Джеймс Ганн - Внемлющие небесам

• Название: Внемлющие небесам
• Автор: Джеймс Ганн
• Издательство: Издательство: Сварог
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1997
• ISBN: 966-95207-3-8

Роман известного американского писателя-фантаста Джеймса Ганна посвящен судьбе ученого, который ради идеи первого межзвездного контакта превращает собственную жизнь в трагедию.

---

– Что могут означать эти слова?

– Они соответствуют чему-то, – Макдональд указал на рисунок в руках Уайта, – расположенному в одной строке с ними или в нескольких строках, – обычно справа. Пропустим то, что сверху. Следующее повторяется трижды. На два капелланин указывает своими правыми конечностями. Возможно, это слово означает «капелланин». Обратите внимание, третий раз оно появляется в одной строке с точкой под капелланином и может означать, – если только здесь не случайность или бессмысленный шум, – что это тоже капелланин, точнее, капелланский эмбрион. – Он выжидательно посмотрел на Уайта.

– Яйцо? – рискнул предположить Уайт.

– Вполне вероятно. Возможно, они пытаются сообщить, что они размножаются, откладывая яйца.

– Так это какая-то птица?

– Или пресмыкающееся. А возможно, и насекомое. Но вероятнее всего – птица, тогда это объясняет дополнительную пару конечностей.

– Думаете, их крылья настоящие?

– Да, либо обычные крылья для полета, либо их рудименты.

Уайт скользнул взглядом по рисунку Иеремии, лежащему на столе Макдональда, и вновь обратился к обрамленной компьютерной распечатке. Теперь он начинал догадываться, как одно превратилось в другое и каким образом Иеремия смог углядеть в обозначенном точками человечке ангела, а в квадратном сооружении на его голове – нимб. Ситуация прояснялась, хотя и продолжала оставаться серьезной.

– А другие слова?

– Они требуют дальнейших размышлений, – сообщил Макдональд. – Например, третье сверху может означать «крыло», пятое – «туловище» или «грудь», седьмое – «ноги» или «стопы». Но могут оказаться чем-либо совершенно иным, если их отнести не к анатомическим частям, а к действиям. Кое-что мы пока придерживаем про запас в ожидании повторов.

Уайт замер.

– Так вы получаете новые послания?

Макдональд помотал головой.

– Одно и то же. Привлекая наше внимание, капеллане в первую очередь как бы желают сообщить о себе лишь самое важное, а уж затем, полностью убедившись, что наше понимание им гарантировано, двинуться дальше.

– Прямо как система программированного обучения, – заметил Уайт.

На душе полегчало: новые послания отсутствовали, и дело пока придется иметь с единственным сообщением иных существ. Другими словами – проблема одна, а не целая лавина.

– Но, с другой стороны, не исключено, – проговорил Макдональд, – их нежелание двигаться дальше обусловлено не только необходимостью убедиться в получении нами послания, но и вопросами, связанными с составлением ответа.

Уайт поспешил сменить тему.

– Какие же, на ваш взгляд, важнейшие сведения они намеревались нам сообщить?

– Прежде всего – кто они такие; где живут; как называются; как объясняются друг с другом; как мыслят.

– И как же они мыслят? – осведомился Уайт.

– С помощью слов, чисел и образов – так же, как и мы.

Уайт сверлил взглядом рисунок, словно желая вырвать столь ревностно хранимые им секреты.

– Мыслят ли они так же, как и мы… в категориях пользы и вреда, прибыли и убытка, выигрыша и проигрыша; задаются ли вопросом «что я с этого буду иметь?»

Уайту показалось, будто Макдональд смотрел сейчас на него так же, как с минуту назад он сам разглядывал рисунок. Президент встряхнулся.

– Мне они представляются весьма миролюбивыми. К тому же далеко не у всех из нас понятия наживы и враждебности – синонимы и причисляются к добродетелям. Мне кажется, хотя и медленно, но нас все же покидает дух агрессивного соперничества. А еще хотелось бы напомнить: птицы всегда и давно выступают символами мира.

– Только голубь, – угрюмо заметил Уайт. – Вам приходилось видеть, как сойка атакует других птиц, кошек и даже людей? А ястребы? А орлы и стервятники? Любое существо, доминирующее на планете своего обитания, должно стать агрессивным. И как может мыслить птица?

***

Как мыслит человек? Воспитанный тобою, у собственного очага, обогретый теплом твоих рук и любви, – как должен мыслить он? Как достучаться до него, какие найти слова, рассказать ему обо всем и добиться, чтобы он увидел, наконец, кто есть он и каков мир?.. И начал бы этот разговор он так:

«Послушай-ка, сынок, ты видишь мир оазисом спокойствия, доброжелательства и благоприятных возможностей, где возведены в закон правила честной игры. Но мир не таков. Если ты и впредь будешь продолжать думать так, то рано или поздно хорошенько вляпаешься во что-нибудь скверное своей черной задницей». И наверняка Джон ответил бы на это: «Отец, хватит тебе рассуждать, как черномазому!»

***

Уайт оторвал взгляд от рисунка и взглянул Макдональду в глаза.

– У вас есть сын? – спросил он и поздно спохватился: задав такой вопрос, он кое-что упустил из виду. Почему он не спросил «есть ли у вас дети?» И это в то время, когда единственный ребенок является нормой. Впрочем, может, Макдональд и не обратит на это внимание.

Лицо Макдональда подобрело.

– Есть, – произнес он.

Все-таки он понял.

– Мы очень похожи, – проговорил Уайт. – Сюда я приехал с сыном.

– Я знаю, – ответил Макдональд.

– Он исполняет функции моего личного секретаря. Весьма интересуется вашей Программой, – слушал Уайт собственный голос.

– Знаю, – вновь сказал Макдональд.

Уайт поспешил продолжить.

– Не знаю, как бы я обходился без него, – произнес он, и у него это вышло как-то просительно. А может, на самом деле подразумевалась какая-то скрытая просьба?

– Моему сыну недавно исполнилось восемь месяцев, – сообщил Макдональд.

Уайт удивленно поднял брови.

Макдональд рассмеялся.

– Я привык к ожиданию, а сына пришлось ждать почти столько же, сколько и послания.

Уайт попытался представить, как Макдональд провел здесь – среди всех этих холодных, безмолвных механизмов и устройств, с их чужими запахами – столько лет в ожидании послания со звезд, которое никак не приходило, в напрасном вслушивании, почти полвека. Вздор! Снова сантименты! Не такой он человек. К тому же этой Программе пятьдесят лет, а Макдональд здесь всего лет двадцать, а еще он инженер и должен любить машины, их запахи и шум. Всего двадцать лет…

И вот послание, наконец, пришло, хоть и останется оно безответным. Уайта вновь захлестнула волна сочувствия Макдональду и всем остальным, посвятившим жизнь прослушиванию.

– А вы не похожи на человека, которому сообщили, что дело всей его жизни останется незавершенным, – проговорил Уайт.

Макдональд улыбнулся.

«Эта улыбка, – подумал Уайт, – должно быть, оставалась с ним все эти долгие годы безрезультатного прослушивания».

– Я ждал очень долго, – сказал Макдональд. – Капеллане – тоже. Подождем еще. Сколько потребуется. Вот только есть у меня надежда, вы измените свое решение. И она перерастет в уверенность, ведь вы еще здесь и пока еще слушаете.

– Просто я должен делать это, – ответил Уайт.

Макдональд промолчал.

А мог бы и сказать: «Мистер президент, вы ничего нам не должны. Наоборот, это мы в долгу перед вами за вашу самоотверженность», – подумал Уайт, испытывая короткий прилив раздражения, но тотчас отбросил эту мысль как инфантильную.

– А остальные слова, – произнес он, – те самые, которые пропустили… как с ними?

– Если это вообще слова, – Макдональд указал на два символа внизу картинки, под «яйцом». – Вот эти, внизу дублируют слово из верхнего угла. Возможно, они означают «солнце».

– А другое слово внизу?

– Пока не знаем, – ответил Макдональд. – Возможно, – «более яркое солнце». Обратите внимание: солнце слева внизу из каждого угла испускает лучи. А у находящегося вверху – лишь единственный намек на излучение. Может, удаленное солнце горячее, и нам пытаются об этом сообщить, на той случай, если объем наших астрономических знаний окажется достаточным и позволит различить эти солнца на таком расстоянии.

Уайт снова всмотрелся в рисунок.

– И все это из одних только точек?

– Как вы удачно заметили, это криминалистическая загадка, детективный ребус. Мы, как детективы, собираем улики, и таковых уже предостаточно. Кроме того, мы располагаем превосходной исследовательской аппаратурой. – Он показал на стену, за которой находился компьютерный зал. – Здесь собраны вся история и литература, – все дошедшие до наших дней тексты, причем на всех языках. Все, что делается и обсуждается в Программе, также записывается. Как раз для этого и предназначен компьютер. Он обучается, сопоставляет, интерпретирует, переводит, хранит, шифрует и дешифрует коды. Вот только мы, ясное дело, не занимаемся криптографией, скорее наоборот: антитайнописью. Разрабатываем код, не понять который оказалось бы делом невозможным.

– И наш разговор накануне, когда вы звонили, – полувопросительно проговорил Уайт, – он тоже записан.

– В любой момент можно изъять информацию устным приказанием или стереть из памяти распоряжением, введенным в печатной форме.