Сборник - Важнейшее из искусств

• Название: Важнейшее из искусств
• Автор: Сборник
• Издательство: Издательский Дом «Азбука-классика»
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2009
• ISBN: ISBN 978-5-395-00445-1

«Миры Стругацких: Время учеников, XXI век» – уникальный проект, позволяющий вновь окунуться в неповторимую атмосферу произведений братьев Стругацких. Первый сборник проекта, «Важнейшее из искусств», является своеобразным ответом современных писателей-фантастов неугомонным кинематографистам и посвящен выходу на экран фильма «Обитаемый остров».

По книгам братьев Стругацких снят уже добрый десяток фильмов. К их творчеству обращались такие известные кинорежиссеры, как Андрей Тарковский, Александр Сокуров, Федор Бондарчук, Алексей Герман и многие другие. Однако вне зависимости от того, хорошими или плохими получаются эти фильмы, – это не Стругацкие! Хотя литературная основа как нельзя лучше подходит для того, чтобы ставить фильмы умные, современные и кассовые одновременно!

Авторы вошедших в сборник повестей и рассказов тоже почувствовали это, потому что произведения их так или иначе связаны с творчеством Стругацких и искусством кино. По их воле в средневековом Арканаре родился создатель кинопроектора; странные и драматические события произошли на съемках новой версии фильма «Пикник на обочине»; актер, готовившийся сыграть Кандида, попадает в тот самый Лес, который так поразил читателей «Улитки на склоне». Или все же не совсем тот?…

Эти и другие истории, связывающие миры Стругацких с «важнейшим из искусств», читайте в первом сборнике серии. Его авторы – известные отечественные фантасты: Вячеслав Рыбаков, Николай Романецкий, Сергей Волков, Игорь Минаков и другие.

---

А я давно уже представил то, чего хочу от дерева. Лежал на своей лежанке и конструировал. Это занятие показалось мне знакомым. Видать, в прошлой жизни, которую я не помню, мне доводилось им заниматься. Правда, чаще видения рисовали мне Наву, срывающую с дерева результат моих фантазий. И дерево я представлял не совсем таким, но не очень далеко от реальности. Дерево оно и есть дерево: ствол, ветви, листья или иголки. У этого не было ни листьев, ни иголок, а только почки или что-то типа почек. Откуда-то должно вылазить…

– Сначала я, – распорядилась Нава. – А ты смотри.

Она положила ладони на ствол и закрыла глаза. И надо же, замолчала!… Все-таки творчество требует сосредоточения. Создание одежды – тоже творчество. Даже в лесу. А может, только в лесу? Хотя нет, она что-то шепчет, вон губы шевелятся, только неслышно. Наверное, они и представлять молча не умеют, шелестящие на ветру жизни.

Конечно, я урод: говоря или внимая говорению, ни связно думать, ни фантазировать не умею.

Ну, помолилась она на дерево и ко мне повернулась:

– Теперь ты.

Я поменялся с ней местами. Посмотрел на дерево, по человеческой привычке пытаясь найти его глаза, но у людей много дурных и вредных привычек, от которых следует избавляться. Я избавился и погладил ствол ладонями. Это было необязательно, но мне захотелось. Дерево не возражало. Мне даже показалось, что оно откликнулось. Глаза пришлось закрыть. Все так делают. И правильно: если хочешь увидеть то, чего нет вокруг тебя, закрой глаза, позволь включиться внутреннему зрению. Я вспомнил, что нафантазировал на лежанке, мечтая о будущем, и оно четко прорисовалось на моем внутреннем экране в мельчайших подробностях: каждая складочка, рюшечка и финтифлюшечка. Даже облачил, кого хотел, в то, во что хотел. Дал дереву полюбоваться. Мне показалось, что ему понравилось. Хотя я сомневался, что ему по силам мои фантазии. Поживем – посмотрим. Может, даже и примерим.

На обратном пути прыгающих деревьев уже не было. Упрыгали.

– Молчун! Эй, Молчун! – раздался зов снаружи. По голосу – Колченог.

Я вышел. У дома топтались трое мужиков: Колченог, Кулак – зять его вдовый – и Хвост, мужик нестарый, но какого возраста, определить было сложно по причине повышенной мохнатости. Он и волосы на затылке в хвост завязывал, отчего, наверное, и получил прозвище. Или это имя?

– Вот и Молчун, – обрадовался Колченог. – Что ж ты, Молчун, сам просился на Тростники сходить, посмотреть, где тебя нашли, а сам в доме сидишь? Это ты должен меня кричать: «Колченог! Колченог! Отведи меня туда, где меня нашли…» Хотя зачем тебе туда, не пойму. Мы уж с мужиками несколько раз ходили, ничего интересного не нашли. Если что и было, все болото приняло. Но если тебе так хочется, давай сходим. Почему бы с хорошим человеком к Тростникам не сходить? Очень даже хорошо с хорошим человекам к Тростникам сходить, а можно и на Выселки или на Глиняную поляну. А может, и правда, Молчун, на Выселки сходим? Чего ты забыл в Тростниках? А на Выселках в деревне уже невесты созревают, скоро кого-нибудь женить будем. Заодно и посмотрим: созрели или почему.

– Не, – сказал Хвост, – я на Выселки не пойду, мне невеста не нужна, у меня жена есть. И дочка. Я на Тростники хочу, там в озере рыба хорошо ловится на шевеление пальцев. И сами поедим, и сюда в семью принесем. Молчун пусть ищет что хочет, а я рыбу пойду ловить.

– Правильно, Хвост, – поддержал Кулак. – Нечего нам на Выселках делать, только душу травить.

– Конечно, – мстительно прокомментировал Колченог. – Кто за тебя дочку отдаст, если у тебя жен воры воруют?

– Кто старое помянет, у того корень завянет! – огрызнулся Кулак. – Тебе бы так по кумполу получить, шерсть на носу, посмотрел бы я, сколько бы ты дочек уберег… Молчуну в Тростники надо, вот мы и пойдем в Тростники, а в Выселки пусть молодые бегают.

– Спасибо, мужики, – прервал я их спор, с трудом вклинившись в непрерывный речевой поток. – Сейчас, только палку возьму.

Услышав зов, я выскочил, забыв про опору. Выходит, что уже не очень в ней нуждался, но путь неблизкий, надо для надежности взять.

– И я с вами пойду! – зашипела Нава, когда я вернулся в дом.

– Да зачем тебе? – отмахнулся я.

– Хочу! Хочу видеть, где тебя нашли. Я бы и раньше могла с мужиками пойти, но не могла тебя оставить.

– Ну, если хочешь, пошли. – Я не видел особых причин возражать.

Из дому мы вышли вместе.

– Э, Нава, а ты куда? – удивился Колченог. – Тут мужики собрались.

– Куда Молчун, туда и я, не отпущу его с вами и сама без него не останусь! Еще потеряете, а как я без мужа?

– А если мертвяки или воры? – попытался испугать ее Колченог.

– Как дочку свою искать со мной, так не боялся мертвяков и воров, обменять ее на меня хотел, а теперь забоялся вдруг. Неужели трое мужиков одну женщину не защитят? Я вот и травобоя прихватила, – постучала она себя по висящей на боку большой деревянной фляге.

Нава мне объясняла, что дерево фляги пропитывают смолой, чтобы травобой не разъедал его. А женщины в лес без травобоя не ходят: мертвяк травобоя боится.

Колченог смутился и махнул рукой:

– Твое дело, если муж берет тебя, иди, только потом оба не жалуйтесь, ежели что.

И повернулся бородой к лесу. Нынче он у нас проводник.

Это была первая моя серьезная вылазка в лес. До этого только с Навой гуляли неподалеку от деревни: растениям она меня обучала съедобным и ядовитым, обжигающим и лечебным. Как съедобную землю от несъедобной отличить и как надо полить бродилом то, что съедобно, прежде чем есть. С большим трудом, но кое-что запомнил. К одежным деревьям ходили. Но одежды от них долго надо ждать, объяснила она. Я и не торопился. То, что я им заказал, мне было не к спеху. Я даже боялся того момента, когда одежда созреет.

А так, чтобы надолго в лес целой группой, – это впервые. Я боялся за ногу – выдержит ли нагрузку, но желание увидеть место моего появления в этом мире было сильнее.

Поначалу дорога была хорошо утоптанная, в черно-рыжих проплешинах от травобоя. По сторонам парили теплые болота, из ржаво-плесневелой воды торчали полугнилые коряги, местами бугрились белыми лоснящимися куполами в человеческий рост шляпки гигантских болотных поганок.

– Ты, Молчун, это не ешь, – обучала меня Нава. – И близко даже не подходи, потому что они могут брызнуть на тебя своим соком, ты сознание и потеряешь, а они под землей к тебе подползут и прорастут сквозь тебя. Потом даже косточек не соберешь, они и костяную труху заглатывают.

Над дорогой и над болотами почти сплошь нависали плотные кроны деревьев, облепленных лианами и вьюнами, свисавшими и тонувшими в топи. Ими и прочей древесной ползучестью питались жирные мхи и лишайники, покрывая поверхность их стеблей. Впрочем, возможно, те, кого ели, испытывали не меньшее удовольствие, чем их пожирающие? Может, у растений взаимоотношения мудрее, чем у животных? Что-то там чавкало, булькало, шмякало и вонюче пукало, невидимое с дороги. Я покрепче ухватился за свою палку. Хоть этот участок дороги и считался безопасным, как мне обещали проводники, мне было страшно. К Навиному домику и к деревне я уже привык, а тут остро почувствовал себя чужаком, совершенно неуместным здесь, как, к примеру… И ничего не смог придумать для примера, не вспоминалось – и все тут. Все, что приходило в голову, было родом из леса. Кроме меня.

Нава скакала рядом и восторженно, материнским тоном просвещала мою дремучесть. Остальные тоже за словом в карман не лезли.

– Ты, Молчун, шерсть на носу, в болото лучше не лезь, – советовал Кулак. – По болоту только мертвяки, как посуху, ходить могут да крокодилы с лягухами ядовитыми. Еще неизвестно, кто страшней – крокодилы или лягухи. Крокодил тебя перекусит пополам, сразу помрешь, мучиться не будешь, а лягуха плюнет, так заживо гнить будешь, если из болота выберешься, а не выберешься, они тебя заплюют и, пока разлагается твое мясо, живьем тебя поедать будут. Чем громче кричишь, тем им веселей тебя есть. Или пиявки летающие монстрозубые…

– Да кончай человека пугать, – осадил его Колченог. – Человек без нужды в болото не полезет, а нужда заставит, так и лягух с крокодилами не заметит, и гиппоцета не испугается.

– Ты как хочешь, а я человека предупредить должен, – насупился Кулак. – У них там в летающих деревнях никаких болот быть не может. Откуда ж ему знать, как себя с болотом вести.

– А подальше от него держаться надо, так и вести, – вставил свое слово Хвост. – С болотом как раз просто и понятно: ты сам по себе, оно само по себе. Страшней с теми, которые вроде бы как люди, а на самом деле невесть кто. Я лес знаю, как ни один крокодил не знает. Я в десяти деревнях был и у заморенных был – вот где страх страхолюдный ребра пересчитывает да кишки в узлы завязывает, – прям скелеты, кожей обтянутые, разве что не прозрачные, а сквозь некоторых иногда, кажется, и свет просвечивает. Ничего не едят, а голые ходят и солнцу подставляют то спину, то пузо. Питаются они так – от солнца, как растения. Говорят вроде нашими словами, а понять ничего невозможно. Случайно я на них набрел, когда заблудился, думал, покормят да путь укажут, а как понял, что к чему, сам сбежал не разбирая дороги. Еще заразят своей дуростью, человеком быть перестану. Не хочу я солнцем питаться. Когда от них бежал, на озеро с утопленницами набрел, дух от него, как от похлебки. Вот куда, наверное, мертвяки наших женщин таскают. У женщин мясо мягкое, потому мертвяки мужчин и не таскают – зубов-то нет, так они женщин еще и вымачивают до размягчения, чтобы жевать не надо было… Только в озере за Тростниками никаких утопленниц нет, там рыба на шевеление пальцев ловится. Думает, что это червяки такие крупные. Тут главное – вовремя схватить ее, чтобы не ускользнула.