Джон Бойд - Повесы небес

• Название: Повесы небес
• Автор: Джон Бойд
• Издательство: МСП "ОСФА"
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 1992
• ISBN: 5-7707-3340-3

Два пилота-разведчика земного Космического Флота находят в дальнем секторе Галактики странную планету. То есть планета — то обычная землеподобная, разве что электрические бури случаются, но вот общество, которое построили обитатели это планеты…

---

Между тем приближалось время проведения Пасхального представления. Харлеч приближался к равноденствию. На поверхности уже таял снег. Руководитель сцены закончил декорации, была успешно проведена генеральная репетиция и на вершине холма в беспорядке были разбросаны пластмассовые черепа и кости. Планета, приведенная в трепет Рождественским представлением, теперь ждала кульминационной пьесы с такой же алчностью, как дети Земли ожидали вторую серию "Зеленого стрелка из лука" или "Опасные прелести Паулины".

По счастливому случаю, который я считал не совсем подходящим, день весеннего равноденствия приходился на шестой день — харлечианский эквивалент Страстной пятницы 135,[124] в период академических каникул между семестрами. Кара, Джэнет и я решились на семейный выход в соляриум, взяв с собой портативный телевизор. Я не позволил выйти моей семье на поверхность, но с нашей удобной точки, всего лишь в четверти мили от холма, мы сможем воочию увидеть финальную сцену распятия с балкона.

Маленькую Джэнет приподняли, и она была больше восхищена голубым небом и дальним видом моря, чем телевизионным экраном. Из-за того, что пьеса начиналась в предвечернее время, чтобы создать сценический эффект в последнем акте вечерними тенями, Джэнет устала и заснула у материна руках на середине пьесы.

Честно говоря, это было волнующее представление. Драки удалось найти верные штрихи негодяя в портрете Иуды. Оставшись без влияния Реда, отчего исчезла его манера бросать косые взгляды, он, вместо того, чтобы крутить усы, стал нервно теребить бороду. Кики в роли Марии была божественна. Странно, но шимми Тамары в начале Последней трапезы, как оказалось, скорее подчеркнуло, а не уменьшило, торжественность сцены, хотя Кара фыркнула при виде того, что она назвала неуместным танцем. Рено вел роль как но- писаному и во всей части представления, игравшейся под поверхностью, прозвучала лишь одна фальшивая нота. Когда Пилат выдавал Иисуса толпе, на центурионах, охраняющих его, были черные шлемы преторианской гвардии Бубо, тогда как солдат заслона играли кадеты Рено.

Это была незначительная ошибка. Я видывал и худшие в кино на Земле, но такие технические погрешности тревожили мое чувство соразмерности. Возможно, так было запланировано Редом в качестве дани тщеславию декана. Насколько я помнил, на генеральной репетиции преторианской гвардии не было.

Вдруг я вспомнил замечание Реда о том, что солдаты декана принимают приказы только от самого декана. Ред, со своим чувством реализма, не позволил бы смешать черную форму вместе с зеленой формой кадетов. Единственным способом, которым можно было добиться участия преторианцев Бубо в представлении, являлся приказ Бубо, но Бубо совершенно не интересовался драматургией.

Я размышлял над этой проблемой, когда зрители перемещались из подземного зала на устроенные на поверхности трибуны вблизи холма. Чтобы сохранить непрерывность представления для телевизионных зрителей, Драки вписал в пьесу сцену с Вараввой и стражниками, когда Варавва узнает, что он будет освобожден в тот день, в который будет казнен Христос. Это была виньеточная сцена, но в ней присутствовал пафос и я был весь поглощен этой сценой, когда камеры переключились на толпу фарисеев[125] на поверхности, и я повернулся к натурной части представления, наблюдаемой из обсерватории.

Мы с Карой решили взять спящее дитя и вместе с ним выйти на балкон, чтобы лучше видеть действие.

Снаружи стояла великолепная погода. Ни облачка не омрачало небо кончающегося дня, а температура воздуха была благоприятной. Странно, но я был убежден, что погода продержится еще пятнадцать минут, нужных для финальной сцены, прежде чем небо потемнеет и толпа в ужасе побежит с Калварии.

К этому времени времени толпа на поверхности, сдерживаемая центурионами, протянулась вдоль всего пути следования крестового шествия и в этой толпе покачивался крест, высоко поднимаемый рыжебородым Рено, с помощью проволок, протянутых от штандартов солдат, эскортирующих его.

Затем из толпы появилась согбенная фигура Христа, реалистично подкашивающаяся под бременем креста. Один раз он упал и что-то сильно сдавило мне сердце так, что даже перехватило дыхание. Когда Христос падал и вставал, штандарты преторианцев даже не шевелились.

Теперь я понял значение преторианской гвардии. Они были там по приказу Бубо, по приказу, который они должны были беспрекословно выполнить, а я ведь потребовал от декана, чтобы Ред был распят на кресте.

Это Реда О'Хару собиралась распять и моя мания исчезла от перспективы остаться одиноким при виде другого человеческого лица.

— Кара, это же Ред, одурманенный "порошком послушания"! Бубо убьет его, если я не успею добраться до него первым!

Я повернулся и помчался к нижней рампе, проклиная себя за то, что не послушался предчувствий. Под поверхностью до вершины холма было около мили. К тому времени, как я прибуду, они уже вобьют гвозди и, несомненно, преторианцев проинструктировали образовать каре, чтобы отогнать меня. Но им не было известно о том, что я ношу лазерный пистолет.

Оружие, которое я предназначал для Реда, послужит ему защитой. Придется применить поражающий огонь, но мой товарищ будет спасен. И если мне придется выбыть из игры в соответствии с моими собственными правилами, на моей стороне будет самый лучший защитник на Харлече.

Я бежал, проклиная буквальное мышление харлечиан, и, хоть я и ругался, страшная ирония ситуации потрясла меня. Реду хотелось в этой сцене реализма. Та самая преторианская гвардия, которую он назначил для Бубо, подчиняясь дисциплине, которую навязал сам Ред, вобьет гвозди в его же ладони.

Неудивительно, что я не нашел Реда. Его содержали в священных камерах декана, поили, кормили и пичкали сильными дозами "порошка послушания", о котором когда-то упоминала Кара, чтобы приготовить его к этому ритуальному жертвоприношению. Никто не подумал обыскать эти камеры, так как в сознании харлечиан они были табу.

Никогда туннели Харлеча не казались мне такими длинными. После вечности иссушающих легкие усилий, я добрался до пустого сейчас футбольного зала и промчался вдоль него к длинному пандусу, ведущему наверх. Но прежде, чем я его достиг, на пандус с верхнего выхода вылился рассыпающийся поток объятых паникой харлечиан. Река мертвенно-бледных лиц, объятых древним ужасом, разливалась по пандусу — на поверхности бушевала электрическая гроза.

Опустив плечи, я врезался в этот поток, расталкивая харлечиан, разбрасывая легковесных существ направо, налево и прямо вверх.

— Электрический шторм! — вопили они, но я не внимал их крикам. Встречный напор толпы замедлял мое продвижение, пока сообразительный ум харлечиан не подсказал им решение — они начали перепрыгивать через меня. Тогда я стал двигаться быстрее под дугой свистящих тел, подпрыгивающих вверх, и освобождающих мне путь.

Свод из тел надо мной поредел и изменился. Шорты и туники быстроногих студентов уступили место промежностям пожилых жителей, развевающимся одеждам переодетых актеров и, наконец, черным юбкам преторианцев, несущихся без оружия, которое они бросили наверху.

— Трусы! — завопил я пробегающим и перепрыгивающим гвардейцам Бубо. — Вы оставили свое оружие!

Но они бесстыдно бежали в панике, и я вспомнил, что их копья увенчаны металлическими наконечниками, а металл притягивает молнии к себе.

Внезапно на пандусе, кроме меня, никого не осталось. Вход в пятидесяти метрах от меня обрамляли яркие вспышки молний. Вспомнив преторианцев, я немного задержался, чтобы вынуть лазерный пистолет из кобуры, и отшвырнул его в сторону. Продолжая бежать, я отстегнул поясной пульт и тоже отбросил его.

Я — землянин, самый храбрый из богом задуманных существ; у меня не было вечности ужаса, настраивавшего меня против молний, но, уверяю вас, доктор, мне понадобилось собрать всю свою волю, чтобы заставить себя броситься из туннеля в шипящий свет грозы. Но когда я ступил из устья пещеры в грязь, образовавшуюся от дождя, я обнаружил, что бросился на хвост направляющегося на юг скоростного поезда. Полоса молнии прошла.

Скользя и пошатываясь, бормоча молитвы и дыша озоном, я направился в темноте к холму. Когда я ступил на подножье холма, по мере того, как струи испарений рвали облака в клочья, чернота светлела. Постепенно мерцание заката вновь заняло свое место, возникла и потухла молния на юго-западе. Теперь, в пробившемся солнечном свете, я поднял глаза на Голгофу. Креста на вершине холма не было.

Я понял, что случилось. Распятие было сделано из выдержанного дерева, а его сухая древесина была пропитана окислами железа. Ред был пригвожден к громоотводу, распят и сожжен. Все, что осталось от Реда и креста — это кучка золы, осевшая на дне ямки, оставшейся от основания креста и сейчас наполненной водой.