Сергей Романовский - Нетерпение мысли, или Исторический портрет радикальной русской интеллигенции

• Название: Нетерпение мысли, или Исторический портрет радикальной русской интеллигенции
• Автор: Сергей Романовский
• Издательство: Издательство Санкт-Петербургского Университета
• Жанр: Культурология
• Год: 2000
• ISBN: 5-288-02723-4

Книга посвящена всестороннему культурологическому и политологическому анализу роли в российском историческом процессе радикальной русской, а также советской и постсоветской интеллигенции. Впервые обосновывается резкая грань между этими тремя понятиями. Автор не ограничивается уже набившим оскомину анализом деструктивного влияния интеллигенции на слом российской, а затем советской государственности, он ставит вопрос шире – интеллигенция, как свободомыслящая социальная группа интеллектуалов, на всех отрезках российской истории находилась в оппозиции к властным структурам, отсюда и взаимное отчуждение интеллигенции и государства, отсюда же и её «отщепенство» в глазах народа российского.

Книга представляет интерес для всех, кто интересуется российской историей и культурой. Она будет полезна как студентам, так и преподавателям всех гуманитарных специальностей российских университетов.

---

Д. С. Мережковский, сочиняя в 1906 г. своего «Грядущего Хама», уже видел мысленным взором новую, еще неведомую ему Россию. Он желал ее, как желают любимую женщину, и одновременно терпеть не мог ту Россию, в которой реально жил. Он насквозь был пропитан идеями А. И. Герцена, М. А. Бакунина, Д. И. Писарева и с удовольствием внедрял в головы читающей публики их разрушительный пафос. Он пытался расшевелить своим воспаленным нетерпеливостью журналистским пером народ, не умея понять глубинных, основополагающих начал русского характера: терпения, смирения и покорности; ему неведомо было, что это не рабьи, а божеские черты, а потому грех обращать в недостаток то, что является достоинством.

Неудивительно, что когда такие знатоки народного счастья, как Д. С. Мережковский, своими прямолинейными идеалами все же расшевелили распластанного на двух континентах и беспокойно спящего зверя, то «зоологическое начало» темного русского человека мгновенно прорвало тончайшую культурную пленку, покрывавшую Россию, и он, толком не понимая, что происходит, взъярился и в первую очередь прихлопнул тех, кто оторвал его от многовековой сонной одури, – интеллигентов. Если бы Д. С. Мережковскому в 1906 г. приснился год 1917, то он враз бы охолодел и, отерев со лба липкий пот, трясущимися губами промямлил: чур меня…

Уже в 1919 г. академик В. И. Вернадский, за два года до того бесславно завершив свою деятельность демократа-преобразователя, стоя на капитанском мостике кадетской партии, полностью осознал всю нереалистичность демократического максимализма для России того времени. Ученый понял также, сколь губительным для будущности страны было разрушение российской государственности, которая в муках, в крови и в поте складывалась веками. Теперь она утрачена. Но вместе с Россией безвозвратно ушла с исторической сцены и старая русская интеллигенция – рухнувшие обломки российского государства раздавили ее. «Это хорошо, – пишет В. И. Вернадский, – ибо вина за многое, что совершилось и совершается, лежит на ней… Никогда в истории не было примера, чтобы мозг страны – интеллигенция – не понимала, подобно русской, всего блага, всей огромной важности государственности» [164].

Русская интеллигенция, таким образом, пала жертвой собственной эмпирической близорукости. «Духовное отчуждение» между интеллигенцией и народом, о котором еще в 1908 г. говорил С. Н. Булгаков [165], в 20-х годах завершилось мутацией русской интеллигенции в интеллигенцию советскую. Народолюбие по-интеллигентски и для нее, и для России кончилось трагически, советская же интеллигенция молилась совсем другим «богам». Если русская интеллигенция активно боролась с самодержавием, то советская преданно служила коммунистическому режиму. Так продолжалось до середины 60-х годов. Затем интеллигент стал читать и слушать, само собой недозволенное – читать «самиздат» и слушать «голоса». Но еще А.И. Герцен говорил, что если интеллигент начал читать, то он непременно возненавидит власть.

Так подспудно вызревала в интеллигенте двойная мораль и двойное сознание. Теперь он не только презирал идеалы, которым еще накануне поклонялся, но и начинал в душе презирать самого себя.

Очень узнаваемый портрет советской и даже постсоветской интеллигенции нарисовал Ю.А.Поляков: «Служа власти, интеллигенция мечтает о ее смене. Клянясь в любви к народу, боится и презирает его. Прославляя свободу, демократию, равенство, поддерживает тиранов и толстосумов…Разоблачая продажность, сама охотно продается, тем более что покупатели интеллекта всегда находят- ся» [166].

Часть III Российская интеллигенция

Глава 7 Русские «книжники»

Те источники, которые донесли до нас основные события российской истории с древнейших времен, в определенном смы-сле интересны и для нашей темы, ибо именно тогда закладывалась та духовная и интеллектуальная аура, которую мы называем русской ментальностью; именно тогда четко обозначились те исторические процессы, которые привели к формированию русской государственности в виде, несовместимом с развитием интеллектуальных и духовных свобод человека.

Первый исторический репер, имеющий для нас определя-ющее значение, – X век: начало христианизации Руси. Это был длительный, мучительный процесс, сопровождавшийся полным сломом сознания людей. Принятие Русью христианства по византийскому образцу явилось результатом договора о «свойстве» с Византией 987 г. Русь в лице Великого князя Владимира I Святославовича свой выбор сделала [167].

Разумеется, в X веке эта акция была нужна лишь светской власти. Для простого же люда принятие новой веры означало крушение многовековых традиций, отказ от покровительства языческих богов, защищавших их труд, быт, освящавших обряды и обычаи. И тем не менее монотеизм оказался спасительным открытием и для Руси: в средние века он способствовал объединению русского государства, а в дальнейшем по мере того, как православие становилось неотъемлемой частью русской ментальности, оно помогло укрепить нравственный стержень человека и значительно облегчить тяготы его жизни.

Есть еще один аспект христианизации Руси для нас особенно важный: приобщение Руси к мировой религии означало и ее приобщение к мировой культуре. Церковная письменность, переданная нам Болгарией, по мнению академика Д. С. Лихачева, «самое важное, что дало Руси крещение» [168], ибо до этого акта у славян была лишь «примитивная письменность».

Нельзя сказать, что именно христианская вера сделала русский народ грамотным, но можно с полной определенностью утверждать, что именно православие как Истинная Вера в первые века после крещения помогло русичам осознать себя неотъемлемой частью Святой Руси, что стало стойким фундаментом нравственного противостояния «поганым» и «неверным» во время татарского нашествия и одновременно обернулось неистребимым вирусом, заразившим русские души некими «особостями», много веков мешавшими и мешающими до сих пор найти России «дорогу к Храму» [169].

Еще до крещения в истории Древней Руси было событие, проявившее удивительную способность русичей к сохранению единой национальной общности. В IX веке русичи были вынуждены начать формирование собственной государственности. Тогда никто из славянских вождей не мог взять на себя миссию объединителя многочисленных родовых союзов. И порешили в 862 г. славяне призвать в свои земли грозных норманнов «княжить и володеть ими», мудро расценив, что уже вскоре эти норманны обрусеют и им с готовностью станут подчиняться как законной власти старые племенные структуры [170]. Действительно, не прошло и ста лет, как варяжский князь из «князя-авантюриста» превратился, по выражению П. Н. Милюкова, в «князя-правителя» [171].

Приход варяжских гостей укоренил еще одну спасительную, по крайней мере для Древней Руси, традицию: сила выше права. В последствие, уже через много столетий русской истории, этот императив, переродившийся из моральной опоры в юридическое беззаконие, стал основным рычагом расшатывания обессилившей российской государственности.

Уже при шестом Рюриковиче, Великом князе Владимире, Русь приняла христианство. Понял князь, что вера в Господа в условиях единоличной «силовой» власти сольется с верой и во власть светскую. А чтобы люди осознали для себя пользу такого слияния, их надо просветить. Именно с Владимира Святославича начинается целенаправленное приобщение русских людей к культуре. Он основал первые училища «для отроков», где детей обучали грамоте по букварю, часослову и псалтири. По свидетельству Н. М. Карамзина, матери отправляли своих чад в эти училища «как в могилу», ибо грамоту по неискоренимой языческой традиции считали опасным чародейством [172].

Нравы тех времен были жестокими. Слабое государство выжить не могло. Его непрерывно били. К тому же применительно к Руси говорить о государстве можно было с большой натяжкой. Она представляла собой совокупность непрерывно враждовавших между собой княжеств. Жизнь протекала в обстановке почти не прекращающейся смуты. «И встал род на род» (Нестор) и били друг друга до полного почти истребления. Поэтому неудивительно, что ослабленная раздорами Русь оказалась легкой добычей сильной и прекрасно организованной татаро-монгольской орды. В 1236 г. хан Батый захватил южное Приднепровье, а до этого полчища Чингисхана («Властелина Вселенной») покорили Среднюю Азию. Русь почти на 250 лет попадает в черную полосу своей истории. Наступил период, который все дружно называют «ордынским игом» [173].

Что же сделали завоеватели с Русью за 250 лет? Это очень большой срок, чтобы можно было говорить о врeменной оккупации русских земель. За 250 лет Орда так подействовала на психику русского человека, что она не стала вполне здоровой по сию пору. Недаром философ Л. Шестов говорил: поскреби как следует любого из нас, и ты доскребёшься до татарина [174].