Барбара Делински - Над бездной

• Название: Над бездной
• Автор: Барбара Делински
• Издательство: ОЛМА-ПРЕСС
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-87322-153-7

В романе «Над бездной» известная американская писательница, автор свыше пятидесяти романов, рисует драматический перелом в размеренно-упорядоченной жизни провинциального врача-педиатра, вызванный самоубийством ближайшей подруги и коллеги. Новые заботы, новые встречи помогают ей заново обрести смысл жизни.

---

– Я не знала, что тебе интересно об этом знать.

– Ошибаешься. Мне интересно всё, что связано с тобой. Я постоянно думал о тебе все эти годы. Не было ни одного дня рождения, чтобы я не навестил тебя или не позвонил, по крайней мере. И ты обязательно в этот день получала от меня подарок. Я посылал тебе открытки по случаю каждого праздника и подписывал их не просто «Люблю, целую, папа». Я всегда старался написать что-нибудь со значением – или что значит та или иная открытка, или рассказывал о своей жизни, или пытался дать тебе совет.

Он отодвинул со лба Сары прядь волос, которые были такого же цвета, как и его собственные.

– Я любил тебя, Сара. Я любил тебя все эти годы и сейчас тоже люблю.

– Но ты ненавидишь здешнюю школу. Ты ведь согласился занять должность исполняющего обязанности директора только потому, что тебе было необходимо хоть куда-нибудь меня пристроить. В конце года ты уедешь, а я останусь здесь в одиночестве еще на целых два года.

– Если ты останешься в школе, останусь и я.

Сара замолчала. После минутной паузы она с надеждой спросила:

– Так, значит, ты не уедешь?

– Не знаю точно, но, если мне все-таки придется уехать, я возьму тебя с собой.

Сара снова замолчала, а потом опять задала вопрос:

– Это потому, что ты имеешь право устроить меня в ту школу, в которой ты будешь работать?

– Умница ты моя. Я готов заплатить любые деньги, если тебе очень захочется перейти в школу, где меня не будет среди членов администрации. Но дело не в деньгах. Просто я хочу, чтобы ты все время была рядом со мной.

Сара снова разревелась.

– Слезы – это самое плохое и самое хорошее из того, что видят родители, – пробормотал он, зарываясь лицом в волосы дочери. – Самое плохое – это потому, что, когда твой ребенок плачет, значит, он несчастлив. Самое хорошее – потому, что он плачет у тебя на плече, и ты вспоминаешь, что и сам плакал когда-то. Вот сейчас, например, мне тоже хочется заплакать вместе с тобой. Заплакать так, как я плакал, когда мне был год. Впрочем, когда год был тебе, мне не составляло труда утолить твои печали, но сейчас куда более сложный случай. – Он нежно обнимал ее до тех пор, пока рыдания Сары не стали утихать. Потом тихо произнес: – Я на самом деле люблю тебя, Сара. Возможно, ты мне и не веришь, но это святая правда. Только дай мне возможность, и я тебе это докажу.

Сара перестала рыдать и отвернулась, чтобы вытащить из пакета бумажный платок.

– Не знаю, почему ты меня любишь. Мне кажется, я не слишком располагаю окружающих к себе.

– Кто тебе об этом сказал, интересно знать? – спросил он, предполагая, что Лив неоднократно говорила дочери подобные вещи. Он поднял протестующе руку. – Это не столь уж важно. Я не желаю об этом знать. Кто бы ни сказал, все равно он не прав. Каждый человек на этом свете заслуживает любви – в той или иной ее форме. Иногда это просто вопрос приспосабливаемости… Куда это я хватил, черт возьми? Приспосабливаться к дерьму, чтобы заслужить от него любовь? Ну уж нет.

Сара стояла спиной к нему, глядя на свое отражение в зеркале, встроенном в гардероб.

– Итак, начнем приспосабливаться. Идет? – уже более мягко сказал он. – Но только не к дерьму, разумеется. Ты как, согласна?

Сара снова надолго замолчала, и Ноа подумал, что приспосабливаться им друг к другу будет ох как нелегко. Впрочем, он и не надеялся, что встреча с дочерью пройдет без сучка и задоринки. Разве один-единственный разговор, пусть самый откровенный и пылкий, способен разрушить недоверие между людьми, которое накапливалось долгие годы? Судя по всему, с подачи Лив, а возможно, и ее нового супруга Джеффа, девочку воспитывали так, чтобы она думала о своем отце только плохое. Для того, чтобы ситуация изменилась, требуется время.

– Мне на самом деле нравится твое бордовое платье, – попытался подольститься он к дочери. – Давай, действуй! Сунь в рюкзак какую-нибудь одежду, дай мне несколько платьев прямо на плечиках, и мы пойдем ко мне домой. Мне нужно многое тебе показать.

«Многое» включало в себя спальный гарнитур, который Ноа купил для комнаты Сары. В последнее время он уделял много внимания хождению по магазинам и купил не только кровать, ночной столик и гардероб, но и толстое шелковое одеяло, которое подходило по цвету к новым набивным простыням и бледно-зеленому ковру, целиком покрывавшему стену. Сара ничего не сказала, увидев все это, но он заметил, что дочь осталась довольна. Она долго простояла у двери, глядя на подарки отца широко открытыми глазами, и Ноа даже на секунду показалось, что на ее губах проступило некоторое подобие улыбки.

Удовлетворенный, он повесил вещи Сары на вешалках в шкаф и оставил дочь, чтобы она могла переодеться.

Спустя пятнадцать минут, радостный и довольный оттого, что рядом с ним сидит его совершенно обворожительная любимая дочь, он вел свой «эксплорер» по направлению к ресторану Берни «Беарн». Проезжая мимо больницы города Таккера и лечебного корпуса рядом с ней, он был готов поклясться, что увидел автомобиль Пейдж, который сворачивал в ту сторону.

Если бы он был один, то обязательно бы остановился и поделился своей радостью. Все-таки он часто думал о ней, особенно в тиши ночи, когда просыпался в своей одинокой постели, которая казалась для одного чересчур большой и холодной. И, пожалуй, слишком стерильной. Невероятная вещь, если учесть, что он и раньше спал в кровати, подобной этой, но никогда ничего подобного не ощущал. Пейдж его возбуждала; это возбуждение зарождалось в позвоночнике и распространялось по всему телу. Пейдж можно было назвать его неспетой песней.

Несколько секунд он даже подумывал, чтобы остановиться, несмотря на то, что рядом сидела Сара, но потом решил этого не делать. Эти часы он решил отвести только общению с Сарой. Очень важно, подумал он, чтобы им никто не мешал. Даже самые близкие и дорогие люди.

Пейдж припарковала машину у лечебного корпуса и поспешила войти в здание. Когда она вошла в офис, то увидела Джинни, которая стояла около телефона, прижимая к себе коричневый бумажный пакет.

Несколько обеспокоенно она заметила Пейдж:

– Во время перерыва на ланч я купила бутылку молока и забыла ее здесь. Когда же зашла, чтобы забрать ее, я увидела, что он здесь.

Пейдж успокаивающе прикоснулась к плечу Джинни.

– Очень рада, что ты вспомнила о молоке. Спасибо, Джинни. Я пойду к нему.

Питер сидел в своем офисе за столом, но «сидел» – слишком мягко сказано. Он едва держался на стуле, и казалось, что от малейшего толчка он может рухнуть на пол.

– Привет, – улыбнулась ему Пейдж, подходя к столу. – Что это ты здесь делаешь?

Питер поднял голову и посмотрел мутными глазами на Пейдж. От неловкого движения одна бутылка виски, почти уже пустая, свалилась на пол и закатилась под стол. Вторая же, еще не начатая, устояла.

– Привожу себя в порядок, – пробормотал он и попытался поднять упавшую со стола бутылку, но промахнулся и чуть не свалился сам. Пейдж вытащила бутылку и водрузила ее на стол. Питер заплетающимся языком начал ругать себя и весь мир, потому что такая отличная выпивка пролилась зря. Пейдж достала швабру и быстро подтерла то, что вылилось.

– Обычно в это время ты уже сидишь в Таверне. Ты ел хоть что-нибудь?

– Не хочу есть. У меня нет такой необходимости.

– То есть как это нет необходимости? Тебе нужно сохранять силы. У тебя есть пациенты, которые от тебя зависят. «Надеюсь, никто из них не позвонит тебе сегодня вечером», – подумала она про себя. В любом случае, даже если будет срочный вызов, она сможет сходить сама. Плохо другое: если Питер решится-таки двинуться к родным пенатам, весь город уже на следующее утро будет знать, что один из самых почтенных горожан надрался, как свинья.

Пейдж не замечала за Питером этого греха раньше и задумалась, что же стоит за этим.

Питер попытался сложить руки на столе таким образом, словно пытался спрятать что-то лежавшее на его поверхности.

– Что там у тебя лежит такое необыкновенное? – поинтересовалась Пейдж.

– Ничего, – произнес Питер, тщательно артикулируя каждое слово.

На самом деле перед ним на столе была фотография. Она увидела только самый кончик снимка и не могла разобрать, что на нем изображено. На Пейдж снова нахлынуло чувство обреченности.

– Господи, Питер. Ты же сказал мне, что все эти снимки ты уничтожил!

– Пытался, – сказал он, с трудом ворочая языком. – Бросил, знаешь ли, в корзину. Но потом вытащил. Это все, что у меня от нее осталось.

– Но это же нехорошо, – взмолилась Пейдж. – И ты сам об этом знаешь. Эти картинки неприличные, независимо от того, исполнилось ей восемнадцать или нет.

Питер залился пьяным хохотом.

– Ха, уж конечно, ей не было восемнадцати. Может, ей и хотелось, чтобы все так считали, но у нее были такие т-о-о-оненькие линии на руках, морщинки, знаешь ли. – Тут он жестом показал, где еще располагались морщинки. – И еще на шее. А на бедрах проглядывали венки, такие голубенькие венки. И они весьма не нравились ей. Позвольте вам доложить, так сказать, всю правду.