Сергей Романовский - Нетерпение мысли, или Исторический портрет радикальной русской интеллигенции

• Название: Нетерпение мысли, или Исторический портрет радикальной русской интеллигенции
• Автор: Сергей Романовский
• Издательство: Издательство Санкт-Петербургского Университета
• Жанр: Культурология
• Год: 2000
• ISBN: 5-288-02723-4

Книга посвящена всестороннему культурологическому и политологическому анализу роли в российском историческом процессе радикальной русской, а также советской и постсоветской интеллигенции. Впервые обосновывается резкая грань между этими тремя понятиями. Автор не ограничивается уже набившим оскомину анализом деструктивного влияния интеллигенции на слом российской, а затем советской государственности, он ставит вопрос шире – интеллигенция, как свободомыслящая социальная группа интеллектуалов, на всех отрезках российской истории находилась в оппозиции к властным структурам, отсюда и взаимное отчуждение интеллигенции и государства, отсюда же и её «отщепенство» в глазах народа российского.

Книга представляет интерес для всех, кто интересуется российской историей и культурой. Она будет полезна как студентам, так и преподавателям всех гуманитарных специальностей российских университетов.

---

Тем, что Александр решил все сделать в пику своему родителю, как ранее Павел в пику Екатерине II? Априорных фактов для подобного предположения нет никаких.

Тем, что пришло время крутых реформ и оно как бы само диктовало требуемые преобразования? Нереалистичное предположение, поскольку, как известно, для России никогда не поздно и одновременно всегда поздно предпринимать что-то новое.

Можно не сомневаться – будь Александр другим человеком, он бы с легкостью прокатился на своей державной тройке по проложенной его отцом политической колее и закончил бы свою жизнь в постели, а не обливаясь кровью на набережной Екатерининского канала.

Вероятнее всего, объяснить это каким-то одним фактором невозможно. Сказалось и то, что Александр короновался уже вполне зрелым сложившимся политиком со своими взглядами на управление страной. Он прекрасно знал состояние ее экономики, чувствовал полное закрепощение духа нации и ведал о беспределе чиновничьего произвола. И, конечно, понимал, что подобное общество развиваться не может.

К тому же начал своё царствование Александр II еще во время несчастной для России Крымской войны. Александр был в курсе ее подоплеки и, разумеется, трезво оценивал «дипломатический дар» Николая I, умудрившегося ожесточить против России сразу шесть держав: Францию, Австрию, Англию, Пруссию, Сардинию и Турцию, – а это, без малого, пол-Европы. Так что Крымская война явилась вполне закономерным финалом изоляционистского стиля руководства страной. В войне этой высветились все политические изъяны охранительного жандармского режима.

Подобной славы Александр себе не желал. В истории он хотел закрепиться в ином качестве. Он посчитал, что уровень его притязаний вполне соответствует его возможностям. И ошибся. Не соотнес набранную «птицей_тройкой» скорость с мускульной силой возницы.

Практически сразу после смерти Николая I заговорила вся Россия. Впервые в истории русской интеллигенции ее слово стало «общественной силой» [301]. Причем подобная невиданная для России «гласность» проявилась не по инициативе, а с явного попуститель-ства правительства. Оно оказалось пассивным и инерционным. Не правительство направляло события, оно лишь нехотя следовало вслед за ними. Время конца 50-х – начала 60-х годов с легкой руки Ф. И. Тютчева получило название «оттепели».

Александр II стал получать множество советов и пред-ложений от интеллигенции. Писали и славянофилы, и западники. Интеллигенция ведь быстро чувствует перемены общественного климата, и коли они, с ее позиций, благоприятны, тут же приступает к очередному акту «спасения» России.

Вот что, к примеру, Александру II писал К. С. Аксаков: «Со-временное состояние России представляет внутренний разлад, прикрываемый бессовестной ложью… При потере взаимной искренности и доверчивости все обняла ложь, везде обман… Все лгут друг другу, видят это и продолжают лгать, и неизвестно до чего дойдут. Всеобщее развращение или ослабление нравственных начал в обществе дошло до огромных размеров… Это сделалось уже не личным грехом, а общественным… К чему же ведет такая система?… Эта система, если б могла успеть, то обратила бы человека в животное, которое повинуется не рассуждая…» [302]

И уж вовсе нежданный совет получил Александр от исто-рика М. П. Погодина, одного из идеологов николаевского застоя, мыслями которого во многом пропитаны конкретные шаги «охра-нительного» режима. Сразу после смерти Николая I он вдруг прозрел и уже в 1856 г. стал советовать новому царю реформы невиданного размаха: «Свобода! Вот слово, которое должно раздаться с высоты русского престола! Простите наших политических преступников. Объявите твердое намерение освободить крестьян. Дайте право приобретать землю кому угодно. Облегчите цензуру под заглавием любезной для Европы свободы книгопечатания… Медлить нечего. Надо вдруг приниматься за все: за дороги, железные и каменные, за оружейные, пушечные и пороховые заводы, за медицинские факультеты и госпитали, за кадетские корпуса и училища мореплавания, за гимназии и университеты, за промыслы и торговлю, за крестьян, чиновников, дворян, духовенство, за воспитание высшего сословия, да и прочие не лучше, за взятки, роскошь, пенсии, аренды за деньги, за финансы, за все, за все…» [303]

Александр и принялся: «вдруг» и «за все». Указы, циркуляры и постановления сыпались как из рога изобилия, но попадая к тем, кому надлежало их исполнять, вдруг сразу менялись до неузнаваемости. Все это видели и возмущались. А потому высочайшие благодеяния на поверку оказывались просто издевательством над здравым смыслом, касалось ли это университетского образования или свободы печати.

Приступил к реформам Александр не медля. Уже вскоре после подписания 18 марта 1856 г. невыгодного для России парижского замирения в Крымской войне Александр в том же году амнистирует всех «политических», в том числе и замахнувшихся на государственный переворот, т.е. декабристов, а также петрашевцев и участников польского восстания 1831 г.

И сразу же берется за главную российскую «особость» – крепостничество. Об этом зле, как мы знаем, рассуждали все российские государи, но далее мелких послаблений дело не шло. 30 марта 1856 г. в обращении к предводителям дворянства в Москве только что вступивший на престол государь заявил: освобождение крестьян должно случиться и «гораздо лучше, чтобы это произошло свыше, нежели снизу» [304].

Александр в 1856 г. учреждает особый секретный комитет по крестьянскому вопросу и сам же его возглавляет. Как и следовало ожидать, сторонников полной отмены крепостного права нашлось там немного, большинство было за продолжение послабительных мер. В 1858 г. Александр преобразует этот комитет в «Главный комитет по крестьянскому делу». Но и в нем работа шла враздрай: бoльшая часть сановников продолжала настаивать лишь на «улуч-шении быта крестьян». И лишь в 1859 г. Александр поставил вопрос жестко: только полное освобождение крестьян. Однако предварительно надо было разработать технологию «освобождения».

Наконец, 19 февраля 1861 г. был подписан исторический Манифест об освобождении крестьян. Его ждала вся Россия. Из крепостной зависимости были выведены сразу 22 млн человек!

В 1864 г. приступили к земской и судебной реформам. Затем начали реформировать армию и менять полувоенный образ жизни российского общества: Александр II уничтожил военные поселения, сократил срок службы для рядовых с 25 до 15 лет, отменил телесные наказания в армии и во флоте, учредил на территории страны 14 военных округов; наконец, в 1874 г. утвердил Устав о всеобщей воинской повинности.

Не забыл царь_реформатор и о раскрепощении интеллектуального потенциала нации: в 1863 г. была проведена реформа высшего образования, принят новый университетский устав, по которому университеты получили относительную автономию с правом выбора ректора и деканов, с правом самостоятельного решения своих внутренних учебных и чисто научных проблем.

В 1864 г. Александр перестраивает среднее образовательное звено: выделяются классические гимназии и реальные училища.

Наконец, невиданное для России и крайне рискованное новшество: отменяется цензура на периодические издания!

Для затравленной, забитой и темной страны всего этого оказалось с избытком. Россия, как выяснилось, объелась реформами и… ее понесло.

…Надо сказать, что Александр II проводил реформы по чисто кабинетному принципу, сообразуясь только с их целесообразностью и нужностью и совсем не задумываясь о реакции на них российского общества и тем более о своих упреждающих шагах по нейтрализации возможного противодействия. Подобные крутые начинания должны сопровождаться не менее крутыми мерами контроля. Открывать сразу все клапана государственного котла было опасно – его могло разнести.

И опыт показал, что ни одно из благих начинаний Александра II не было встречено с пониманием и одобрением, все они вызывали либо откровенный саботаж, либо возмущение «неблагодар-ных». Россия ведь страна максималистская: ее история наглядно продемонстрировала, что она вполне может существовать при любой диктатуре, но как только диктатура слабеет, народ начинает требовать невозможного – всего и сразу.

Иными словами, ситуация с реформами «еще раз наглядно подтвердила неизменный алгоритм авторитарной власти: готовит реформу воодушевление либералов, проводит ее осторожность консерваторов и сворачивает “административный восторг” реакционеров вкупе с нетерпением революционеров» [305].

Так, Александр II еще не объявил свой манифест о крестьянской реформе, как один из крупных землевладельцев взял да назло «освободителям» заранее выслал на поселение в Сибирь целую большую деревню, более 1000 человек. Об этом вспоминал писатель Н. Н. Златовратский [306].