Михаил Божаткин - Приключения 1977

• Название: Приключения 1977
• Автор: Михаил Божаткин
• Издательство: ИЗДАТЕЛЬСТВО ЦК ВЛКСМ «МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1977

Традиционный сборник приключенческих повестей, рассказов и очерков советских писателей.

---

Необычно. Раскованно. Кое-кому нравится. В классе оживление, смешки, реплики. Некоторые смотрят на учителя чуть ли не с восторгом — это же надо, такое отмочить! А рассказов-то, рассказов сколько!

Но эффект неожиданности проходит, и возникает настороженность. Да, привнесение в преподавание математики эстрадных элементов — новое слово. Возможно, этот метод что-то дает. Во всяком случае, ученики не скучают. Но отыскать, увидеть здесь уважение к ученику, предмету, согласитесь, трудно. Как невозможно разглядеть в этом нововведении искреннюю заботу об успеваемости, озабоченность отстающим. Вот пренебрежение есть. И доля жестокости тоже есть — ведь над парнем смеется весь класс. Когда он оправится от этого удара, какие методы изберет, чтобы снова завоевать уважение одноклассников и одноклассниц? А может, и пытаться не будет? Замкнется, уйдет в себя? Останется в характере робость, неверие в себя, боязнь осрамиться… Геннадий Зиновьевич — натура творческая, энергичная, он на достигнутом не останавливается. В классе, где был классным руководителем, он назначит своим помощником самого крупного, самого сильного парня — Валерия. В школьной характеристике о Валерии говорится: «Мало читает, плохо успевает, ленив, грубит учителям, матери, товарищам, курит, в седьмой и восьмой классы переводился условно».

Такого вот помощника выбрал себе Энгельсон. Но зачем понадобился Геннадию Зиновьевичу помощник? Время от времени на пару с Валерой учитель затаскивал к себе в лаборантскую, ту самую «каморку Энгельсона», очередного нарушителя школьной дисциплины. Зачем? Здесь, наверное, лучше всего точно воспроизвести фразу из уголовного дела: «Энгельсон надевал длинные белые перчатки и демонстрировал готовность к избиению».

Нет. До избиения дело не доходило. Но надо учесть, что мальчишки тоже, очевидно, ходили на фильмы, где люди в белых перчатках «демонстрировали готовность к избиению». Были слезы, просьбы покаяния, заверения больше не курить, не бегать по коридору, не опаздывать на уроки. Это был показатель того, что ученик «созрел» для следующей стадии — ему предлагалось писать расписку такого примерно содержания: «В случае повторения нарушения я допускаю применение ко мне любых мер физического воздействия». Были и варианты расписок: «Допускаю применение антипедагогических мер воздействия». Поскольку расписки оставались у Энгельсона, подлинники их не сохранились.

Так Энгельсон осуществлял первую стадию разработанного им воспитательного процесса. На следующей стадии, по идее, должно было наступить преклонение перед ним, но здесь не все шло гладко. Как оказалось, страха добиться было гораздо легче, нежели уважения, а тем более преклонения. Надо заметить, что Геннадий Зиновьевич по этому поводу не больно убивался — не получается, и не надо. Ему вполне доставало и страха.

Следователь задал Виктору Тоболичу вопрос:

— Как ты понимал слова об антипедагогических мерах воздействия, когда писал расписку?

— Я понимал, что меня изобьют, — сказал ученик.

Давайте отвлечемся на минуту, чтобы вспомнить вашего школьного учителя, с которым вы расстались, к примеру, пять или двадцать пять лет назад. Вот, допустим, пригласил он вас к себе в кабинет, запер дверь, нахмурился, лицо нехорошее сделал и начал надевать белые перчатки, показывая пресловутую готовность «по Энгельсону». Ваша реакция? Уверен: можно удивиться, рассмеяться, выразить, так сказать, недоумение… Но плач, слезы, просьбы, клятвы, мольбы! Какая же должна быть среди учеников репутация у Геннадия Зиновьевича, чтобы эту очередную его интермедию с белыми перчатками из серии «черного юмора» воспринимать всерьез!

Валерий, первый помощник педагога, сказал на следствии:

— Я являюсь личным помощником Энгельсона. Он действительно берет расписки у ребят. Брал, например, у Панасенко, Тренина, Нечаева, Тоболича, Парфеновича… вместе со мной он заводил этих учеников в свою каморку, там у него были белые перчатки, которые он надевал и угрожал избиением. Говорил «врежу», если будете баловаться. Говорил, что Тоболича бить не стоит, «потому что он маленький, может «подохнуть», а вот Нечаева — надо бы.

Саша Нечаев сказал:

— Он надел белые перчатки и сказал, что Тоболича бить не будет, потому что тот сразу подохнет, вот мне он подкинет. Он говорил, что после первого удара я потеряю сознание, потом он меня откачает и нанесет второй удар…

Здесь надо пояснить, что далеко не всегда дело ограничивалось «демонстрацией силы». Многочисленные показания свидетелей и потерпевших не оставляют на этот счет никаких сомнений и неясностей. Свою постоянную готовность к избиению Геннадий Зиновьевич не один раз доказывал и на уроках, и в коридоре, и в школьном туалете. И происходил совершенно естественный процесс — постепенно Энгельсон терял грань допустимого, давать волю рукам становилось все легче, проще, это переставало быть чем-то чрезвычайным, входило в ежедневную практику обучения и воспитания, становилось будничным.

Анатолий Тренин показал на следствии:

— В связи с ремонтом мы жили по другому адресу, и Энгельсон ударил меня, когда я назвал один адрес вместо другого. А когда мы с Панасенко опоздали на французский язык, он увидел нас, зазвал в каморку и надел белые перчатки. Но мы запросились и написали расписки…

Игорь Шабанов признался:

— Когда он ударил Васильченко за курение, тот присел от удара, но через некоторое время пришел в себя.

Владимир Панасенко на следствии добавил:

— Энгельсон ударил меня на уроке несколько раз, когда понял, что первый удар у него не получился. А я просто хотел ногой подтянуть впереди стоящий стул.

Теперь, кажется, самое время задать вопрос: было ли происшествие на лестничной площадке случайным, необъяснимым и неуправляемым срывом Геннадия Зиновьевича? Конечно, он не мог предполагать, к какому результату приведет его удар, не мог желать этого результата. Но в то же время надо признать, что случившееся вполне закономерно. Да, Высевко мог и устоять на ногах, мог отделаться синяками и ссадинами, однако на этот раз случилось худшее. Но худшее могло случиться и в следующий раз, и в прошлый раз. Например, когда педагог, войдя в туалет на переменке, вдруг крикнул: «Руки вверх!» и, увидев в пальцах у ученика дымящуюся сигарету, не раздумывая, ткнул его кулаком под дых так, что тот некоторое время не мог разогнуться.

Учитель на скамье подсудимых — ситуация сама по себе уникальная Почти невероятная. Суд признал Геннадия Зиновьевича Энгельсона виновным по всем пунктам обвинения и вынес свой приговор.

А что же сам Геннадий Зиновьевич? Как он оценивает все случившееся, как ведет себя в столь неприятной и непривычной для себя роли обвиняемого, подсудимого, осужденного? Закусил удила. Наверное, эти слова лучше всего передают смысл всех его заявлений, протестов, жалоб, его логику, содержание ответов следователю, прокурору, судье. Какого-то раскаяния, сожаления о случившемся нет и близко. Все чистая случайность, а остальное — оговор. В этих словах вся его позиция, которой он придерживается по сей день.

— Уж если вы вину свою отрицаете, то чем в таком случае объясните показания свидетелей против вас? — спрашиваю Энгельсона.

— Они сговорились.

— Зачем? Почему?

— Хотел бы и я знать почему…

— Но ведь для себя вы как-то объясняете столь полное единодушие всех свидетелей?.

— Эти ребята — главные свидетели, между нами говоря, люди довольно невысокого пошиба. Высевко и не мог дружить с настоящими товарищами. Вы знаете, что у него дома творится?

— Давайте вернемся к свидетелям.

— А, эти ребята… Хулиганье, двоечники, выпивают…

— Позвольте! Но в школе о них говорят совершенно противоположное! Они все прекрасно учатся, Галиновский, кстати, староста класса. Все болеют за честь школы, занимаются спортом, Анищенко увлекается музыкой, театром, все начитанны…

— Они сговорились, чтобы оклеветать меня. Да, только так, они сговорились, чтобы оклеветать меня, — как заклинание повторил Геннадий Зиновьевич.

— Но они вас не знают. Вы никогда не преподавали у них ничего, не занимались с ними!

— Поэтому и меня удивляет их поведение.

— Хорошо, когда же в таком случае они сговорились? Через несколько минут все знала завуч, Ольга Андреевна Дудникова. Она же и вызвала «скорую помощь». Анищенко дал показания в больнице. Галиновский и Зеневич в тот же день все рассказали дома. Показания совпадают в малейших деталях. Сколько же это надо сговариваться, чтобы добиться такой согласованности, чтобы продумать все событие? Ведь не могли они знать заранее, что у них будет столь неожиданная встреча с вами на лестнице. И чем эта встреча кончится, они тоже не могли предполагать. И учительница Нина Николаевна Гончарик, которая вела занятия в спортивном зале, полностью подтверждает показания ребят. Чем вы это объясните?