Олег Верещагин - Скаутский галстук

• Название: Скаутский галстук
• Автор: Олег Верещагин
• Жанр: О войне

Если ЧЕСТНО, то я хотел написать фантастико-приключенческую книжку для подростков о Великой Отечественной Войне. В дни моего детства таких книг у нас хватало, сейчас весь мир популяризует свою историю для детей, а у нас это как-то заглохло, так почему бы нет? Возьму героя — современного мальчишку, скаута, самого обычного, с улицы, можно сказать (и я каюсь — у Борьки, да и у остальных юных героев, есть живой и вполне реальный прототип!), суну его в 42-й год, к партизанам, а под этим соусом преподнесу юным читателям и исторические сведения, и патриотическую идею, и чувство гордости за предков, и желание быть на них похожими… Да мало ли что ещё?!

Но после первых же набросков я понял — не получится у меня никакой подростковой книги. Именно потому, что у меня был большой опыт их чтения и я хорошо помнил законы жанра. Согласно этим законам враги должны быть глупыми, приключения интересными, а самое главное — поменьше крови и страданий. В общем, герой «русской ложкой деревянной восемь фрицев уложил», помотался по 42-му году с жизнерадостным видом, поражая всех историческими прозрениями и жалостливо удивляясь «тоталитарным нравам» своих предков, а потом вернулся обратно в мир, где и зажил счастливо и с гордостью.

Но так ли уж глуп лежащий в кустах егерь с биноклем? Труслив ли он? И как быть с фактом, что самые страшные зверства на территории Псковщины и Новгородчины творили те, кто сейчас зовёт нас «оккупантами» — «суверенные прибалты»? Если начать доводить до подростков такую информацию — моментом схлопочешь обвинение в ксенофобии, а то и в… фашизме. Можно ли считать интересным приключением триста километров, пройдённых по лесам за десять дней под дождём, в мокрой обуви и на голодный желудок — а ведь партизанская жизнь по большей части из таких «приключений» и состоит… Стоит ли жалеть «тоталитарных предков» и на самом ли деле стояли за их спинами «заградотряды» и «уполномоченные НКВД» — или пожалеть надо современных дебилов, верящих в то, что на подвиг можно кого-то загнать силой? Это тоже не подростковая тема… Что красивого может быть в войне и как её «причесать» и «пригладить» для детского восприятия? Рыцари, скачущие друг другу навстречу по тропинке на белоснежных конях, чтобы выяснить отношения один на один, остались в другой эпохе… да и в те времена все выглядело не так клёво. К тому же по законам жанра герой-подросток не имеет права убивать, потому что это-де калечит его психику — но на войне убивают все, и тех, кто не хочет или не может убивать, убивают самих в первую очередь…

---

— Если всё сделать точно, то должно получиться, — сказал я, и Сашка кивнул. Женька непонимающе на нас посматривал, но молчал. Мефодий Алексеевич покивал и сказал буднично:

— Ну так это что ж — вот утречком завтра это Ромка вернётся и обскажет, как это что на станции — в Борках это, значит. Если это — эшелонов с пехтурой нету, то это — ночкой всё это и обделаем. А пока ещё это обдумаем. И ясно дело это — готовиться будем… Вот ты, Саш, это, значит, — он посмотрел на Сашку, который отложил ложку совсем. — Ты говорил это — ваши там есть, в пакгаузе?

— Наверняка, — сказал Сашка.

— Ну так это, значит — ты их и выводить будешь. Возьмёшь ещё это — троих и будешь. И всё это на тебе.

— Не подведу, — твёрдо сказал Сашка. — Или погибну — или сделаю.

— Да уж это — сделай, погибших-то и так — это — немало, — покачал головой Мефодий Алексеевич и повернулся ко мне. — Теперь это — вышки. Вышек там аж четыре. Хоть на одной это — пулемёт уцелеет, и всё, порубят это наших враз. Я тут это — лучших стрелков тебе назову, так ты возьми ещё троих, а сам-то, это, говорят и так хорошо стреляешь? Это что значит — вышки на тебе, Бориска, так что уж и ты это — не подведи.

— Борь, возьми меня, — сказал Женька. я вспомнил, как он стреляет, и кивнул.

— Это значит — ещё и Юлюшку бери, она хорошо стреляет, — посоветовал командир. — Ну а четвёртым с вами сам Илмари Ахтович пойдёт, он это — стреляет-то тоже знатно. Вот только винтовок-то это — с трубками — у нас всего одна. Вы уж пристреляйтесь, только это — по пять патрон дам, это — больше никак…

… «Винтовкой с трубкой» оказалась личная винтовка Хокканена — безукоризненный «маузер» в промасленном чехле, на который оставалось только облизываться. Женьке, Юльке и мне тоже достались «маузеры» — у них хоть и сильная отдача, но они и потяжелей, чем «мосинки», а значит — устойчивей.

После короткой тренировки — длинной она быть и не могла — я хладнокровно позимствовал у тёти Фроси драный пограничный маскхалат, распустил его на ленты и несколькими обмотал «маузер», а остальные на скорую руку пришил тут и там, фестонами и просто одним концом, к своей куртке. Юлька, увидев ме-ня в этом наряде, звонко расхохоталась:

— Ой, не могу! Леши-ий!!!

— Именно, — бесстрастно сказал я. — Могу поделиться.

Хокканен хмыкнул и покачал головой. Женька почесал нос. Моему примеру никто не последовал — да ну и фик с ним. У меня, кстати, почему-то было совершенно точное ощущение, что операцию откладывать не придётся.

— Ну что, давайте снаряжаться заранее, — капитан простецки высыпал на остатки моей материи горку золотисто-масляных парабеллумовских патрончиков, положил тут же полдюжины пустых плоских магазинов к ЭмПи. — Борис, Евгений, у вас по скольку полных магазинов?

— По три, — сказал Женька за обоих.

— Ещё по одному можете забить, — кивнул Хокканен. — И это весь лимит на завтра.

— Сто двадцать патрон на брата — весь лимит?! — возмутился я. — Мы в бой идём, или на стрельбы?!

— Сто двадцать восемь, — поправил Хокканен. — Ещё у тебя восемь в пистолете, а у Евгения семь в нагане. Кстати, нагановских патронов у нас нет вообще.

Усевшись вокруг материи, мы начали снаряжать магазины. Капитан неожиданно сказал:

— Форма на тебе здорово сидит, Борис. Носил до войны?

— Носил, — буркнул я. — А вы?

Он засмеялся. Я не понял, для чего он задал этот вопрос, но сам вопрос показался мне каким-то провокационным.

— Что ж, — сказал Хокканен, не продолжая этого разговора. — Завтра мы или обретём второе дыхание — как уставший бегун — или упадём замертво, не достигнув конца дистанции.

18

Налёт — вещь очень опасная, особенно налёт на превосходящего по силам врага. Я это знал, спасибо «АСКу», хотя кое-кто из родителей даже возмущался, что «слишком много времени тратится на военную подготовку — зачем это нужно скаутам?!» Почему-то считают, что скауты нужны, чтобы снимать кошек с деревьев, переводить бабулек через дорогу, восстанавливать монастыри и хором петь песни. Вообще мало кто знает, что Би-Пи в 1899 году призвал добровольцами под ружьё в осаждённо городе Мафекинг, гарнизоном которого командовал, мальчишек, многим из которых ещё не было четырнадцати. Они и воду с патронами на позиции носили, и служили связными, и в разведку ползали, и за ранеными ухаживали… В общем, просто — воевали, как взрослые, вот и всё. Заметьте — англичане, не русские, которые, как многие говорят, «ничьих жизней не ценят». Очевидно, Баден-Пауэлл, в отличие от нынешних горе-лидеров, верил, что на свете есть вещи поважнее жизни… даже для четырнадцатилетнего мальчишки.

Я опять не спал — сидел возле землянки и думал, что сейчас очень стильно было бы покурить самокрутку. Было звёздно-звёздно и довольно холодно для второй половины мая. Канонады не слышно…

Есть ли на свете вещи поважнее жизни? Я попытался проанализировать причины своих поступков. И вдруг понял, что мною движет целый комплекс желаний…

— мне хотелось мстить. Об этом я подумал в первую очередь, но само желание было ещё робким-робким и слабеньким, потому что я понимал — это не моё время, это просто история, данность, то, что было и что не изменить. Но это желание всё-таки имелось. Мстить и за себя — за то, что меня били, что заклеймили номером, что издевались… И за других. Да хотя бы за сожжённую деревню и труп изнасилованной и повешенной девчонки.

— мне стыдно было стоять в стороне. Это желание было определяющим, наверное. Русские чаще всего ярко выраженные индивидуальности, но почти никогда не бывают индивидуалистами. Раз все вокруг — и тем более, все, кто мне лично симпатичен! — делают какое-то дело, то как-то неловко отойти в сторону и начать пить холодную колу под зонтиком.

— мне было интересно. Да-да, как это ни ужасно — именно интересно. Ну с кем ещё такое случится?! Кому ещё доведётся такое пережить?! Интерес был жгучим — с таким вот интересом карабкаются на скалу или идут по болоту; а вот ещё шаг — и… ау?! Нет, стоп, ещё шаг… ещё… И мысль о том, что каждый следующий шаг может стать последним, буквально накачивала кровь адреналином. Ууххх, кла-асс!!! Смешно, но так…

— я хотел проверить себя. Да-да, именно это глупое, хрестоматийное желание, которое сейчас многие отрицают и принимают за пережиток, атавизм. А чего я стою? Вот смогу я завтра сделать так, чтобы вышки не открыли огонь? Смогу я стрелять, бегать, прыгать, реагировать быстрее, чем те, другие, враги?! Когда я думал о том, что кто-то из них может оказаться быстрее, метче, ловчее — мне становилось страшно. Но это был сладковато-затягивающий страх, толкающий проверять себя снова и снова…

Да вот, пожалуй, и всё… но это уже целый комплекс причин. Странно, но среди них не было желания сражаться за Родину. Я не мог воспринимать это государство, как своё. Я вообще не воспринимал тут государства, как такового — вокруг были оккупанты, мы прятались от них в лесу, Москва, Сталин, Красная Армия были далеко и я не думал, что помогаю им одержать победу. Триколор, который я считаю своим флагом, тут скоро поднимет власовская армия предателей. А злобные деды в моём времени размахивают знамёнами, которым тут буквально поклоняются. Хотя бы вот такой пример.

— А ты чего тут сидишь?

Я поднял глаза. Это была Юлька — она шла откуда-то из леса, без пистолет-пулемёта, но на поясе висели финка и маузер. Мне вдруг захотелось спросить, каково ей в одной землянке с четырьмя пацанами, но за такой вопрос можно схлопотать с размаху по морде и в моём времени, а уж тут…

— Не спится, — усмехнулся я. — Ночь перед боем. Всё такое. «Войну и мир» читала?

— Ну читала, — пожала она плечами. Потом подумала и поправилась: — Начала. Мы в школе ещё не проходили, я попробовала сама, но не смогла… — в голосе девчонки послышалось раскаянье в своей тупости. — А ты что, правда читал?

— Ну… читал, — кивнул я. Юлька присела рядом, вытянула ноги.

— И что там про ночь перед боем?

Упс.

Я лихорадочно стал вспоминать мельком прочитанную сцену из этого скучнейшего романа — ну, где Петя Ростов сидит возле телеги и… что «и»? Так и не вспомнив, я пояснил:

— Вообще. Мысли всякие.

— А, — понимающе кивнула она, достала финку и начала строгать палочку, подобрав её из-под ног. — Здорово ты дерёшься. Поучишь?

— Если будем живы — то конечно, — не без юмора ответил я, но Юлька сказанное восприняла совершенно серьёзно:

— Ну, это конечно…

«Стихи, что ли, её почитать?» — подумал я. Вздохнул и сказал:

— Звёзды красивые.

— Красивые… — она кивнула. — А вон Луна… Как ты думаешь, там жизнь есть?

«Есть ли жизнь на Марсе?» — промелькнула у меня ироничная фраза. Я ответил:

— Нет. Там даже воздуха нет.

— А может, они внутри планеты живут, — возразила Юлька. — Как у Уэллса. Ты не читал?