в условия, которые являются условиями прочной и твердой власти… тем уже становится сфера учреждения, которое ответным ударом отвечает на всякий удар заговорщиков». В резолюции, принятой по этому вопросу, съезд поручил пересмотреть Положение о ВЧК и его органах в «направлении сужения их полномочий и усиления начал революционной законности». В той же резолюции подчеркивалось, что «укрепление Советской власти вовне и внутри позволяет сузить круг деятельности ВЧК и его органов».

С тех пор неизмеримо возросла мощь Советского государства, как никогда сильны его международные позиции. С точки зрения внутреннего развития диктатура пролетариата выполнила свою историческую миссию, и едва ли можно всерьез говорить о возможности реставрации капитализма в СССР путем заговоров, контрреволюции и иных насильственных действий.

Несмотря на эти, казалось бы, очевидные истины, органы госбезопасности, оправившись после суровой критики допущенных ими беззаконий в период культа личности, в последние годы вновь набрали огромную силу и влияние, явно превышающие реальные потребности общества и не соответствующие уровню его политического развития.

В этой связи представляется назревшим вопрос о реформах в системе правоохранительных органов, усилении партийного и государственного контроля за ними, что позволит существенно ускорить процесс демократизации в нашей стране, высвободить огромные скрытые резервы, таящиеся в нашем народе…»

Я предложил на треть сократить аппарат КГБ, реорганизовать его структурно, уточнить задачи и функции в сторону их сужения и ограничения. Следовало значительно снизить порог секретности, облегчить выезд советских граждан за границу, ликвидировать партийные и иные выездные комиссии, отменить «диссидентские» статьи 190.1 и 76.1 УК РСФСР, как противоречащие духу демократических преобразований в стране, усилить контроль за деятельностью органов госбезопасности и распространить принцип гласности на освещение не только их успехов, но и просчетов.

Через месяц меня вызвал Чебриков. Он выглядел взволнованным. «Что ты там написал Горбачеву? — начал он. — Расскажи по-порядку. Я, к сожалению, письма не читал».

Мой пересказ содержания письма постоянно прерывался вопросами Чебрикова и присутствовавшего при беседе его первого заместителя Емохонова. Они спорили, доказывали, убеждали. Я повторял только одно: «Это моя точка зрения, если она расходится с вашей, я сожалею, но менять ее не собираюсь». В какой-то момент беседа, длившаяся два часа, вышла за рамки обсуждаемой темы. Я высказал Чебрикову свое возмущение попытками Носырева оклеветать меня, распуская слухи о связи с ЦРУ.

«Я не дам себя опорочить, я буду защищаться», — сказал я. Внезапно Чебриков встал и с больше, чем обычно, перекошенным лицом произнес: «И я буду защищаться… Иди, работай».

Работать в Академии мне пришлось недолго. Я установил оперативные контакты с некоторыми академиками, написал по их материалам несколько записок в Шестое управление КГБ, к которому был прикреплен, по проблемам ядерной зимы, искусственного интеллекта, сейсмической войны, сверхпроводимости, перспектив добычи золота во Вьетнаме и патентно-лицензионной практики Академии наук.