Сборник - Фантастика, 1985 год

• Название: Фантастика, 1985 год
• Автор: Сборник
• Жанр: Научная Фантастика

Традиционный сборник новых произведений советских и зарубежных фантастов. Наряду с научно-фантастическими рассказами и повестями в книгу включены статьи и очерки о развитии науки, о новых гипотезах.

---

В ужасе я подозревал, что, может быть, мои достижения, которые постепенно накапливались, - не результат таланта, а всего лишь подтасовка, что жизнь моя в науке теперь, возможно, вся “организована” по самым мелким и дешевым стандартам! Конечно, я пытался разобраться. Постой, говорил я себе, если ты бездарь, а компьютер протащил тебя на вершину славы, это значит, наоборот, что твоя система работает, что машина, пусть грубо, по-своему, но выполняет условия эксперимента! Но тут же какой-то ехидный голос мне напоминал: так ведь раз машина работает, значит, твои идеи, принципы, расчеты верны, ты гений, совершивший открытие, и твои труды, может быть, завоевали популярность сами по себе, без всяких “услуг” со стороны компьютера, который в таком случае делает Неизвестно что, никак не проявляя своих выдающихся способностей… Я уперся в парадокс, в замкнутый круг, в котором можно было сойти с ума. И порой мне казалось, что это со мной происходит. Мысли одна безумнее другой приходили мне в голову; я жил как во сне…

Однажды я вдруг вспомнил, что ранее ввел в сознание компьютера такое понятие, как любовь. Вот, подумал я, средство, чтобы хоть что-то выяснить. Терять мне теперь было нечего, и я решил усложнить эксперимент, дав машине вводную задачу - так, как это делают военные на своих маневрах. За несколько психоинтеллектуальных сеансов я поставил перед компьютером цель: понимая, что такое любовь, смоделировать соответствующее поведение. Очевидно, машина должна была както изобразить стремление, приближение к любви, и я уже примерно догадывался, что она предпримет. В наше время, когда к услугам желающих мощный машинный парк всевозможных клубов знакомств и брачных контор, компьютеру, зная мои склонности и запросы, ничего не стоило обшарить невообразимое множество электронных картотек и подобрать партнершу, удовлетворяющую меня на все сто процентов. И вот на Герионе появилась Регина. Мы с ней невероятно быстро сблизились и с такой предельной полнотой поняли и ощутили друг друга, что я после недель ошеломляющей радости решил: подобного совершенства просто не может быть в нормальной, обыкновенной человеческой жизни. Уж слишком идеален, дьявольски изощрен наш союз. Проклятый компьютер, думал я, с такой сатанинской точностью соразмерил и подобрал две человеческие половинки, что теперь им просто некуда деваться от своего счастья!…

И знаете, от чего я страдал больше всего? От уязвленного самолюбия, от обиды за род людской. Как, говорил я себе, вот и все? Вот и весь человек с его счастьем и несчастьем, сложностью и простотой, грехами и доблестями? Надо, выходит, лишь знать, как вложить в компьютер основные данные - и судьба каждого из нас будет рассчитана по самому оптимальному варианту, так что счастье накроет выходцев с Земли с головой?…

Тут еще Регина поведала мне об опытах Мана. Я готов был заплакать, когда узнал, что скоро мы, возможно, от проблем голода шагнем сразу в молочные реки, на кисельные берега.

Ну вот, сказал я себе, теперь людям действительно крышка.

Ман сделает им хлеб насущный, я - хлеб духовный, и все - в самом сытом и пошлом изобилии. Ведь если синтезаторы будут превращать “камни в хлебы”, а компьютеры начнут понимать самые сложные и глубокие проблемы бытия, машины сумеют удовлетворить даже самых требовательных, самых строптивых. Все это очень приятно, но это смерть. Я чувствовал себя создателем атомной бомбы. А иногда - просто сумасшедшим. Ведь у меня до сих пор не было точных доказательств того, что компьютер справляется с задачами эксперимента!… Мне нужен был однозначный, недвусмысленный конечный результат, но я не имел такого ни по программе “Истина”, ни по программе “Любовь”. Все, что случилось со мной, можно было трактовать и так и эдак. Я не знал, чем порождена моя слава и моя любовь: действительным, реальным ходом жизни или ловкой подделкой компьютера.

Иногда в разговорах с коллегами я спещгально наталкивал их на неточность формулировок, слабость аргументации и другие недостатки моих работ; если все подтасовано, думал я, пусть меня скорее разоблачат. Точно так же я поступал и в отношениях с Региной. Словно какой-то бес заставлял меня совершать самые безобразные, самые разнузданные поступки; иногда мне всеми силами души хотелось, чтобы Регина возненавидела меня, отвергла навеки. Тогда бы я сказал: а все-таки компьютер глуп, всего предусмотреть не может, а потому человек по своей воле, по своему разумению сколько-то поживет.

На какие только выверты я не пускался, каких только болезненных фантазий не изобретал, лишь бы доказать себе: невозможно человека рассчитать, вычислить и учесть целиком, как таблицу логарифмов. Мне уже было все равно, что обо мне подумают. Я уже находил порой странное, противоестественное удовольствие в этой жестокой игре во вседозволенность и все ниже опускался в бездны какого-то нравственного садизма.

Я до предела измучил Регину. Я превратился в чудовище.

Не знаю, чем бы я кончил, если бы Регина нe спасла меня.

Или, наоборот, погубила?… Однажды она с такой мольбой, с таким безнадежным стоном воззвала к моему милосердию, с такой надрывной кротостью опустилась к моим ногам, прощая все растоптанное.мною, что мне впервые за много месяцев сделалось стыдно. В отчаянии я убежал ото всех и несколько дней просидел неподвижно, размышляя, что же мне делать. И вот как-то очень спокойно и просто я решился на последний эксперимент. Я искренне возрадовался, когда, всесторонне обдумав его, увидел, что он и в самом деле будет последним. Этим экспериментом стала программа “Смерть”.

Да, я с потрясающей отчетливостью понял: единственная неопровержимо ясная вещь - смерть. Что может быть бесспорнее, нагляднее смерти? Истина, любовь, справедливость, порядочность - все эти неотчетливые понятия не годились для эксперимента с самого начала, ибо они были безграничными не только для компьютера, который мог ухватить в них только сотую долю смысла, но и для меня. Я понял, в чем состояла моя принципиальная ошибка: цели для эксперимента были поставлены неверно. Как я мог проверить, действует ли моя система, если сам не знал до конца содержания задачи? Ведь чтобы смоделировать на компьютере истину, надо точно знать, что такое любовь. Лишь имея строго определенные понятия об этих вещах, я мог бы соотнести их как мерку с тем, что построил компьютер, и подвести итог. Но расплывчатые понятия потому так и называются, что человечество за всю свою историю не сумело установить их окончательного смысла и точных границ.

Я забыл об очевидных фактах и был наказан за глупость. Теперь меня могла выручить только смерть. О, смерть занимает в иерархии человеческого духа совершенно особое место. Понятие о ней так же неопределенно, как и о прочих основах бытия, но смерть отличается от всех них тем, что наряду с многозначностью и неопределенностью своего содержания она имеет один, совершенно точный - физический - смысл. Истина, любовь, добро, бог - все это бесплотно и неощутимо. А смерть в ее физическом смысле - как отсутствие жизни - наглядна и проста, ее невозможно оспорить. Есть она или ее нет - видно сразу.

Я понял, что итогом эксперимента по программе “Смерть” будет мой собственный труп. Вот когда меня компьютер со света сживет, тогда уж не поспоришь, тогда всякому в Поясе видно будет, что моя система работает. ВеДь не сам же я в петлю полезу! Пусть компьютер поохотится за мной, а я буду от него убегать, изощряться в уловках, путать следы. Пусть в вычислительных комплексах ИНИКСа кружит программа моего убийства, пусть интегральный мозг Пояса будет подстраивать мне ловушки, пусть он попытается предугадать мои действия, рассчитать мои поступки, вычислить меня! Тогда посмотрим кто - кого, и может ли человек сказать, что он до конца не познан компьютером. А если познан, и если благодаря этому мы сможем скоро запросто моделировать себе земной рай, устраивая жизнь по любому вкусу, то пусть моя дьявольская система умрет вместе со мной!

Вот как выглядел мой замысел, комиссар. Так что, говоря вашим языком, вовсе не убийство Мана запрограммировал я в ИНИКСе, а самоубийство. Вернее, эксперимент на себе. Любой ученый, по-моему, имеет на это право? Вас, наверное, интересует, как идет этот эксперимент. Да-да, идет - я ведь жив, значит, игра с компьютером продолжается! Моменты этой игры вы и наблюдали в последнее время на биостанциях. Почему биостанции? Сейчас объясню.

Когда компьютер приступил к реализации программы “Смерть”, у меня душа ушла в пятки. Я думал, что пол вот-вот разверзнется и я провалюсь в тартарары. Вы ведь понимаете, что технически это было вполне возможно. Поэтому, взяв отпуск, я спешно бежал с Гериона. Однако герионский компьютер, конечно, сразу же раскрыл содержание эксперимента ИНИКСу, и опасность теперь ждала меня везде, где есть вычислительные комплексы достаточно высокого класса. Впрочем, довольно долгое время ничего со мной не случалось. Я недоумевал: почему ИНИКС медлит? И только потом до меня дошло: в ловушку должен попасть я один, ведь по условию задачи компьютеру надлежало реализовать мою смерть, а не чью-либо другую. Значит, понял я, меня нельзя убить вместе с другими людьми, и, какие бы напасти компьютер для меня ни изобретал, они прочих людей не коснутся. Впервые я испытал нечто вроде симпатии к педантичной тупости машины.