Николай Непомнящий - Хетты. Неизвестная Империя Малой Азии

• Название: Хетты. Неизвестная Империя Малой Азии
• Автор: Николай Непомнящий
• Издательство: «Издательство «Вече»
• Жанр: Культурология
• ISBN: ISBN 5-9533-0128-6

Государство хеттов — народа, когда-то пришедшего в Малую Азию, возникло в XVIII—XVI веках до н. э. Оно очень быстро набирало силу. Пришельцы победили Вавилон, разгромили государство Митанни, даже угрожали Египту, могущественнейшей державе Древнего мира. Хетты упомянуты в Библии, но странным образом летописи Древнего мира обходят историю этого народа молчанием. Только в начале XX века археологи нашли в Турции следы этой таинственной державы. Из расшифрованных клинописных текстов известно, что хетты построили на Анатолийском плоскогорье 1600 городов. За прошедшие сто лет найдено меньше десятка их развалин. Хотя полной истории этого исчезнувшего царства пока нет, свершилось самое важное: найдены опорные точки исчезнувшего государства, прочитаны письмена хеттов, уже составлено представление об их искусстве и культуре.

Книга А. Волкова и Н. Непомнящего рассказывает о том, как загадочные земли хеттов мало-помалу выдавали свои сокровища ученым, как таинственный народ древности являл себя современному миру.

---

Родился Бедржих Грозный 6 мая 1879 года в Лысой-над-Лабой, очаровательном городке, раскинувшемся среди образцово обработанных полей.

Семейная жизнь в приходе была идеально образцовой и гармоничной, ничто ее не омрачало, вспоминал он. Подчиненная строгому распорядку — от утренней молитвы до вечернего чтения вслух Библии,— она протекала «в умеренном достатке»: провинциальному священнику, отцу пятерых детей, из которых Бедржих был самым старшим, приходилось туго.

Ничего обращающего на себя внимание не может зарегистрировать биограф в раннем детстве Грозного, ничего такого, что предвещало бы его будущую славу. Говорят, Шампольон в пятилетнем возрасте сам выучился читать, когда при помощи заученного наизусть «Отче наш» разобрал отдельные буквы в молитвеннике, принадлежавшем его матери. Грозного читать и писать обучил в местной евангелической однолетней школе учитель Фер. Говорят, Гротефенд шести лет от роду решал ребусы, усвоив таким образом методику, которую он позднее с таким успехом применил при расшифровке клинописных надписей из Персеполя. Семилетний Шли-ман заявил отцу, который рассказывал ему о пылающей Трое и ее исчезновении с лица земли: «Я Трою найду, когда вырасту!». Грозный слышал за вечерним столом библейские имена, которые впоследствии ему суждено было встретить на ассирийских и вавилонских таблицах, но думал он при этом о том же, о чем думали его братья и сестры. Короче говоря, он был самым обыкновенным ребенком.

Отец решил сделать его тоже священником. Бедржих Грозный беспрекословно ему подчинился. Путь к богословию лежал через гимназию, и отец не останавливался ни перед какими жертвами, чтобы дать Бедржиху возможность учиться в Праге.

1 сентября 1889 года Грозный переступил порог академической гимназии на набережной Сметаны, лучшего среднего учебного заведения Праги. 27 первоклассников вскоре убедились, что учитель Дртина — замечательный человек, а, следовательно, латынь — интересный предмет. Потом это мнение распространилось также на учителя Калоусека и греческий. И все же лишь немногих по-настоящему увлекло изучение мертвых языков, только один ученик написал: «Уроки латыни и греческого были скорее приятным развлечением, чем занятиями».

Каникулы в обществе отца — активная подготовка к будущей профессии. «Греческий, латынь — разумеется! Но не забывай, что основа изучения Библии— это еврейский и арамейский языки! А также история древнего Востока!» Бедржих Грозный об этом не забывает. В 8-м классе он самостоятельно изучает еврейский по грошовому немецкому учебнику. Успехи побуждают его год спустя заняться арабским. Он читает в оригинале «Историю» Геродота и обнаруживает, что она — в равной степени поэтическое и историческое произведение, к тому же удивительно всеобъемлющее: Греция, Египет, Персия, каждая страна в отдельности и все вместе.

Лишь поднявшись на крыльях общих знаний достаточно высоко для того, чтобы иметь широкий кругозор, он избирает дорогу, по которой намеревается идти. Пока она еще малоизведана и для него недоступна, но в конце ее — то самое таинственное, что неизменно влечет! И вот эпизод — он рассказывал о нем не единожды, последний раз за несколько недель до смерти в стржешовицкой больнице, — в котором впервые проявился весь Грозный. В седьмом классе он пытается раздобыть учебник ассирийского языка. «Не было у меня в ту пору желания более страстного… И вдруг я увидел учебник в витрине магазина юридической книги на Конском рынке, нынешней Вацлавской площади. Почему юридической — не знаю, но стоил он два золотых! Прикидываю, что если два месяца ужинать одним хлебом и через день покупать по полсардельки… Нет, не получается! Отставлю и эти полсардельки. Опять не выходит! Это был самый горький момент за все время моих пражских занятий».

В феврале 1896 года, не достигнув еще и пятидесяти, внезапно умер отец. Для семьи это означало потерю кормильца и квартиры, так как в Лысую должен был приехать новый священник. Мать перебралась в Колин, туда же переехал и Бедржих, потому что даже при крайней скромности нельзя было рассчитывать на то, чтобы закончить гимназию в Праге.

Но нет худа без добра — мы имеем в виду не личные чувства Грозного, а его дальнейший жизненный путь. В колинской гимназии преподавал учитель Юстин Вацлав Прашек, один из пионеров чешской ориенталистики, автор первой чешской истории древнего Востока и ряда работ, на которые долго опиралась научная литература и у нас и за границей. Эрудиция и педагогические способности Прашека вполне соответствовали университетскому уровню, но во времена Австро-Венгерской монархии кафедра ориенталистики была для Карлова университета слишком большой роскошью. И Прашек остался в провинциальной гимназии. Узнав, что новый ученик собирается по окончании гимназии поступить на богословский факультет и интересуется восточными языками, Прашек завалил его книгами и отдавал ему все свое свободное время. От него Бедржих Грозный усвоил не только азы ассирийского языка и аккадской клинописи, но и ту истину, что долг каждого научного работника — популяризировать результаты своих изысканий. Учитель, который оставляет ученика холодным, — плохой учитель. Прашек же был учителем превосходным.

В июле 1897 года Грозный с отличием сдал выпускные экзамены в колинской гимназии и, увлеченный ориенталистикой, уехал в Вену, чтобы поступить на евангелический богословский факультет (в Чехии такого не было), как того желал его отец.

—Кто читает историю древнего Востока?

—По этой специальности вот уже два года как никого нет.

—У кого я могу записаться для изучения ассирийского?

—Ассирийский здесь не преподают.

—А введение в ориенталистику?

—Святая простота, да ведь здесь же не наукой занимаются, а готовят священников! Идите на философский!

Бедржих заполнил 32 формуляра, необходимых для поступления на богословский факультет, чтобы потом явиться в деканат философского и проделать то же самое. Почему бы и не рискнуть заниматься сразу на двух факультетах? Если кое-кто толкует академическую свободу таким образом, что не посещает ни одной лекции, то почему бы ему не толковать ее как возможность слушать два цикла сразу? Но один из парадоксов университетского обучения состоял в том, что именно второе толкование было наказуемо. Грозный должен был сделать выбор. Известно, что он сделал правильный выбор, избрав ориенталистику, но его мать и все, кто желал ему добра, ломали руки перед смущенным Прашеком. Хлеб священнослужителя скуден, но это верный хлеб, тогда как ориенталистика — боже мой, разве может прокормить эта, одна из самых непрактичных наук!

При этом Грозному не повезло: несмотря на то что город на голубом Дунае каждому обещал исполнение всех его сокровенных желаний (по крайней мере, если верить словам известного вальса), в нем не нашлось ни одного профессора ассириологии! Другие об этом не сожалели, но… Выдающийся семитолог доктор Д.Г. Мюллер, на лекции которого по ассириологии Грозный записался, почти целиком посвятил свои занятия арабскому языку; ассирийский он читал по расписанию лишь один час в неделю, а практическим занятиям по нему отводил всего час в месяц. Грозному, таким образом, пришлось изучать ассирийский самостоятельно. Это относилось и к шумерскому языку — родоначальнику более поздних — вавилонского и ассирийского языков, с той только разницей, что шумерский не читался вообще. Тем активнее посещал он другие лекции, обращаясь за помощью к профессорам.

Когда много лет спустя кто-то спросил Грозного, как ему удалось овладеть дюжиной мертвых языков и полудюжиной живых, он ответил теми же словами, что и К.М. Чапек-ход молодому К. Чапеку на вопрос, как пишутся романы: «Сидя, молодой человек!»

В этих фантастических занятиях давно умершими языками — языками с самыми неожиданными грамматическими особенностями, различиями в лексике и синтаксическими каверзами, — пожалуй, самое удивительное то, что Грозный видел в них не цель, а средство, необходимое средство для правильного понимания литературных памятников, которые являлись ключом к политической, экономической и культурной истории древнего Востока. Этим он создавал лишь базу, исходный рубеж для дальнейших занятий.

«Я хотел помимо восточной филологии, которая была моей основной специальностью, посвятить себя также истории древнего Востока, которая притягивала меня с какой-то магической силой».

И с таким же терпением, терпением не страдальческим, а деятельным, несокрушимым, целеустремленным, он одновременно изучает палеографию, дипломатию, герменевтику (науку, изучающую толкование текста), археологию, историю народов Востока, «каждого в отдельности и всех вместе», изучает…

«Весьма скромно питаясь», он заканчивает в полагающиеся четыре года свои занятия и 29 июля 1901 года получает диплом доктора философии.