Александр Мильштейн - Дважды один

• Название: Дважды один
• Автор: Александр Мильштейн
• Жанр: Современная проза

Повесть «Дважды один» опубликована в электронном журнале TextOnly, вып. 12 — декабрь 2004.

---

Он спросил, не собираюсь ли я у него остаться. Я сказал, что мне вечером нужно вернуться в Тель-Авив.

— Как хочешь, — сказал Ари, — просто ко мне зайдут друзья. Что-то вроде вечеринки. Я думал, что ты захочешь с ними пообщаться.

— Они знали моего брата?

— Ну да.

Чего я никогда не любил, так это парти. Но я остался — чтобы пошарить, как выразился Шломо, в этом тумане. Туман был обыкновенным дымом, парти — как две капли воды похоже на все другие. Мне казалось, что это та же самая студия на Деленси, куда меня частенько таскала с собой Салли. Против моей воли, разумеется. Я не люблю это вынужденное шатание по комнатам, этих party animals, всё это обычно меня раздражает... Стас там чувствовал себя, как дома, да и здесь, я в этом даже не сомневаюсь. Он давно освоил эти пространства, эти дымные комнаты без стен... Вот и играет со мной в прятки. Я думаю, что не могу его найти (это я уже говорил вслух девушке, которая протянула мне джойнт), потому что... there are directions in which I must not for the present let myself go... сам не знаю, почему вдруг у меня всплыла в голове эта строчка Джеймса... Это была очень красивая девушка, чтобы она не отошла от меня, я взял у неё джойнт и покурил «по-клинтоновски». Мне когда-то уже приходилось так делать. После этого я объяснил девушке, что я не Стас.

— Ты не знаешь, где он может быть? — спросил я.

— Понятия не имею. Вы так похожи...

Точёные черты её удлинённого лица... Что-то щёлкнуло у меня внутри, и арабская музыка, которая всё это время звучала в квартире Ари, вдруг перестала меня раздражать. Я почувстовал в ней какие-то подземные ключи...

Предки девушки жили, наверно, в Йемене, или в Марокко, я не очень-то в этом разбираюсь, — думал я, — а тётя говорила, что не обязательно это дети сефардов, у ашкенази часто рождаются точно такие. «Это объясняют „химией земли“», — сказала тётя. Я хотел сказать девушке, что у неё тоже есть близнецы, что я их видел в городе. Но передумал. Она, кажется, и так смотрела на меня как на идиота. Особено после того, как предложила мне фрукты. Я спросил, какие?

— Арбуз, — сказала она, — ты будешь есть арбуз?

— Буду. Только арбуз — это ягода.

— Какая же это ягода? — сказала она, — ты наверно не понял. Арбуз.

Она охватила руками воздух.

— Ягода, — сказал я, — сто процентов.

— Да нет, это какая-то ерунда. Я не верю.

— У меня есть знакомый ботаник, хочешь я позвоню, он подтвердит. Хотя уже поздновато... Ну спроси сама, у кого хочешь.

— Я спрошу у Ари, — сказала она и нырнула в туман. В котором мне советовали пошарить. О, сколько нам открытий чудных... Я нашёл её в другой комнате у стола, она нарезала на дольки огромный арбуз. Увидев меня, она сделала несколько коротких движений ножом и протянула мне маленький красный шарик.

— Ягода! — засмеялась она, — ты был прав!

— Где вы познакомились со Стасом? — спросил я.

— Здесь, — сказала она, вытирая руки и рот полотенцем, — вот на этом самом месте. Пойдём поищем его в других комнатах.

В другой комнате я попытался её обнять. Она улыбнулась и легко стряхнула мою руку.

— Вот если бы ты был Стасом...

— Я и есть Стас, — сказал я, — я пошутил. А на самом деле я Стас.

— Да? А ты не боишься, что он сейчас появится? Тебе не приходило в голову, что он в этом сундуке?

— Нет, там его нет. Я днём проверял.

— Давай тогда ты туда заберёшься, — сказала она, ускользая, — Ари говорил, что так можно пройти в параллельный мир.

— Ты влюбилась в Стаса?

— Да нет, — сказала она, садясь на сундук и доставая сигареты, — по правде говоря, я просто хотела его использовать в своих целях. Ревность возбудить. Ну знаешь, эти наши женские штучки... Для этого идеально подходит лучший друг того, в кого ты влюбился.

— Так кто же... Ари? Но как Стас мог быть его лучшим другом? Они познакомились здесь, совсем недавно. Какие-то два дня...

— Ну и что. Ари сказал мне, что у него такое чувство, будто они знакомы всю жизнь. Они только и делали, что говорили, часами напролёт, обо всём на свете. Ари спел ему все свои песни, а их у него больше трёхсот. В общем, я считаю, это была настоящая дружба.

— А что было потом?

— Тебя интересует, что было здесь между мной и Стасом?

— Меня интересует, что было потом, как Стас ушёл, не было ли...

— Не было ли ссоры между ним и Ари? Нет, ничего такого не было. Ари это абсолютно всё равно... Послушай, ты же только что говорил, что ты Стас.

— М-да, — я почесал затылок, — я говорил тебе, что я Стас и что я не Стас. Ну что я ещё могу тебе сказать, чтобы...

— Чтобы что?

— Нет, ничего.

— Знаешь, я заметила, что люди всегда сами опровергают то, что говорят. Если долго общаться с каким-то отдельным человеком, то обязательно это замечаешь, правда?

— А что Стас, ты замечала это у него?

— Я с ним слишком мало общалась.

— Ари?

— Да, у него, да.

— Например?

— Нет, я так... Я же не записываю... Смотри, мы как-то говорили о смерти... Ари сказал, что для него после смерти ничего не будет. Потому что он так решил. А потом, через месяц, пел на концерте новую песню, и там были такие слова...

Она напела на иврите, а потом перевела на английский. «В этом городе камни устали быть живыми, а мёртвые устали быть мёртвыми...»

— Это неудачный пример, — сказал я, — я не вижу тут противоречия.

— Согласна, неудачный. Но остальные я не помню. Помню, что они были. Наверно я так же отрицаю сказанное, но сама это не замечаю... Ну, так ты Стас или не Стас?

— Я не Стас, — сказал я, — но я тоже замечал то, о чём ты говоришь. И не раз. И от этого казалось, что...

— Ой, не надо об этом больше говорить. Закрой дверь на замок. Нет, просто я не хочу, чтобы кто-то сейчас входил. После таких разговоров я становлюсь пугливой.

Когда мы на следующее утро вышли из комнаты, в квартире никого не было. Руфь сказала, что Ари с гостями мог отправиться ночью на другое парти. Это предполагалось с самого начала. Она подошла к зеркалу, а я сел за стол и стал писать Ари записку. «Просьба: если Стас появится, или даст о себе знать, сообщить мне по телефону...» Я написал свой номер телефона и встал из-за стола.

— Ты написал «Спасибо за всё?» — спросила Руфь, оглянувшись.

— Нет, а разве нужно?

— Но ты же не хочешь прослыть неблагодарным. Напиши, — она по-прежнему смотрела на себя в зеркало. Я был какой-то шахматной фигурой. У всех фигур есть двойники. Кроме короля и ферзя... Я и не сомневался. Даже ночью... Во всяком случае, с того момента, как Руфь произнесла эту дурацкую фразу. «Только не надо придавать этому особого значения, ладно?» Какое значение я мог этому придавать? Я мог бы ей сказать тоже самое. Хотя отчасти она была права... Ночью, когда я был в ней, перед самой кульминацией, у меня в голове вспыхнула старая идея Стасика... Он когда-то писал, что всё на самом деле должно быть наоборот, человек должен не рождаться женщиной, а уходить в неё под конец, становиться маленьким и уползать... После того, как мы оба кончили, она сказала «только не надо...» Заснув ненадолго, я видел что-то вроде комикса, где были железные синие ящики, и «толстые письма» Генри Миллера, и ещё бог знает что... Какой-то мультфильм, где шпионы передавали друг другу записки, засовывая их в одно ухо вечно сидевшего на одной и той же скамейке человечка, доставая из другого...

Что-то в этом было безумное, я имею в виду не сны, а секс, которым мы занимались, что-то волчье... И этого хотелось снова и снова...

— Нет, — сказала Руфь, — сейчас Ари придёт, это уже будет слишком...

Она выскользнула из моих объятий, взяла лист с запиской. Прочитав, она приколола его к висевшей над столом пробковой доске.

— Я голодная, — сказала она на улице, — давай мы съедим фалафи?

В кафе она пошла мимо ряда стеклянных кувшинчиков, стоявших перед стойкой, из каждого почерпнула и влила в свою лепёшку. Это были соусы разных видов, во всяком случае цветов, но мне показалось, что она таким образом хочет увеличить свою порцию...

— Ари два месяца ел одни фалафи, — сказала она, поедая лепёшку.

— Почему? Он так их любит?

— Денег не было. Это самая дешёвая еда. После того, как вышел альбом, деньги появились. Правда, немного. Спасибо за фалафи. Спасибо за всё, — её чёрные глаза смеялись. «Вам спа...», — начал было я. Стас, — подумал я, — это же то, о чём мы... Мне кажется, что удерживало нас ощущение безнадёжной кичевости такой ситуации. Всё, конечно, давно пережевано. Зита, Гита, Жид и Гид... Руфь взялась провести меня по городу. Но сначала мы зашли к ней домой. Она жила в ориентальном районе, тесно заставленном маленькими хижинами. Все они были с синими крышами. Глаз, привыкший уже, что вокруг только белое и зелёное, тут не то чтобы радовался, но просыпался. Кто-то предлагал красить трассы разным цветом, вроде бы это не так усыпляет... Руфь обратила моё внимание на синие руки, охранявшие дома от злых духов. «Это популярный район, — сказала она, — среди музыкантов и художников. Многие друзья Ари здесь живут. Балаган конечно, но это не трущобы, ты не думай...» Я как раз об этом подумал, глядя на стены. Внутри дома они оказались ещё более обшарпанными. В доме никого не было, Руфь переодевалась в другой комнате, я листал тетрадь Стаса. Входная дверь была открыта, в коридоре слышался глухой стук мяча. В комнату вошли два смуглых мальчика. Один из них начал мне что-то говорить, но я сказал: «ани лё ледабер иврит», и они ушли, крикнув мне из коридора «Шалом, Руссия!»