Михаил Божаткин - Приключения 1977

• Название: Приключения 1977
• Автор: Михаил Божаткин
• Издательство: ИЗДАТЕЛЬСТВО ЦК ВЛКСМ «МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1977

Традиционный сборник приключенческих повестей, рассказов и очерков советских писателей.

---

— Мой батя часто говорил, если бы, говорил, вместо Кошары приставом Георгия Григорьевича — куда порядка больше было бы!..

В самую точку попал Федор: быть приставом — это голубая мечта Жежоры: и наяву и во сне он только и думал об этом. Да, оказывается, не один, вон и Иван Гордеевич Бакай, этот могучий, неулыбчивый кузнец, ни перед кем не сгибавший головы, такого же был мнения.

— Что Кошара! Лебезить перед начальством умел, а у рабочих своей въедливостью только неудовольствие вызывал. Отсюда и беспорядки.

Сейчас Георгию Григорьевичу и в самом деле казалось, что причиной всех беспорядков на заводе был Кошара. Действительно, не любили люди пристава, уж больно он досаждал всем своими придирками. А к чему это? Русский человек — он понимает, что к чему. Виноват — получи по шее, нет — будь здоров, иди работай.

«А этот Федор, смотри какой молодец!.. — Жежора искоса взглянул на своего соседа. — С понятием парень. А я его за бунтовщика считал. Оказывается, образумился…»

И чтобы отплатить и за добрые слова, и за разбуженные этими словами сладкие воспоминания, и за то, что, по сути, дважды спас его, Жежора решил предупредить Федора. По-хорошему.

— Да… Так вот что я тебе хочу сказать… Ты… Это самое… поосторожнее… О потемкинцах и прочее… Листовки там разные… А то тут группа начинает образовываться… Следим мы за ней… Как бы тебя не втянули…

И, словно поняв, что сболтнул лишнее, добавил:

— Может, и нет ничего, так, только разговоры… А тебе я как земляку. И Ивана Гордеевича я очень уважал. — И пошел вдоль борта.

А Федор в башню. Огляделся — Уюк один.

— Беда, брат!..

— Что такое!

— Да вот… — пересказал только что услышанное от Жежоры.

— Значит, провокатор завелся. А потемкинцев-то чего он вспомнил?

— Да утром же я сказал…

— Обожди, обожди… Так ведь нас в башне всего четверо было. Савва? Быть не может. Значит, Растрепин. Больше ни с кем об этом не говорил?

— Ну что ты! Разве я не понимаю, что за такие слова может быть!

— Тогда он. Я ведь тоже при нем как-то завел разговор, что, мол, пора бы кончать в своих товарищей стрелять. Просто чтобы его испытать.

— А он?

— А что можно, говорит, одним сделать?

— «А если не одни?» — говорю. Задумался. Потом спрашивает: «А много наберется?» — «Да есть», — говорю. Вот весь разговор.

— Так почему же тебя не взяли?

Уюк задумался.

— Возьмут, допустим. А я отопрусь, значит, со мной и концы в воду. Вот и оставили…

Помолчал.

— А ведь представь себе, достаточно узнать, с кем я встречаюсь, и многое понять можно.

Сел на люк элеватора, снова задумался.

— А знаешь, он все это время с меня просто глаз не спускал. Где я, там и он… — Значит, надо убирать, — сказал Федор.

— Кажется, уже опоздали. Раз Жежора говорит о группе… Но все равно надо. Только посоветуюсь. Человек же!

Посоветовались. И начали о Растрепине недоброе вспоминать: то слишком уж к матросским разговорам на баке и в гальюнах прислушивался, то о чем-то долго с боцманом Шоплей шептался, а то видели, как он из каюты «немецкого журавля» — так матросы прозвали уполномоченного контрразведки штабс-капитана Эрнста Карловича Циглера фон Шаффгаузена-Шенберга-Эк-Шауфуса — выходил. Сопоставили все факты — он, больше некому. А раз так, то и двух мнений не было.

— Вам, товарищи, это нужно выполнить. Всегда с ним вместе, легче подстеречь.

Федор и Уюк молча взглянули друг на друга. Николай вытащил две спички, у одной отломал кончик, зажал их между пальцами:

— Тяни! Короткая…

Федор вытащил короткую.

— Когда?

— Как только представится возможность… Но ждать нельзя, тут уж действительно промедление смерти подобно…

А события развивались стремительно. В обед кондуктор строевой команды Олейников со своими подчиненными провел обыск в кубрике кочегаров. У Николая Уюка пропала листовка, засунутая за прибор, да и сам он чувствовал, что все время находится под наблюдением. И в довершение ко всему минер сообщил, что он, проходя по коридору мимо каюты «немецкого журавля», видел там в приоткрывшуюся дверь Жежору и Растрепина и что будто бы «журавль» спросил наводчика: «А с кем он еще встречается?» Ответ услышать не удалось, потому что дверь захлопнулась.

Тут уж все поняли, что вокруг Николая кольцо сжимается.

— Бежать тебе надо с корабля, — сказал Савва.

— Это чтобы моряк да показал, что он кого-то испугался?!

— Балда! — кратко бросил Савва.

— Самая настоящая, — подтвердил Федор. — Не страшно погибнуть, если своей гибелью пользу мировой революции принесешь. А что толку бесцельно жизнь отдать?

— А может, мы сами себя пугаем?

— Савва, выглянь-ка!

Тот подошел к двери.

— Стоят. Жежора, а рядом Олейников. В караульной форме, с наганом.

— Да…

— И не тяни, сегодня же ночью.

— А как?

— Обычно: с борта — по якорь-цепи, а там вплавь до берега. За ночь доберешься до Микензевых гор, потом по Бельбеку в горы. Сейчас в горах не пропадешь, кругом фруктов много, да и на партизан обязательно наткнешься.

— Что ж, если ничего другого… Но пока я с этой гнидой… Федя, беру его на себя, только ты отвлеки.

— Сделаю.

— А связь с людьми — через кочегара Костю Лысенко.

— Не знаю такого.

— Савва покажет.

Савва согласно кивнул головой и тут же предупредил:

— Идет наш!..

Уюк сделал вид, что ремонтирует приборы, Федор присел и взялся за живот, а Савва остался у двери. Растрепин шагнул в башню, быстро оглядел всех и, ничего особенного не заметив, воскликнул с деланным весельем:

— Что вы, хлопцы, приуныли?

— Да черт его знает, отравился, что ли, чем, — сделал страдальческое лицо Федор. — Как толченое стекло в животе…

— Все пройдет, перемелется!..

— Все ли? — спросил Уюк, но Федор так взглянул на него, что тот сразу же замолчал.

— А что, братцы, может, в карты сыграем, а? — предложил Бакай. — Хоть отвлечемся от грустных мыслей.

— Мне надо вот эту цепь проверить, где-то утечка есть, — отказался Уюк и включил мотор, открывающий люк подающего элеватора.

— А ты? — повернулся к Савве.

— А ну тебя! Со вчерашнего нос болит…

— Так, может, с тобой?

— Вы же вроде меня избегаете. Носом, что ли, не вышел? — ответил Растрепин.

— Ну, это тебе показалось! Савва, дай карты… Садись!

И даже пошутил:

— К такому носу карты так и просятся!..

Федор начал сдавать, Савва в нарушение всех правил сел на комингс двери, а Уюк встал позади играющих, за спиной Растрепина.

Играли молча. Растрепин вообще-то играл неважно, да еще, по-видимому, от какого-то неприятного предчувствия волновался и проиграл быстро, причем на руках у него осталось порядочно карт.

— А ну давай нос!

— Ты хоть не со всей силы…

— Пощады просишь, щенок! — не вытерпел Уюк.

— Обожди! — остановил его Федор. — Зачем кричать? Надо по-хорошему… Вот что, дорогой мой, мне сказали, что ты доложил штабс-капитану о том, что я вспомнил потемкинцев. Доложил также, что я читал листовку, хотя читал я инструкцию. Украл листовку вон из-за того прибора и отдал ее господину Циглеру. Это мы знаем. Теперь скажи, о чем ты еще докладывал?

— Да что вы в самом деле! В чем меня подозреваете? Да я… — И Растрепин шагнул к двери.

— Обожди! — остановил его Федор. — Савва, посмотри там!

И к Растрепину:

— Тебя штабс-капитан спросил: «С кем еще он встречался?» Что ты ответил? И не финти, мы все знаем, только хотим проверить, какая твоя совесть.

— Братцы, да я… — и Растрепин упал на колени. — Я только… Господин штабс-капитан только приказал… чтобы я говорил, с кем ты и Уюк встречаются… А то, дескать, на «Корнилов» отправят… И вы… А остальное вел господин кондуктор Жежора…

— И только? — спокойно спросил Федор, давая знак Николаю. — Это пустяк…

— Журавль появился! — предупредил Савва.

— А ну давай нос! — взмахнул картами Федор.

Растрепин прищурил глаза, в этот момент Уюк закрыл ему ладонью лицо и толкнул к люку… Воющий крик донесся уже откуда-то из глубины шахты.

— Лезь и ты туда же, до вечера пересидишь в трюмах.

— Прощай! Может, не встретимся! — И Уюк исчез в люке.

«Что же делать? Ведь Жежора и Олейник знают, что нас тут было четверо, — думал Федор, и вдруг ему в голову пришла спасительная мысль: — Николая внизу до вечера не найдут, а там…» — И он выскочил на палубу.

А там уже творилось невообразимое: Савва Хрен стоял навытяжку перед штабс-капитаном и что-то силился сказать, но изо рта его только вылетало:

— Господин Циг… Шаф… Шен…

То ли нарочно, то ли в самом деле он никак не мог произнести длиннейшую фамилию «журавля». А тот даже позеленел от злости и кричал, уже не владея собой: