Михаил Божаткин - Приключения 1977

• Название: Приключения 1977
• Автор: Михаил Божаткин
• Издательство: ИЗДАТЕЛЬСТВО ЦК ВЛКСМ «МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1977

Традиционный сборник приключенческих повестей, рассказов и очерков советских писателей.

---

— На острове Долгом.

«Недалеко ушли», — подумал Федор, и как-то так получилось, что парень со старичком уселись вдвоем, а Федор очутился рядом с рыбаком.

Сейчас он смог его хорошо разглядеть. Невысокий, кряжистый и, видать, обладает недюжинной силой: бугры мускулов так и ходят под домотканой рубашкой. И лицо, и шея, и открытая грудь рыбака до черноты пропечены солнцем и солеными ветрами, только в углах глаз остались светлые, незагоревшие лучики от постоянного прищура, да волосы в отличие от кожи сильно выгорели и стали словно льняные. Выгоревшими казались и светло-голубые глаза.

Хотя Федор и знал, что этого делать не следует, но спросил:

— Как вас хоть звать-то?

— Семеном…

— Местный сам?

— Откуда же мне взяться? Конечно, местный. Чужой-то здесь уж очень заметен будет…

И добавил, помолчав:

— Да и заблудиться можно среди этих кутов, мелей и островков…

— Вы вокруг Тендры ходите? — поинтересовался Федор и как-то машинально приподнялся, чтобы посмотреть, а что же делается в заливе. И хотя рыбак тут же дернул его за пиджак со словами: «Садитесь!», но Федор успел заметить, что пробраться вокруг Тендры не очень-то просто. У оконечности косы стоит дредноут «Воля», близ затопленного броненосца «Чесма» — крейсер «Кагул», рядом с ним канонерская лодка, а ближе к Очакову застыли на неподвижной воде два трехтрубных миноносца — старые знакомые «Живой» и «Жаркий». Да и еще видны какие-то буксиры, шхуны, катера.

А солнце пекло все сильнее и сильнее. Высокая стена камыша не пропускала ни дуновения ветерка, ни прохлады моря. На небольшой песчаной поляне стало душно, все тело покрылось испариной, в горле пересохло, язык, казалось, распух, заполнил весь рот и стал шершавым.

Федор знал, что в баркасе есть анкерок — небольшой бочонок с водой, но он не хотел идти к нему — не удобно было прикасаться к воде без разрешения рыбака. И потом, кто знает, что предстоит впереди, — нужно держаться.

Почти сутки не ели; ночью не до того было, а днем, в парной духоте мысль о еде даже и не возникала. Но теперь жара спала, потянуло прохладой, от ветра зашелестели жесткие, словно вырезанные из железа, листья камыша. И когда Семен разложил на куске парусины зеленые пупырчатые огурцы, налитые огненным соком помидоры, круто просоленное серой солью сало, пластованную, с янтарными каплями жира рыбу, да еще зеленый лук, чеснок, укроп, молодую, по-видимому, вчера сваренную картошку, у Федора слюнки потекли.

— Присаживайтесь!.. Вот только хлеба у нас маловато. — И он развернул чистую тряпицу, в которую была завернута черствая горбушка. — Свой на наших песках плохо родит, обычно мы его в Одессе или Очакове на рыбу вымениваем, а теперь ни туда, ни туда хода нет…

Все быстро уселись вокруг разложенной снеди, присоединили к ней и свои запасы — хлеб, консервы, воблу — все, чем могло снабдить уходящих во вражеский тыл командование крепости. Рыбак почему-то улыбнулся.

— Вы чего? — невольно спросил Федор.

— Да смотрю, только вот по этому, — кивнул он на провизию, — можно определить, кто вы такие… Хлеб — казенной выпечки, консервы… Хорошо, хоть одеты не одинаково… А то в прошлом году я переправил несколько человек. Все в одинаковых серых костюмах, одинаковой обуви, да еще, как потом говорили, и мандаты у всех были зашиты в одном и том же месте. Ну а беляки как-то узнали об этом и всех забрали в контрразведку…

«То-то перед отъездом Лопатнев так тщательно одежду осматривал», — мелькнула у Федора мысль.

— Ну ладно, что прошлое вспоминать, давайте завтракать, обедать и ужинать — все вместе. Консервы и воблу мы оставим, а остальное можно есть.

На несколько минут воцарилось молчание, только похрустывали огурцы на зубах да потрескивали рыбьи кости.

Поели, напились воды из лунки.

— А другой у вас нет? — спросил старичок, страдальчески сморщившись.

— Есть, но немного, и она нам еще может очень пригодиться, — сказал рыбак. — В прошлый раз мы шесть суток штормовали, а на борту еще и дети были. Так воду даже не пили, а только губы смачивали…

Затем он быстро убрал остатки ужина, объедки закопал в песок, так что и следа не осталось, посмотрел на солнце из-под руки, проговорил, ни к кому не обращаясь:

— Скоро в путь-дорогу…

И к старичку, то ли чувствуя в нем старшего, то ли из уважения к его возрасту:

— Мое дело, конечно, сторона — доставил вас на место, доложил и жди нового задания. Кто вы такие, зачем идете, меня не касается. Но все-таки надо кое о чем договориться. Понимаете, в чем дело: за ночь мы до крымских берегов не дойдем, пересидеть светлое время, как сегодня, негде. Придется идти днем… Не ровен час, и наскочить на кого-нибудь можем…

— Да, — согласился старичок, — у белых в Хорлах и в Скадовске стоят подводная лодка «Утка» и отряд катеров-истребителей.

— Истребители стоят и в Ак-Мечети, — добавил рыбак. — Есть у них и моторки… Так вот, в случае чего мы покровские рыбаки, вышли сандолить рыбу…

— Как это? — спросил парень.

— Потом расскажу… А раз так, то мы должны быть или знакомыми, или родственниками. Фамилию мы можем любую взять: Чумаченко, Бородины, Луценко… Больше всего у нас в селе Луценков, как говорится, Луценко на Луценке сидит и Луценком погоняет…

— Давайте остановимся на Луценко. Нейтральная фамилия, легко запоминается, — предложил старичок.

— Значит, так, меня зовут Семеном. Семен Васильевич Луценко. А вас…

— Игнат Фомич… Ну и Луценко же, — сказал старичок.

Бакай не счел нужным скрывать свое имя:

— Федор Иванович. И тоже, выходит, Луценко.

— Иванович, Иванович… Ну что ж, пусть будет Иванович. За двоюродного брата сойдете.

— Сойдет! — согласился Федор. — По внешнему виду мы вроде и похожи, — пошевелил он крутыми плечами.

— Ну а если я буду Алексеем Ивановичем Луценко? — спросил молодой парень.

Семен молча кивнул головой.

— Что ж, вроде бы и добре. Вот только вид… Ну Федор, — кивнул он на Бакая, — моряк, он сойдет и за рыбака.

Федор удивился проницательности Семена — ведь вот всего несколько часов побыли вместе, за это время и десятком слов не обмолвились, а определил, что моряк…

— А вот вы, Игнат Фомич, на рыбака… ну совсем не похожи…

Тот смущенно улыбнулся, потрогал свою бородку, пенсне.

— Да, рыбачить мне не приходилось, хотя, в общем-то, с рыбой я знаком, и не только в смысле кулинарии. Ну а если выдать меня за какого-нибудь писаря, приехавшего к родственникам, а?

Семен согласно кивнул головой, пусть, дескать, будет так. Да и что ему оставалось делать?

— А теперь я вам покажу, что такое сандоль…

Семен направился к шаланде и возвратился с металлической, вернее водопроводной, трубой сажени в полторы длиной. На одном конце ее было кольцо с привязанной к нему веревкой, на другом виднелась зазубрина.

— Вот этой штукой мы и сандолим белугу. Значит, шаланда идет по мелководью, кто-то забирается на мачту — обычно-мы для этого пацанов берем — и смотрит вперед, показывает, куда идти. Сандольщик, конечно, наготове, увидел рыбу — бьет ее. Вот эта штука, — он выдвинул из трубы, как лезвие складного ножа, зазубрину, — открывается, и уже белуга не сорвется. Тогда ее баграми под жабры и в лодку. Я буду сандольщиком, вы, Игнат Фомич, и ты, Федор, с баграми, а ты, Алеша, наблюдатель. Все ясно?

— Ясно!..

— Тогда будем готовиться.

Шаланда кренится то на правый, то на левый борт.

Рыбак наклонился вправо, скрипнул в гнездах перекладываемый руль, заполоскался парус — шаланда обходила невидимое препятствие. И когда дубок выпрямился и ванты загудели от ветра, продолжал:

— Мы рыбаки из сел, что на лимане… У нас в селах на кладбище мало крестов с мужскими именами, но не все ли равно где умирать — в кровати или в море?!

— Может, я подменю? — предложил Федор. — Отдохните.

— После… Вот выйдем в море… А то выскочим на мель, придется волыниться часа два-три, а нам каждая минута дорога, нужно затемно подальше от берегов уйти…

«К Ак-Мечети или даже чуть южнее выйдем», — подумал Федор, когда рыбак передал ему руль.

А Семен сразу же прилег на снасти на дне шаланды и заснул. Спали на носу и Игнат Фомич с Алешей, да и Федор находился в какой-то полудреме. Он чувствовал движение шаланды, дерганье руля, слышал похлопывание полотнища паруса, и поскрипывание снастей, и торопливо-взволнованный шепот волн за бортом и в то же время находился и в прошлом и в будущем одновременно: в его мозгу проносились картины пережитого, но тут же ему казалось, что он на дредноуте «Воля», нашел там своих товарищей и готовится вместе с ними к тому, чтобы захватить корабль, увести его в советский порт.

А ночь между тем уже надломилась, на востоке появилась серая полоска, померкли звезды. Полоса стала наливаться желтизной, розоветь, заливать красным светом и небо и море. А потом из-за горизонта неторопливо выползло какое-то незнакомое красно-фиолетовое сплюснутое солнце. И, словно приветствуя его восход, все стихло: прекратился ветер, повис парус. Тут же проснулся Семен, подменил Бакая.