Степан Злобин - Пропавшие без вести

• Название: Пропавшие без вести
• Автор: Степан Злобин
• Жанр: О войне

Новый роман известного советского писателя Степана Павловича Злобина «Пропавшие без вести» посвящен борьбе советских воинов, которые, после тяжелых боев в окружении, оказались в фашистской неволе.

Сам перенесший эту трагедию, талантливый писатель, привлекая огромный материал, рисует мужественный облик советских патриотов. Для героев романа не было вопроса — существование или смерть; они решили вопрос так — победа или смерть, ибо без победы над фашизмом, без свободы своей родины советский человек не мыслил и жизни.

Стойко перенося тяжелейшие условия фашистского плена, они не склонили головы, нашли силы для сопротивления врагу. Подпольная антифашистская организация захватывает моральную власть в лагере, организует уничтожение предателей, побеги военнопленных из лагеря, а затем — как к высшей форме организации — переходит к подготовке вооруженного восстания пленных. Роман «Пропавшие без вести» впервые опубликован в издательстве «Советский писатель» в 1962 году. Настоящее издание представляет новый вариант романа, переработанного в связи с полученными автором читательскими замечаниями и критическими отзывами.

---

Он возбужденно прошелся по бараку и вдруг остановился перед окном, захваченный чем-то происходящим снаружи.

— Вон, смотрите! Смотрите, где сила! — обратился Бойчук к товарищам.

В этот час больные сидели возле бараков в бездеятельном ожидании ужина. Когда власовцы вышли от врачей, один из больных встал с крылечка и шагнул им навстречу. Тощий, с острыми скулами, бледный, он на них пошел в наступление.

— Чего тут шныряете? — вызывающе спросил он. — Нюхать пришли?! Коммунистов ищите? На, сука! Я коммунист, записывай номер!

Больной вытащил из-под рубашки личный лагерный номерок и сунул в физиономию власовца так, что тот даже попятился.

— И мой пиши! Я большевик! — подхватил второй больной, также рванув с шеи номер.

— И мой! — крикнул третий, тесня опешивших агитаторов, не пропуская их к воротам.

— Братцы! Товарищи! Кто большевик?! Кто за советскую власть? Давай свои номера собакам понюхать! — на весь блок призывали зачинщики, наступая на опасливо притихших изменников.

Толпа больных, уже свыше ста человек, обступила их.

— Ишь зенки таращит! Что?! Испугался?! А ты бойся нас, гадина, бойся! — с угрозой кричали больные.

— Ну, чего вы на нас напали, чего? — стараясь держаться миролюбиво, добивался старший из власовцев. — Мы вас не трогали, шли…

— А чего вы прилезли?! — кричали им. — Кой черт вас принес к честным людям?!

— В нахальные ваши глаза никто не плевал? — шумели разгневанные больные.

Власовцы, стесненные сотенной толпой, пользуясь моментом, когда засвистали к ужину, ловко вырвались и выскочили из блока к бараку комендатуры, где оберфельдфебель разговаривал с каким-то унтером, давно уже любопытно косясь на окруженных толпою «пропагандистов». Отдавая воинское приветствие, они быстро прошагали мимо немцев за ворота.

— Scheisse! — пробормотал им вслед оберфельдфебель, даже не ответив на их приветствие.

На следующий день после визита власовцев во врачебный барак старший из них еще до начала приема у Тарасевича пришел в перевязочную.

— Доктор Дмитрий Иваныч уже принимает? — спросил он Муравьева.

— Скоро начнет.

Власовец направился к двери перевязочной.

— Куда же ты лезешь? — остановил Муравьев. — Доктор еще не пришел.

— Я там подожду, внутри, — сказал власовец.

— Отойди-ка от двери, — настойчиво возразил Муравьев — Там не ждут.

— А ты что, мне указывать будешь?! — раздраженно ответил власовец.

— Ясно, что буду! Там не клуб, чтобы всякий лез! Медицинское место! Уважение надо иметь: там больных принимают! — Муравьев кивнул на десяток больных, тут же ожидавших начала приема.

— Ну, ты и имей уважение. Я тоже больной, потому и пришел, — все более раздражался власовец.

— Тем более не впущу, — неожиданно взъелся Муравьев — Немцев обслуживать русским врачам запрещают. Тут только для русских пленных!

— Дура! Какой же я немец? Я и есть русский военнопленный солдат! — огрызнулся власовец и дернул за скобку двери в перевязочную.

Но дверь оказалась заперта.

— Эх, разлетелся! — сказал с насмешкой один из больных.

Прочие засмеялись.

— Замок сломаешь! — угрюмо добавил Муравьев. — Ишь бойкий какой! Сказал бы, что тебе обыск делать или в измену нашего доктора агитировать, — я бы тебя допустил, а раз ты больной, то иди-ка ты в свой лазарет, а то я ведь и в абвер доложу, что немцы повадились в перевязочную зачем-то. Может, ты фронта боишься. Пакость какую-нибудь над собой устроишь, а русским врачам за тебя отвечать!

— Да ты что, сбесился, старый?! — прикрикнул власовец.

В этот момент подошел Тарасевич.

— Что тут такое? Здравствуйте! Что случилось? — спросил он пропагандиста.

— Вот немец пришел на прием, — пояснил Муравьев, — а я и гоню его! Русским врачам запрещается немцев обслуживать!

— Не ваше дело, Семеныч, указывать, что запрещается. Врач сам за себя отвечает, — с достоинством, сухо и строго сказал Тарасевич.

— Бефель ист бефель! — настаивал Муравьев со спокойствием, но упорно. — Спросите штабарцта, коли не верите мне. И Леонид Андреич вам не дозволит!

— Вот что, Семеныч, это не ваше дело! — резко сказал Тарасевич — Мне не нужны санитары, которые распоряжаются, кого мне принимать. Отпирайте-ка дверь!

В это время вошел фельдшер Милочкин, работавший в перевязочной.

Муравьев отпер дверь.

— Товарищ фельдшер! Ты в очередь вызывай. Немец после пришел! — сказал больной, ожидавший очереди.

— Немцев в нашем лазарете принимать запрещается, Дмитрий Иванович! — подал реплику Милочкин.

— Вы что, сговорились?! — вспылил Тарасевич. — Идите! — сказал он власовцу, решительно пропуская его впереди себя в дверь перевязочной.

— Ну, делайте, что надо, сами. Я тут ни при чем! — сказал Милочкин, однако входя в перевязочную следом за Тарасевичем.

И Тарасевич сам занялся власовцем, у которого оказался фурункул на шее.

Когда власовец вышел из перевязочной, ни одного больного за дверью уже не было.

— Следующий! — позвал Милочкин. — Где же больные? — спросил он у Муравьева.

— Ушли по баракам, — ответил тот. — Говорят, как-нибудь обойдутся…

— Убирайтесь вон! Мне такой санитар не нужен! — прикрикнул Тарасевич на Муравьева. Он побледнел от досады и злости. — Не нужен мне такой санитар!

В это время Баграмов на крылечке обшаркал ноги о тряпку и, стуча своей палкой, вошел в перевязочную. Ему уже было известно все от больных, ушедших с приема, но он сделал вид, что еще ничего не знает и просто зашел, услышав шум.

— Семеныч у нас самый образцовый из санитаров, потому и назначен в такое место, как перевязочная, где нужна абсолютная чистота. Что случилось?

— У вас, господин Баграмов, он, разумеется, на отличном счету! — резко и подчеркнуто сказал Тарасевич. — А мне таких санитаров не нужно!

— И фельдшера вам, конечно, не нужно такого, как я? — вставил Милочкин.

— И фельдшера мне такого не нужно, который стоит болваном и не помогает врачу во время приема! — выкрикнул Тарасевич.

— Во время приема немцев, — поправил Милочкин. — А я не хочу идти в штрафной лагерь! Я не имею права обслуживать немцев!

— И я про то говорю! — подхватил Муравьев.

— Как немцев?! — «удивленно» воскликнул Баграмов. — Да ведь за это и Леониду Андреичу будет скандал от штабарцта! А вас, господин Тарасевич, просто в колонну пошлют, запретят работать врачом! Вы знаете, чем это пахнет! Какой-нибудь фурункулез у него пойдет или флегмона случится, он от фронта отлынивать будет, а русским врачам отвечать!..

— А кто больных сагитировал уходить? — закричал Тарасевич.

— А кто их агитировал! Посмотрели, что вы не хотите их принимать, да ушли, — сказал Муравьев с полным спокойствием. — Обиделись наши больные, говорят: «Этот доктор за сигаретки, видать, работает, а у нас сигареток нету!»

— Угадали они, Дмитрий Иваныч! — засмеялся Милочкин.

Тарасевич побагровел.

— При чем тут сигаретки?!

— Как при чем! — возразил фельдшер. — Десять штук сигарет по лагерной цене будет пять паек хлеба — как раз буханочка. Очень просто при чем!..

— Я не просил с него сигарет! Я могу ему возвратить сигареты! — почти истерически закричал Тарасевич. — Это травля! Предвзятая травля!..

— Ах, вот что?! — воскликнул Баграмов, потеряв и без того трудно ему дававшуюся выдержку. — На взятку польстился?! На взятку от немца?! А теперь обвинять людей в травле?! — Баграмов дрожал от злости. Конечно, не сигаретки его взбесили, но сигаретки переполнили меру накопившейся в нем человеческой ненависти к Тарасевичу. — Вон, сукин сын, вон отсюда!..

И прежде чем Муравьев успел сделать какой-нибудь предупредительный знак, прежде, чем Милочкин остановил его, Баграмов сгреб за шиворот Тарасевича, толкнул его к двери и поддал ему сапогом под зад так, что тот слетел со ступенек и растянулся между бараками.

— Взяточник, сукин сын, сигаретчик! — кричал Емельян ему вслед.

На шум из аптеки уже прибежали Юрка и двое помогавших ему в работе товарищей; из соседних бараков вышли больные, удивленно смотрели на происходившее.

— Товарищ старший фельдшер, товарищ старший! — взывал Семеныч. — Господин Тарасевич! Да что же такое случилось? Вы извините меня, не хотел я таких неприятностей, право! — хлопотал он, отряхивая налипший песок с Тарасевича. — Ведь сами больные-то разошлись, никто их не уговаривал, право! — уверял Муравьев врача.

— Спасибо, Семеныч, я на вас не сержусь. Вы тут ни при чем… — отозвался Тарасевич, растерянный, ошалевший от неожиданности.

Весть о скандале, разразившемся в перевязочной, облетела мгновенно весь лазарет.

Тарасевич тотчас, не ожидая конца рабочего дня, ушел во врачебный барак.