Иэн Бэнкс - Пособник

• Название: Пособник
• Автор: Иэн Бэнкс
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Триллер
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-34531-1

Камерон Колли — акула пера и шакал ротационных машин, опытный ас информационной войны, любитель экстремального адюльтера и всевозможных веществ, раб компьютерной игры «Деспот» — находится в шаге от очередной сенсации. Да еще какой! Безымянный осведомитель — по телефону, через синтезатор речи — сливает ему наивкуснейший компромат о коррупции в самых верхах, о высокопоставленных покойниках, якобы ставших жертвой международного заговора. Тем временем другие трупы громоздятся в опасной близости от самого Колли, навлекая на него подозрения полиции…

Как сказал в интервью сам Бэнкс, «„Пособник“ напоминает „Осиную Фабрику“, только без хеппи-энда и характерной жизнерадостной атмосферы».

---

— Послушай, — говорит он голосом, больше похожим на его нормальный — глубокий, строго-деловитый. — Я не знаю, что тебе надо, но бери что хочешь и убирайся; а в этом нет никакой нужды, совершенно никакой.

Ты выдавливаешь немного крема на вибратор.

— Думаю, ты делаешь ошибку, — говорит он и старается повернуть голову, чтобы увидеть тебя. — Серьезно. Мы здесь не живем; это дом для отдыха. Он арендован; здесь нет ничего ценного.

Он снова пытается подняться. Ты встаешь на колени между его раздвинутых ног — костлявых, варикозных. На его спине и предплечьях видны лопнувшие сосуды. Голени у него серые и дряблые, ягодицы очень бледные, с желтоватым отливом, а кожа на бедрах, ниже уровня шортов, шероховатая и пятнистая; яйца висят перезревшим фруктом и окружены жесткими седыми волосками.

Его член будто слегка набух. Это интересно.

Он чувствует, что ты забираешься на кровать, и кричит:

— Послушай! Ты просто не понимаешь, что делаешь! Это, молодой человек, разбой с отягощающими обстоятельствами; ты… А-а-а-а!

Ты приставил смазанный кремом кончик вибратора к его анусу — серо-розовому кошельку между раздвинутых ягодиц. Крем, должно быть, холодный.

— Что это? — приглушенно кричит он из-под кляпа. — Прекрати! Ты хоть понимаешь, что делаешь?!

Ты начинаешь вдавливать в него смазанный кремом пластиковый наконечник, покачивая тем из стороны в сторону, и видишь, как кожа вокруг ануса натягивается и бледнеет; по мере того как желтоватый наконечник входит внутрь, вокруг образуется белый воротничок из крема.

— А! А! Прекрати! Хорошо! Я знаю, что ты делаешь! Я знаю, что это за история! Хорошо! Ладно, ты знаешь, кто я такой; но так ты ничего не… а! А! Прекрати! Прекрати! Хорошо! Я тебя понял! Эти женщины… послушай, хорошо, может быть, я и сказал что-то такое, о чем потом жалел, но тебя-то там не было! Ты не слышал всех показаний! А я слышал! Ты не слышал, что говорили обвиняемые! Ничего о них не знаешь! То же самое с женщинами! А! А! А-а! Прекрати! Пожалуйста, мне больно! Мне больно!

Ты впихиваешь вибратор почти на треть, еще не до его максимальной толщины. Ты надавливаешь посильнее, довольный тем, что хватка в хирургических перчатках хорошая, но тебе все же хочется сказать что-нибудь, пусть ты себе и не можешь этого позволить. Жаль.

— А! А! Господи Иисусе! Ради бога, парень, ты что, хочешь меня убить? Слушай, у меня есть деньги; я могу… а! А, сволочь паршивая…

Он стонет и одновременно пердит. Тебе приходится отвернуться, чтобы поменьше воняло, но ты вдавливаешь вибратор еще глубже. Слышишь, как снаружи, за шторами, кричат чайки.

— Прекрати! Прекрати это! — кричит он. — Никакое это не правосудие! Ты не знаешь всех фактов! Некоторые в самом деле были одеты как шлюхи, черт подери! Они могли отдаться любому мужчине, они были ничуть не лучше шлюх! А-а! Сволочь, сволочь, грязный ублюдок! Ты грязный, вонючий пидор! А-а!

Он дергается и брыкается, трясет кровать, но только сильнее затягивает завязанные простыни.

— Сволочь! — захлебывается он. — Ты за это заплатишь! Это тебе с рук не сойдет! Тебя поймают, тебя поймают, и будь я проклят, если ты в камере не получишь урока — такого урока, что на всю жизнь запомнишь. Ты меня слышишь?! Слышишь?!

Ты включаешь вибратор в сеть. Старик опять рвется и дергается, но ничего хорошего для него из этого не выходит.

— Ох, ради бога, парень, — стонет он. — Мне семьдесят шесть лет, что же ты за негодяй такой? — Он начинает всхлипывать. — А моя жена? — говорит он, закашлявшись. — Что ты сделал с моей женой?

Ты слезаешь с кровати, дергаешь молнию на кармане своего тренировочного костюма, вынимаешь оттуда маленькую деревянную коробочку, осторожно сдвигаешь крышку и разворачиваешь сверточек туалетной бумаги. Внутри — крохотная ампулка с кровью и игла; это использованная игла от одноразового шприца — маленькая штуковина не более сантиметра длиной с ребристым оранжевым наконечником, чтобы вставлять в шприц.

Ты слышишь его проклятия и угрозы — и колеблешься. Когда ты планировал операцию, то не смог окончательно решить, колоть ли его ВИЧ-инфицированной кровью; ты так и не смог установить, заслуживает он этого или нет, поэтому оставил все на последний момент.

Ты стоишь, а пот заливает тебе глаза.

— Ты от этого кайф ловишь, да? Верно? — шипит он. — Сортирный гомик, да? — Он кашляет, потом поворачивает голову, стараясь тебя увидеть. — Ты все еще здесь, а? Дрочишь, что ли? А?

Ты улыбаешься под маской, снова заворачиваешь ампулку и иглу в туалетную бумагу и оставляешь их в коробке. Задвигаешь крышку и суешь коробку назад в карман. Делаешь два-три шага назад к двери, так чтобы он мог тебя увидеть.

— Ты грязный ублюдок! — шипит он. — Грязный вонючий ублюдок! Я тридцать лет служил не за страх, а за совесть! Ты не имеешь права!.. Это ничего не доказывает, понял? Ничего! Если бы все сначала, я сделал бы то же самое! Все то же самое! Ни одной бы фразы не изменил, сука ты ебаная!

Ты даже восхищен стойкостью старика. Заглядываешь в другую комнату, убедиться, что с его женой все в порядке. Она по-прежнему дрожит. Ты оставляешь ее скованной наручниками в темноте старого, пропахшего нафталином шкафа. Спускаешься вниз, снимаешь маску Элвиса и запихиваешь ее в рюкзачок, а потом выходишь через ту же самую дверь черного хода.

Ты идешь по тропинке под сочным голубым небом, искромсанным высокими темными облачками; еще светло, и вечерняя прохлада только наступает. С моря налетает свежий ветерок, и ты плотнее запахиваешь воротник куртки.

Твои руки все еще пахнут резиной от хирургических перчаток.

Статью про виски я заканчиваю многообещающим абзацем, в котором сулю читателям дальнейшие разоблачения алкогольных баронов, которые выкручивают руки маленькому храброму кудеснику от виски, чтобы заставить его замолчать. А тем временем пытаюсь выяснить что-нибудь про историю, которую с давних пор плетет мой информатор, — историю Ареса (по мифологическому словарю в нашей библиотеке Арес — это бог кровопролития). Я запрашиваю в базе данных Джеммела, но она про такого ничего не знает. Даже кремниевым мозгам «Профайла» этот вопросик не по зубам.

— Камерон! Собственной персоной! — сообщает мне Фрэнк, и я не могу не согласиться. — Так-так, значит, все же решил объявиться. Слушай, знаешь, на что компьютерный словарь исправляет Кайл-ов-Лохалш?

— Понятия не имею.

— Хайло алкаша!

— Замечательно.

— А Лох-Брюк?

— Ну?

— Лох без брюк! — смеется он. — Лох без брюк!

— Еще смешнее.

— Кстати, тебя хочет видеть Эдди.

— Угу.

Эдди, наш главред, — маленький, сморщенный мужичок лет пятидесяти пяти, у него песочного цвета волосы, на носу очки-полумесяцы, а вид всегда такой, будто он лизнул лимон, но находит это весьма забавным, потому что знает — вам сейчас придется вкусить того же. Строго говоря, Эдди всего лишь исполняющий обязанности, а наш настоящий Великий Кормчий, сэр Эндрю, на неопределенный период времени не у дел — поправляется после инфаркта (предположительно вызванного обычным редакторским недугом — слишком большим сердцем).

Наши местные циники из спортивной редакции подметили, что инфаркт у сэра Эндрю случился вскоре после убийства в августе сэра Тоби Биссета, и рискнули предположить, что это был своего рода упреждающий удар, дабы улизнуть из списка назначенных к ликвидации; в то время газетные редакторы подозревали, что некий маньяк-убийца объявил охоту на редакторов и следующей целью избрал кого-то из них. Может, дело тут было в нечистой совести или в сумятице, которая воцарилась в умах, когда ИРА сперва взяла на себя ответственность за убийство Тоби, а потом отказалась. Больше никого из редакторов на кол не посадили (что свидетельствовало хотя бы о том, что наш убийца не лишен чувства юмора), во всяком случае, Эдди вроде не беспокоился о такой угрозе своему временному высокому положению.

Вид из кабинета главреда «Каледониан» такой, что любая другая газета может только позавидовать: тут тебе и Принсес-Стрит-Гарденз, а дальше — Нью-Таун, река Форт и поля и холмы Файфа, а из бокового окна — наилучший вид замка в профиль, на тот случай, если хозяину кабинета наскучит разглядывать фасад.

У меня эта комната вызывает плохие ассоциации: как-то, вернувшись из неудачной поездки за границу, я был приглашен к сэру Эндрю на ковер. Выходил я оттуда со звоном в ушах; если бы редакторская выволочка входила в олимпийскую программу, сэра Эндрю непременно пригласили бы в национальную сборную как главную надежду Британии на золото. Мне следовало бы тут же уволиться, но у меня сложилось впечатление, что именно этого он от меня и хочет.

— Заходите, Камерон, и садитесь, — говорит Эдди.

Сэр Эндрю привержен мебельной политике. Эдди сидит — нет, восседает в резном кресле черного дерева с обивкой из красной кожи, и можно подумать, этот трон почтила своим присутствием не одна королевская задница. То, на чем примостился я, — это классовый эквивалент честного ремесленника, на ступенечку выше какого-нибудь штампованного пластикового пролетария. Поначалу у Эдди хватало порядочности чувствовать себя неловко на троне, но вот прошел месяц, и, по-моему, новое положение начинает ему нравиться.