Елена Ткач - Золотая рыбка

• Название: Золотая рыбка
• Автор: Елена Ткач
• Издательство: ТЕРРА-Книжный клуб
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1998
• ISBN: 5-300-01943-7

В сборнике представлены два романа современной российской писательницы Елены Ткач. Героиня обоих романов – журналистка Вера Муранова – оказывается наследницей старинного итальянского рода, с которым связана вековая тайна.

Любовь, борьба, страдания, путешествия, поиски сокровищ – все это в полной мере пережили герои Елены Ткач.

---

– Ну ты и запасливая! – подивился Алеша.

Мысленно он уже был там – в усадьбе, в родовом гнезде, где едва ли не целых два века обитали его незнакомые предки. Неужели сейчас он проникнет туда – в этот дом, который по праву мог бы ему принадлежать…

«Я здесь, с вами…» Он испытывал ни с чем не сравнимое чувство, будто все его предки собрались здесь, встречая последнего своего потомка, и, незримые, наблюдают за ним, напутствуют его с высот своей потусторонней свободы…

Но приветствовали они не его одного – с ним была владелица рыбки – последняя из женщин в их злосчастном роду, кому была доверена его тайна, наследница поколений, получившая в дар не славу, не честь и богатство, а только безысходность и боль…

Его сердце защемило от нежности – и за что ей такое? Разве не достойна она лучшей доли?!

«Как же ты хороша, моя девочка, моя милая, ненаглядная и несчастная девочка! Как жестока женственность, воплощенная в тебе, – в твоей ранимости, в твоем отвращении ко всякой мышиной возне, в твоей импульсивности, которая презирает расчетливость, в твоей искренности, которая порой губит тебя, и в твоем упрямом ожидании праздника, который тебя предает…

Как ты умудрилась сохранить эту беззащитность – при всех ударах, которые наносит судьба, ударах, которые ты научилась держать, как профессионал на ринге… Ты не позволишь себя сломать, к тебе не пристанет грязь, тебя не коснется пошлость в таких ситуациях, побывав в которых другая – не такая хрупкая и с виду более жизнестойкая – сгорбится и угаснет, навсегда утеряв способность радоваться жизни и верить ей. Верить, несмотря ни на что… Ты научилась улыбаться сквозь слезы, а такая улыбка никогда не угаснет! И твоя видимая беззащитность – это твоя мелодия, которую пронесешь ты сквозь все времена, способные только лгать и убивать, мелодия, ставшая лейтмотивом истинной женственности…

Ты никогда не утратишь своей детской способности удивляться, своей загадочной полуулыбки… Ты никогда не откажешься от них ради выгоды! Ты, моя милая, вся сотканная из светотени, лунных бликов и полутонов, – ты стоишь на ветру, никем и ничем не защищенная – ни деньгами, ни властью, ни громким именем, – ты стоишь на ветру, чтобы сохранить и пронести сквозь время свою неотмирность, наивность и простоту – свою красоту – душу женственности!

И как бы я хотел защитить тебя, подхватить на руки и унести прочь – укрыть от ветра – прочь от этого времени, разорванного между ухмылкой вседозволенности правящих бал бандитов и озлобленной нищетой… и от себя самого, который не смеет тебя от этой доли заслонить… и просто любить!»

Он отошел в тень, прислонился к колонне, с которой сыпалась известь, обнажая остов из кирпичей, и поглядел на Веру. Это был взгляд, каким узник глядит сквозь прутья решетки на парящего в небе голубя: Алексей любовался ею – любовался издали, исподтишка, оберегая ее покой, стараясь избежать любых проявлений своего отнюдь не братского чувства – той страсти, противостоять которой с каждым часом становилось все трудней…

А Вера, поняв, что ему сейчас не до бутербродов, стала сворачивать свою самобранку, убирая ненужные, приготовленные ею с таким тщанием и любовью дары…

И, словно разогретая солнышком, оттаяла в ней внезапная мысль: «Как бы мне хотелось ребеночка Алешке родить!» И сама себе удивилась – никогда прежде подобных помыслов не возникало, она не принадлежала к типу женщин-наседок и к возне с детишками относилась с некоторой долей иронии. А тут… Может, это место вызвало в ней такое желание – родовое гнездо, вырастившее не одно поколение. Ныне гнездо одряхлело, на нем лежала печать вырождения и в прямом, и в переносном смысле – дом обветшал, а род, можно считать, был на грани исчезновения: они с Алексеем оказались последними веточками на родовом древе, и при этом оба не имели детей…

Алексей тем временем справился с собой и явился из своего укрытия как ни в чем не бывало, надев личину деловитой озабоченности…

Так бродили они вокруг да около, погруженные в свои мысли, стремясь всячески оттянуть тот момент, когда надо будет приступать к делу. Слишком опасным, судя по предостережениям отца, могло стать это дело, и самое неприятное крылось в том, что опасность эта была неведомой, а сама ее природа – внезапной и неожиданной, подстерегавшей смельчаков из-за угла…

22

– Ну что, давай прикинем по плану, где копать… – Алексей достал из кармана карту и протянул руку за золотой рыбкой.

Вера торопливо сняла цепочку с украшением через голову и с видимым облегчением отдала Алеше – рыбка порой казалась ей раскаленной, порой – отравленной… Но они решили, что вплоть до момента, когда украшение понадобится, оно должно находиться на Вере…

– Надо проникнуть внутрь, – пожала плечами Вера.

Мы же уже вычислили, что точка, на которую указывает рыбка, находится в третьей по счету комнате от вестибюля. Там и будем копать.

– Я просто хотел все еще раз проверить и перепроверить. Знаешь, семь раз отмерь… Малейшая неточность, ошибка на пару метров – и мы будем рыть тут, покуда рак не свистнет!

– Давай поглядим… – Они в который раз приложили рыбку к плану усадьбы, и в который раз выходило, что тайник – в левом крыле здания, в одном из его помещений – спальне, гостиной или кабинете.

– Нам нужно, проникнув внутрь, измерить эту комнату и установить ее масштаб относительно нашего плана на карте.

– Вроде бы дело нехитрое. Ну что? – Она огляделась вокруг. – Вроде никого… Через дверь или через окно?

– Сейчас попробуем. – Алексей вынул из брезентового свертка ломик и двинулся с ним вдоль заколоченных окон. – Вроде вот это окно подойдет – смотри, тут доски подгнили…

Он поддел ломом одну из досок, и она с треском оторвалась, повиснув на ржавом гвозде.

– Порядок! Сейчас оторву остальные. Ты согласна – лезем через окно?

– Похоже… Я дверь осмотрела – она стальными скобами забита – с ней дольше провозимся. Давай – отрывай остальные доски!

Вера топталась на месте, то и дело оглядываясь по сторонам, – их ведь запросто могли сцапать какие-нибудь шальные милиционеры или чересчур рьяные местные жители… Правда, доски, подтверждающей, что сие здание является памятником архитектуры и охраняется государством, они не обнаружили, но, во-первых, ее могли сбить хулиганы, а во-вторых, в любом случае их действия только с большой оговоркой можно было отнести к разряду законных…

Наконец Алеше удалось сорвать все доски и очистить от них оконную раму. Стекла были выбиты, и ему без труда удалось просунуть голову внутрь – в темноту.

– Ну что там? – Вера затаила дыхание.

– Ничего не видать. Темно… Попробую отыскать шпингалет… А, черт! Не поддается. Заржавел, видно. Сейчас собью его ломиком.

– Может, мы так пролезем? Стекла-то все равно выбиты…

– Да ты посмотри – тут кругом осколки в раме торчат. Еще поранишься, чего доброго… Нет уж, я… ага! Порядок! – Он в несколько коротких ударов сбил заржавленный шпингалет и распахнул окно.

Перед ним зиял черный провал.

– Так… – Он обернулся к ней. – Ну что, ты готова?

– Угу.

Вера кивнула. Заглянула внутрь – и ей стало не по себе.

– Тэк-с, тэк-с… Не забыть бы чего… Где фонарик?

– У меня. Там еще на полянке твой брезентовый сверток – я его сейчас принесу.

– Нет, он тяжелый, я сам.

Алексей в три прыжка оказался возле внушительного длинного свертка и, вернувшись, закинул его в окно.

– Давай! – Он перемахнул через раму и протянул ей руки. – Залезай.

Через минуту они оказались в кромешном мраке, который не освещали слабые лучи солнца, косо падавшие через окно и угасавшие тут же, словно задушенные настоявшейся тьмой, крепкой и терпкой, как выдержанный коньяк… Воздух был сырой и спертый, пахло плесенью, гнилым деревом, влажной землей. Алеша взял у Веры фонарик и осветил полусгнивший, местами провалившийся пол и стены со взбухшими, свисавшими клочками обоями.

– Интересно, что здесь было в советское время? – сказал он полушепотом, тщательно высвечивая отдаленные углы просторного помещения.

– Никаких следов не осталось, – так же тихо отозвалась Вера. – Пусто. Все вывезли. Может, тут была какая-нибудь контора?

– В сельской местности, вдали от райцентра? Вряд ли… На завод или на склад не похоже – внутри планировка вроде сохранена, никаких особенных повреждений, брошенного хлама не видно. Ну что, ближе к делу? Мы сейчас находимся в правом крыле, а нам нужно левое.

– Тогда вперед, вот сюда – по-моему, здесь должен быть вестибюль.

– Да, тут как раз снаружи колонны портика, значит, прямо за ними – центральный вестибюль.

Они медленно двинулись, осторожно ступая по гнилым доскам, которые потрескивали и кое-где прогибались под ногами. Миновав вестибюль, прошли через просторное помещение, которое, скорее всего, раньше было гостиной, и другое, поменьше, с узорными разводами плесени по стенам. Эта вторая комната была угловой, и через нее открывался проход в круглый зал с лепными карнизами, купольным потолком-плафоном и поддерживающими его полуколоннами.