Чернокнижница - Ее сердце

• Название: Ее сердце
• Автор: Чернокнижница
• Жанр: Короткие любовные романы

Проект "Поттер-Фанфикшн"

http://www.fanfics.ru

Автор:

Чернокнижница

Пэйринг:

НЖП

Рейтинг:

R

Жанр:

Romance/Angst/AU

Размер:

Миди

Статус:

Закончен

События:

Дети Главных героев, Чистая романтика

Саммари:

Устала от реаловых ориджей, решила поразвлечься. Стырила все, что плохо лежало, склеила розовыми соплями. Что выросло, то выросло. Это не АУ. Это не ООС. Это полный …дец. Что — канон? Где канон? Какой канон? Ах, канон… Фтопку канон! Внимание: тапки и помидоры ловлю на лету и запускаю обратно. Так что лучше попробуйте Авадой. Второе поколение. Черт-те что и сбоку Малфой.

Предупреждение:

мат

От автора:

Отдельное «фе» Айлоне за то, что заразила фанфикшеном и за то, что совратила на написание фика. Никаких сиквелов-приквелов-вбоквелов-трипперов… тьфу, блин, это не сюда… короче, не будет, не бойтесь. Хватит с меня фикрайтерского счастья. Рейтинг наставлен за пару «зазвездоченных» матов. Пейринги: Скорпиус Малфой/Роза Уизли, Новый персонаж/Хьюго Уизли, Гермиона Грейнджер/Драко Малфой, Гермиона Грейнджер/ Рон Уизли, Гермиона Грейнджер/Гарри Поттер, намек на Гермиона Грейнджер/Северус Снейп

Опубликован: 25.12.2009

Изменен: 25.12.2009

---

— Тут пять гигов…

Чмокнула в щеку и растворилась в толпе.

В экипаже, раскрыв сверток, я поперхнулся. Это был ее плеер.

Понятия не имею, на фига Санни притащила в Хог эту маггловскую штуковину — в школе неволшебные приспособления не работают. А она носилась с ним почти так же, как я — с красным стеклянным брелком… И теперь — отдает этот свой маленький фетиш мне?!

Как общаться с плеером, я представлял себе очень смутно. Методом «научного тыка» разбирался с ним два дня, все время вспоминая рассказанный Санни анекдот про волшебника в маггловской гостинице: «Телефон, я кушать хочу…»

Помню, как нажал «Play». Музыка обрушилась на меня, вышибла дух, отрезала от существующей реальности:

I want to live in fire
With all the taste I desire
It’s all good if you let me dive
With some sharks on the ground…
You lose your routine…
Cause I found my path!

Если мне когда-нибудь придется писать мемуары, я назову их «Как я сошел с ума». И начинаться они будут с того момента, как я впервые включил плеер Санни.

Я и правда спятил. Сошел с наезженных рельсов. Я засыпал с плеером, просыпался с ним же, я с трудом выносил часы обязательного общения с родителями, я даже перестал есть в столовой и просил эльфов подавать еду в мою комнату или в библиотеку. Я растворился в этой музыке, я окунулся в нее с головой, я дышал ею, пил ее… Ею бы и питался, но, увы, организму духовной пищи было явно недостаточно.

А однажды я услышал «Лунную сонату» и понял, что окончательно пропал. Ноги сами понесли меня в Музыкальную гостиную Малфой-мэнора, где обитал столь ненавидимый мной рояль.

С легким стуком откинулась крышка. Клавиши отозвались на неуверенные прикосновения нежными, медовыми голосами, полными тихой грусти и затаенной надежды. Как я раньше этого не слышал?!

Отвыкшие пальцы плохо слушались, «Старинная французская песенка» — единственное, что я вспомнил из уроков месье Дюбуа — вышла неуклюже и как-то косолапо. Но я уже закусил удила…

Я перевернул всю библиотеку в поисках нот. Мать проводила меня заинтересованным взглядом, когда я курсировал между библиотекой и Музыкальной гостиной, нагруженный стопками нотных сборников. Мысль о том, чтобы попросить об этом эльфов, почему-то не пришла мне в голову.

Родителей не насторожило мое внезапное музыкальное рвение. Лишь отец сдержанно поинтересовался, какой докси меня укусил (где-то я уже это слышал!). Я в ответ промямлил что-то про осознание необходимости всестороннего развития и фамильную честь («Малфои должны быть лучшими во всем!»), кажется, отца это устроило. Устроило настолько, что даже мое требование купить гитару — естественно, магическую, поди найди тут обыкновенную! — не навело его на подозрения. Вполне возможно, за это стоит сказать спасибо профессору Грейнджер.

Лето неслось, как запряженный взбесившимися лошадьми экипаж: с грохотом подпрыгивая на камнях и ухабах, вздымая клубы пыли, разбрызгивая встречные лужи… С утра гаммы, вечером аппликатуры. Днем болят плечи и сладко ноют лопатки от сидения за клавиатурой, ночью от струн саднят подушечки пальцев. Музыка. Столько музыки, что можно утонуть. И я тонул с наслаждением, восторгом, покорно, радостно.

Пожалуй, тогда я понял слова Санни о волшебстве. Пять линеечек, на них повисли черненькие хвостатые точки. Восемьдесят восемь черных и белых клавиш. Шесть металлических струн. Такие простые, бессмысленные предметы. Но стоит лишь глянуть на странные закорючки, стоит коснуться прохладной гладкости клавиши, потревожить покой струны — и простые бессмысленные предметы забирают власть над твоей душой, заставляя ее плакать или смеяться по своему усмотрению. Чистое, высшее колдовство, управляющее человеческими сердцами.

А еще были письма. Триста восемьдесят восемь писем к Санни. И столько же — к Розе. Именно Роза передавала Санни в маггловскую больницу мои письма, сову по понятным причинам я не мог туда послать. Я отправлял «моим дорогим девчонкам» сладости, экзотические цветы, какие-то забавные безделушки и откровенную ерунду вроде колдографий бабочек, — ну на кой хрен, спрашивается, им бабочкины колдографии? — а в ответ получал лавины анекдотов от Санни, ценные указания по укрощению гитары от нее же и взаимную фигню от Розы. Один раз филин припер в поместье букет обожаемых Санни одуванчиков. Облако маленьких солнышек обитало в моей комнате несколько недель — видимо, Роза наложила на них чары, чтоб не увядали…

Я все-таки подружился с роялем, и он даже выдавал теперь именно те звуки, которые я хотел, от еле различимого мурлыканья на piano до почти колокольного звона на fortissimo. С гитарой было труднее, но учебный год неумолимо приближался, а значит — и уроки Санни возобновятся. Я мечтал об этом с тем же упоением, с каким предвкушал отъезд из дома. Потому что все бы ничего, но мои музыкальные успехи дали побочный эффект: отныне я дважды в неделю должен был демонстрировать свое внезапно открывшееся мастерство подругам матери на их регулярных «шабашах». Отец был слишком занят своей личной жизнью, чтобы обращать внимание на жизнь семейную, и от него помощи ждать не приходилось.

Лето пронеслось, пролетело, прогрохотало, и впрямь как дилижанс дальнего следования: вроде едешь-едешь, и конца-края нет этой однообразной унылой дороге, а стоит только задремать — и здрасте, приехали. Вот вам Кингс-Кросс, вот вам 9 ¾, вот вам ваши чемоданы, прощальная сцена и шоколадная лягушка на дорогу.

Кстати, о лягушках. Благодаря неусыпной материнской «заботе» у меня их оказались полные карманы, и вспомнить, которая из них является трансфигурированной пачкой сигарет — натуральная проблема.

Выслушав чопорные наставления отца, изъявлявшего надежду на мое возвращение в квиддичную команду (читай — прямой приказ) и слезливые охи матери (это у нее обязательная программа — поохать на вокзале, провожая меня в школу), я распрощался с родителями и двинулся по перрону вдоль вагонов Хогвартс-экспресса. Ну, досточтимые предки, держитесь зубами за воздух, если вы увидите то, что сейчас произойдет.

К сожалению (или к счастью?), когда я подошел к сводной команде Поттеров-Уизли, родителей на вокзале уже не было. Зато лицо Самого-старшего-Поттера, когда я жал руки его отпрыскам, здорово напоминало ацтекскую маску. Роза, отчаянно стесняясь матери, быстро клюнула меня в щеку, но руку мне подала уверенно — так же, как тогда в Восточной башне.

До отправления поезда осталось три минуты.

— Ее нет, Малфой, — тоскливо прошептал Хьюго.

И мне снова стало страшно.

В купе второго вагона я одной рукой поглаживал пальцы Розы, а в другой руке сжимал подарок Санни. Ее сердце.

* * *

Санни опоздала почти на месяц.

К отчаянной тоске по ней примешивалась тревога, но мы запрещали себе даже думать о самом худшем. Не знаю, как у других, а у меня получалось плохо. Хьюго совсем спал с лица, да и Поттеры приуныли.

Я коротал вечера в Восточной башне с гитарой и Розой. Частенько приходил Хью, и тогда мы молчали втроем: Роза зубрила зелья или нумерологию, Хью рисовал, а я разыгрывал бесконечные монотонные гаммы.

Мы снова окунулись в тягостное ожидание, которое, казалось, накрыло весь замок. Но в один из вечеров Хьюго вдруг отложил планшет, сунул руку в карман мантии и еле слышно уронил:

— Санни приехала…

Она и правда приехала. Стояла посреди восторженно гомонящей толпы, а ее улыбка сияла ярче тысячи Люмосов. И это было все, что от нее осталось.

Я наблюдал за охватившей всех безудержной радостью и не мог понять: неужели никто не замечает, как похудела, как осунулась Санни? Какой болезненно-угловатой стала и без того нелепая фигурка? Какие тени легли на щеках и вокруг ввалившихся глаз? Как отчаянно трепещет синяя жилка на тоненькой, как у воробышка, шейке, обозначая ритм ее умирающего сердца?

— Скорпи… — И даже ее приветственное объятие показалось мне усталым и слабым…

Я перехватил стонущий взгляд Хьюго и понял — он тоже это увидел. Значит, мне не показалось.

Но в тот вечер в Барсучьей гостиной снова было шумно и весело, снова были песни под гитару и бесконечное пиво, снова Толстый монах возмущался, что студенты «нарушают беспорядки», и я почти убедил себя: все нормально, просто Санни утомилась в дороге или не выспалась… Тогда мы с Санни в первый раз спели дуэтом под две гитары, и она радовалась, как маленький ребенок радуется первой волшебной палочке.

А когда пьянка-гулянка достигла апогея, — то есть часам к двум ночи — Санни вдруг подскочила и заорала:

— Блин, я ж забыла совсем! Мне такой танец показали! Всей толпой плясать можно! Так, становитесь в ряд, руки на плечи… да не себе, а друг другу…

И мы до утра, загибаясь от хохота, учились танцевать хасапико…

На следующий день во всех коридорах Хогвартса можно было наблюдать группки учеников: взявшись за руки, они сосредоточенно шагали и подпрыгивали в ритме старинного греческого танца. Хасапико стал общешкольным увлечением. Его разучивали даже в Слизеринской гостиной.