Энтон Майрер - Однажды орел…

• Название: Однажды орел…
• Автор: Энтон Майрер
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1978

События, описываемые в романе, охватывают полувековой период от начала первой мировой войны до агрессии во Вьетнаме. В книге описываются жизнь, быт и нравы американской армии, вскрываются пороки воинского воспитания в вооруженных силах США, противоречия между офицерами и рядовыми солдатами и империалистический характер устремлений американской военщины.

---

— Ха! Не сказал бы! Держу пари, что вы все время тренируетесь где-то, но скрываете.

— Конечно, тренируемся, Берт, — заметил генерал Колдуэлл, обхватив пальцами только что раскуренную трубку. Его лицо было серьезным, сосредоточенным. — А вы разве не знаете? Все плацы, для занятий в гарнизонах давно уже переделаны, в крокетные площадки. Приказ военного министерства номер двадцать два дробь четыреста тринадцать. Каждая пятница официально объявлена крокетным днем. У нас есть даже ротные кубки, на которых изображены скрещенные молотки и мышеловка. Ротные кубки серебряные, а полковые — из чистого золота, конечно.

— Замечательная идея! — воскликнул Ласло Пирени. Его красивое хитроватое лицо сморщилось в веселой радостной улыбке. — Это куда занимательнее и полезнее, чем втыкать в карту булавки с разноцветными флажками или шлепать новобранцев щегольским стеком.

— Конечно, — поддакнул ему Колдуэлл, сверкнув глазами. — Во всякой профессии есть свои дурные отклонения от нормы.

— Что верно, то верно, — согласился с ним, громко смеясь, Пирени. — А что это за жизнь без пороков?

— Послушайте! — недовольно воскликнул Макконнэдин. — Мы играем в крокет или не играем?

— Тихо, тихо, — успокоил его Нарвой и помчался через всю площадку. Его широкие, хорошо наглаженные фланелевые брюки развевались как крылья. — A vos ordres, Bert.[64] Zu Befehl.[65] Хотел бы я выиграть один из таких кубков, — произнес он со своим очаровательным венгерским акцентом. Добежав до своего шара, он опустился на колени и начал внимательно прикидывать, как ударить его. — Нам надо во что бы то ни стало разгромить этих заносчивых военных, правда, Берт?

— Конечно, — добродушно проворчал Макконнэдин. Это был высокий лысеющий мужчина с румяным лицом и сильным угловатым подбородком, заметно выступающим вперед всякий рал, когда его владелец улыбался. — Я не возражал бы получить кое-что назад… Денежки с налогоплательщиков тянут и тянут, а куда они идут — одному черту известно…

— Берт! — предостерегающе крикнула Хелина Макконнэдин с террасы, выходящей на крокетную площадку.

— Что? — отозвался тот. — Это уже четвертый.

— Что четвертый?

— Четвертый черт, вот что!

— Не унывай, дорогая, день еще только начался.

— Военные дурно влияют на него, — обратилась Хелина к Томми. — Всякий раз, когда Берт попадает в общество военных, он считает, что должен ругаться как извозчик.

— Но по-моему, он неплохой богохульник вообще, — ответила Томми. — Такая уж эта порода мужчин. Правда, Берт?

— Чистейшая правда, — ответил Берт, добродушно улыбаясь. Все это происходило в доме Макконнэдинов, расположенном на высоком холме позади Вудсайда, в доме, частым гостем которого бывал Джордж Колдуэлл, ныне заместитель командующего Западным военным округом со штаб-квартирой в районе Сан-Франциско. Семью Дэмонов, проводившую вторую половину двадцатидневного отпуска Сэма у генерала, пригласили сюда на уикенд вместе с художником-портретистом Ласло Пирени.

Ласло мастерски провел свой шар через очередные воротца, радостно крикнул что-то и бросил умоляющий взгляд на Берта, но тот довольно бесцеремонно проворчал:

— Давай, давай играй ты, болгарин с дырявой головой.

Берт Макконнэдин установил у себя в доме неписаные правила игры в крокет: партнерам запрещалась какая бы то ни было консультация в ходе игры; любое нарушение этого правила строго наказывалось.

— Не болгарин, а венгр, уважаемый, — поправил Пирени бесцеремонного хозяина. — Последний из знатного мадьярского рода.

Готовясь к очередному удару, Дэмон ухватил молоток обеими руками, плавно поднял его над головой и отвел за спину так же, как он привык отводить перед ударом бейсбольную биту, чтобы расправить плечи и поглубже вдохнуть… Идеально чистый утренний воздух прозрачен; росинки на листьях гигантских дубов сверкают словно жемчужины. Вдалеке до самого горизонта простирается чистая гладкая серовато-синяя поверхность Тихого океана, а немного южнее виднеется несколько изумрудных мысов, похожих на сползающих в океан косматых зеленых зверей. Чудесное, светлое, спокойное утро, какие бывают в лучшие дни золотой осени, хотя с календаря уже сорваны первые листки декабря…

На террасе, удобно устроившись на шезлонгах, пили кофе и лениво беседовали Томми и Хелина Макконнэдин. Позади них на площадке у трамплина для прыжков в бассейн стояла Пегги. Она сделала насмешливую гримасу мальчику с яркими, рыжими волосами, который играл со скользким желто-синим пляжным мячом. Мальчик рассмеялся, бросил мяч в Пегги. Она вытянула руку, и мяч, отскочив от ее кулака, покатился по газону. Встретившись взглядом с Дэмоном, Пегги весело махнула ему рукой. Дэмон ответил ей легким взмахом руки и невольно залюбовался, как его стройная дочь, одетая в прелестный зелено-голубой купальный костюм и такого же цвета шапочку, гордо и решительно сделала несколько шагов по трамплину, оттолкнулась ногами, развела руки и, красиво изогнувшись на фоне калифорнийского неба, полетела в бассейн. Ш-шлеп! Она исчезла, Пегги, его дочь. Только что она стояла там на площадке, на фоне голубого неба, как само совершенство женской грации — наполовину ребенок, наполовину женщина. И теперь она исчезла. Дэмон воспринял все это как составную часть непостижимо загадочного, волшебного спокойствия дня; это был какой-то чудесный, захватывающий момент. Пегги вылезла из бассейна и, держа шапочку в руке, энергично встряхивая головой, пошла к мальчику. «Восхитительно!» — хотелось крикнуть Дэмону, но он подавил это желание: чего доброго, она назовет его филистером. Его дочь. Ей около семнадцати. Что она думает обо всем этом окружающем ее богатстве, изобилии и великолепии? О бассейне, о конюшне, о безукоризненно ухоженных газонах, террасах и прислуге? Возмущает это ее, льстит, изумляет? Или она просто воспринимает весь этот шик и блеск как нечто должное, само собой разумеющееся? Мечтает ли она о таком образе жизни? Она, его дочь?

Пирени только что пробил мимо воротец, и Макконнэдин закричал:

— Боже мой, Пирени! Пятилетний малыш и тот ударил бы лучше вас!

— Но я ведь не пятилетний малыш, — насмешливо парировал Ласло. — Я уставший, измученный, исстрадавшийся, высокочувствительный гений, но с душой пятилетнего малыша…

— Это стоит нам двух ударов.

— Военным все равно не обыграть нас, Берт. Не беспокойтесь. Они слишком заняты разработкой планов обороны нашего полушария, планов разгрома всех наших потенциальных противников: Славонии, Парагонии, Дементии. Поэтому они и отстают от нас на двое ворот. Вы можете уверенно держать пари, что немецкий генеральный штаб не играет в крокет в это замечательное ясное утро, — продолжал он, подкусывая Колдуэлла, который примерялся к очередному удару. — Немцы заняты сейчас важными делами. Они издают приказы, пьют водку, расстреливают пленных, насилуют женщин…

— К рождеству они будут пить водку в Кремле, — заметил Макконнэдин.

Удар генерала закончился чистым проходом шара через ворота.

— По-моему, им это не удастся, — сказал он.

— О, брось, Джордж! Они же в пригородах Москвы, уже ездят на трамваях.

Колдуэлл улыбнулся:

— Они могут окружить город, может быть, даже войдут в него. Но в Кремль они не попадут.

Макконнэдин почесал живот, его глаза заблестели.

— Давайте биться об заклад?

— Давайте.

— Итак, Джордж, я ставлю пять сотен и утверждаю, что на рождество немцы продиктуют условия мира из Кремля.

Колдуэлл снова улыбнулся, но на этот раз несколько по-иному.

— Это для меня слишком много. Давайте на двадцать пять долларов.

— По рукам! — Макконнэдин весело рассмеялся, вытер рукой Губы. — Вот увидите, господа военные, что я не ошибся. Да что говорить-то, Джордж, ведь немцы непобедимы.

— Непобедимых военных организаций не существует.

— Они идут по снегу, — вмешался Пирени. — Мороз. Правильно, Генерал?

Колдуэлл отрицательно покачал головой.

— Дело не только в этом. Есть и еще кое-что. — Колдуэлл посмотрел на шары у своих ног, и Дэмон заметил, что его взгляд быстро перескакивает с одного шара на другой, так же, как в те моменты, когда он обдумывал какую-нибудь сложную проблему. — Им недостает кое-чего, — продолжал Колдуэлл после короткого молчания.

— Недостает? — удивился Берт. — Хотелось бы мне знать, чего это им вдруг недостает.

— Им недостает смелости в последний решающий момент. — Колдуэлл хмуро кивнул. — Они в известной мере изобретательны, отлично планируют, жестоки и осмотрительны при осуществлении планов. Но потом наступает определенный момент. — Он посмотрел на своего зятя, и на лице его появилась нежная, любящая улыбка. — Наступает этот ужасный момент, когда необходимо принять важное, далеко идущее решение. Решение, которое не имеет ничего общего, никакого отношения ко всему тому, что вы предполагали ранее. Вы начинаете сомневаться в благополучном исходе всего задуманного, вам крайне недостает данных о противнике, ваши люди выдохлись в ожесточенных предшествовавших боях, вам нужно собраться с духом и принять быстрое и ясное решение. И действовать. — Он вынул изо рта трубку. — Вот в такой-то момент немцы и сдают, ломаются.