Степан Злобин - Пропавшие без вести

• Название: Пропавшие без вести
• Автор: Степан Злобин
• Жанр: О войне

Новый роман известного советского писателя Степана Павловича Злобина «Пропавшие без вести» посвящен борьбе советских воинов, которые, после тяжелых боев в окружении, оказались в фашистской неволе.

Сам перенесший эту трагедию, талантливый писатель, привлекая огромный материал, рисует мужественный облик советских патриотов. Для героев романа не было вопроса — существование или смерть; они решили вопрос так — победа или смерть, ибо без победы над фашизмом, без свободы своей родины советский человек не мыслил и жизни.

Стойко перенося тяжелейшие условия фашистского плена, они не склонили головы, нашли силы для сопротивления врагу. Подпольная антифашистская организация захватывает моральную власть в лагере, организует уничтожение предателей, побеги военнопленных из лагеря, а затем — как к высшей форме организации — переходит к подготовке вооруженного восстания пленных. Роман «Пропавшие без вести» впервые опубликован в издательстве «Советский писатель» в 1962 году. Настоящее издание представляет новый вариант романа, переработанного в связи с полученными автором читательскими замечаниями и критическими отзывами.

---

— Володя! — хрипло позвал Баграмов.

— Товарищи! Братцы! За лагерь дерутся! Все на выход! — выкрикнул в этот миг капитан в коридоре. — За мной, вниз!

— На волю, товарищи! — узнал затем Емельян голос Саши, дрогнувший от волнения.

— Выходить на лестницу молча! — внятно для всех приказал капитан у выхода.

Справа от лазарета, метрах в трехстах, с десяток голосов явственно закричали «ура», раз за разом ударили четыре разрыва гранат, брызнув огненными снопами, истерически затрещали пистолетные и автоматные выстрелы, доносились выкрики немецкой команды.

Баграмов протиснулся в дверь в тяжело дышавшей толпе. Рядом с ним на лестничной площадке оказался Саша. Он возбужденно схватил Емельяна за локоть. По другую сторону был Волжак.

Плотной массой они теснились по лестнице, слыша и здесь непрерывный шум боя — взрывы, стук пулеметов… Вооруженные дубинками и ножами, они шли против автоматчиков, против гранат, мин, винтовок.

— Стой! — первым сбежав с лестницы, энергично, без всякого заикания приказал капитан. — Всем стоять. Высылаем разведку.

— Я пойду! — в нетерпении вызвался Саша.

— Пойдем я, Рогинский и доктор Яша, — ответил капитан. — Никому без приказа не выходить. Емельян Иваныч и Саша, вы поведете людей к воротам по моей команде: «Вперед!» Хирургия выйдет за нами.

— Держи, — сказал Саша, передавая что-то капитану.

Емельян разглядел, что это был откуда-то взявшийся наган.

Володя, Юзик и молодой врач Яша Мочалин выскользнули во двор.

На лестнице и на нижней площадке вся толпа замерла в ожидании, напряженно вслушиваясь в треск перестрелки. Из второго и первого этажей пленные тоже начали выходить на лестницу. С новыми взрывами гранат — одной, другой, третьей — донеслись какие-то более отдаленные крики.

Баграмов выглянул за дверь, готовый к броску, ожидая команды Володи.

Мимо лагеря на бешеной скорости прокатили мотоциклисты, мелькнули тяжелые грузовики, близко остановились. Послышались у ворот лагеря командные выкрики немцев.

Разрывы гранат еще и еще раз сверкнули уже далеко за картофельным полем, возле деревни, не менее полукилометра от лагеря. Оттуда же застучал пулемет. Раздались минометные выстрелы и разрывы мин, которые падали за картофельным полем и дальше — уже за деревней… Пули ударили в здание лазарета. Зазвенело выбитое стекло. По асфальту совсем у двери брызнули осколки кирпичной стены. Емельян отшатнулся.

Приглушенная ругань и стон донеслись снаружи. В десятке шагов от дверей Емельян в сумерках разглядел человека.

— Володя! — негромко окликнул он.

— Он ранен. Мне одному не поднять! — откликнулся врач. — Партизаны отбиты, отходят, — глухо добавил он. — Слышите, налетело из города сколько солдат!..

Саша выскочил, пригибаясь, на помощь врачу.

«Опоздали!» — ударило как камнем по голове Баграмова.

— Товарищи, все назад, по местам! — как можно спокойнее скомандовал он.

— Не может быть!.. За мной! Все вперед! — истерически выкрикнул Балашов, порываясь за дверь.

Емельян изо всех своих сил оттолкнул его назад, к лестнице.

— По местам! — громче повторил Емельян. — Бегом по местам!

Сашка-шофер на руках с капитаном вбежал в дверь. За ним проскользнул Яша Мочалин.

Толпа уже поднималась по лестнице, топоча, молчаливо тискаясь в давке. Кто-то тащил и подталкивал вверх глухо рыдавшего Балашова.

— А где же Рогинский? — спросил Саша, остановившись посередине лестницы с Володею на руках.

— Тут я, тут, помогите… Под проволокой пришили, проклятые! — глухо отозвался Юзик, силясь из темноты выползти на ступеньки крыльца.

Волжак и Баграмов выскочили, подхватили его на руки. В ту же секунду луч прожектора с вышки стремительно проскользнул от ворот и ярким снопом осветил эту группу.

Затрещал пулемет. Пули ударились в камни у самых дверей.

— Немцы заметили! Эй, наверху, живей! — поторопил Емельян поднимавшихся.

С капитаном на спине Саша ловко взбежал по лестнице. Последними Емельян и Волжак втащили обвисшего Юзика.

Дверной крюк изнутри коридора едва успели накинуть на петлю, прежде чем немцы застучали в дверь первого этажа.

Вот раздались их удары и во втором этаже. Фашисты топочут по лестнице, уже слышны в отделении их голоса…

Они ворвались, угрожающе потрясая автоматами, дали несколько выстрелов в потолок. Посыпалась отбитая пулями штукатурка.

В отделении все «спали».

Дрожащий Коптев, едва натянув сапоги, рапортовал фельдфебелю-немцу о численности больных и медицинского персонала.

Немцы зажгли полный свет, бросились шарить во всех углах.

— Наган? — тихо спросил Емельян Сашу.

— Не найдут! — спокойно ответил тот.

Послышался дикий крик и удары плети.

Толкая в спину и в шею, дюжий ефрейтор гнал Балашова мимо дежурного столика, у которого уже, как обычно, находился Баграмов.

«Компас!» — в тот же миг догадался Баграмов.

— Das ist deins! Deins! Deins! Deins, verfluchtes Schwein![42] — ревел ефрейтор, колотя Балашова по голове рукоятью резиновой плети.

Баграмов встретился с Балашовым глазами, но тот лишь скользнул по нему страдальческий, невидящим взглядом.

Немцы рылись повсюду — в мешках и под койками, вытаскивая у пленных запретные вещи — ножи, бритвы, напильники.

Вдруг опять раздался надсадный, визгливый вопль из мертвецкой: солдат обнаружил там свернутую в короткий и толстый рулон карту, запрятанную в валенок…

Фельдфебель тыкал бумажным свертком в физиономию оробевшего Коптева. Тот тянулся по стойке «смирно» и без протеста принимал издевательство…

Набег фашистов на отделение был прерван внезапным сигналом воздушной тревоги.

— Alarm![43] — раздалась команда.

Свет снова повсюду погас. Присвечивая себе во мраке ручными фонариками, гитлеровцы заторопились в убежище.

«Эх, если бы партизаны нагрянули во время тревоги!..» — подумал с болью Баграмов.

Воспользовавшись бегством из лазарета немцев, санитары бросились мыть лестницу, замывать оставленные на ней кровавые следы Володи и Юзика.

Тяжелые раскаты взрывов авиабомб доносились, сливаясь с глухими ударами далекой грозы. Ночь завершилась ливнем…

Поутру Коптев доложил Тарасевичу, что санитары Углов и Рогинский ночью, нарушив правила и подойдя к окну, были смертельно ранены откуда-то залетевшими пулями. Коптев никогда не посмел бы кривить душой перед начальством, но ему самому доложили, что дело было именно так. Он же в тот час лежал с головой под подушкою и совсем не знал об отважной вылазке этой кучки безоружных людей. Кровь на асфальте у дверей лазарета была уже смыта дождем…

Немецкое начальство явилось в мертвецкую убедиться в гибели санитаров. Фельдфебель взглянул в бледное, со сжатыми губами лицо Юзика, брезгливо тронул тело капитана Володи носком сапога, процедил сквозь зубы: «Капут!» — и вышел, дав разрешение их схоронить.

Без всякого сговора, от мертвецкой до выхода на лестницу, по коридору, построились санитары, фельдшера и врачи, встали с коек больные. Все хотели в последний раз посмотреть в лица людей, погибших не на пленных нарах от голода и болезней, а при выполнении боевой задачи. И лишь глазами, стоя возле лазаретных окон, проводили друзья убитых до могилы, которую было видно с третьего этажа.

У ворот лагеря стоял усиленный наряд немцев.

— Емельян Иваныч, пока партизаны близко, рванем! — шепнул Саша, возвратившись с кладбища после похорон капитана и Юзика. — Вечером нынче через лазейку Рогинского…

— Пошли! — согласился Баграмов.

Но двадцать минут спустя, во время завтрака, в санитарское помещение распахнулась дверь, кто-то крикнул:

— Немцы на лестнице!

Фельдфебель с двумя солдатами и переводчиком, поднявшись на третий этаж, сразу вошел в санитарское помещение.

— Багра-мофф Ем-мельян!

Они рылись в его «постели», то есть в шинели и санитарской сумке, которая заменяла ему вещмешок и подушку. Отобрав у него карандаш, фельдфебель попробовал его на бумаге.

«Советские люди»! Газетка моя, газетка попала в лапы фашистов, — подумал Баграмов. — Конец. Петля или пуля…»

Стальные наручники в ту же минуту охватили обе его руки…

Глава восьмая

Всем знакомый, звучный и мужественный голос, которого ждала каждый день вся страна, торжественно возвестил по радио о провале гитлеровского плана окружения и взятия Москвы. Но ощущение всеобщей опасности отходило медленно… В зимнем сражении освобожденная от непосредственной угрозы, Москва-победительница пережила ощущение подъема в какие-то несколько дней, а затем остыла и сама еще не решалась поверить. Позади лежала как бы победа и словно еще не победа. В этой смутной неполноте ощущений, вероятно, сказалось огромное нервное напряжение предшествующего десятка недель, когда москвичи вместе со всей страною бросили все свои силы, всю волю, все нервы на колеблющуюся чашу весов истории.