Давид Гроссман - Кто-то,с кем можно бежать

• Название: Кто-то,с кем можно бежать
• Автор: Давид Гроссман
• Жанр: Современная проза

По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась - в нее ворвалось настоящее приключение.

В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне...

По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом. Тамар - певица, мечтавшая о подмостках лучших оперных театров мира, но теперь она поет на улицах и площадях, среди праздных прохожих, торговцев шаурмой, наркодилеров, карманников и полицейских. Тамар тоже ищет, и поиски ее смертельно опасны...

Встреча Асафа и Тамар предопределена судьбой и собачьим обонянием, но прежде, чем встретиться, они испытают немало приключений и много узнают о себе и странном мире, в котором живут.

Давид Гроссман соединил в своей книге роман-путешествие, ближневосточную сказку и очень реалистичный портрет современного Израиля. Его Иерусалим - это не город из сводок политических новостей, а древние улочки и шумные площади, по которым так хорошо бежать, если у тебя есть цель.

---

– Давай, бери его, – скомандовал Данох, – теперь он пойдёт с тобой как миленький, – и слегка отпрянул, когда пёс вдруг возник перед клеткой, и, как бы стряхнув с себя усталость и тихую преданность, нервно посмотрел направо и налево, понюхал воздух и словно прислушался к далёкому голосу.

– Ну вот, вы и подружились, – попробовал Данох убедить Асафа и себя самого, – ты только береги себя, когда будешь ходить с ним по городу, я твоему отцу обещал, – последние слова застряли у него в горле.

Ибо в эту минуту пёс сосредоточился и напрягся. Морда его заострилась, и в облике появилось что-то волчье.

– Слушай, – пробормотал Данох с лёгким сомнением, – ничего, что я тебя с ним посылаю?

Асаф не ответил. Только посмотрел, поражённый переменой, произошедшей с псом на воле. Данох снова хлопнул его по плечу:

– Ты сильный парень, смотри, ты выше меня и своего отца, ты с ним справишься, да?

Асаф хотел спросить, что ему делать, если пёс не поведёт его к своему хозяину, и до каких пор он должен за ним ходить (в ящике стола его ждал обед из трёх бутербродов), и что, если пёс, например, поссорился с хозяевами и совсем не собирается возвращаться домой...

Эти вопросы так и не были заданы ни в тот момент, ни после. Асаф в тот день больше не виделся с Данохом, не видел он его и в последующие несколько дней. Иногда очень легко точно установить момент, когда что-то – жизнь Асафа, например – начинает безвозвратно меняться до неузнаваемости.

Как только рука Асафа сжала верёвку, пёс мощным броском сорвался с места и потянул его за собой. Данох испуганно взмахнул рукой, успел ещё сделать пару шагов вслед уносящемуся Асафу, даже побежал за ним – всё было бесполезно. Асаф с большой скоростью был протащен через двор муниципалитета, спущен с лестницы, выброшен на улицу. Потом его швыряло на стоящую машину, на мусорный бак, на прохожих. Он бежал...

Большой мохнатый хвост с силой мечется у него перед глазами, разметая в стороны людей и транспорт, и Асаф бежит за ним, загипнотизированный этим хвостом. Иногда пёс на мгновение останавливается, поднимает голову, принюхивается, затем сворачивает в боковую улицу и устремляется по ней, и похоже, он точно знает, куда бежит, так что есть надежда, что этой гонке всё-таки скоро придёт конец, пёс найдёт свой дом, и там Асаф передаст его хозяевам, и всё, слава Богу, закончится. Но, продолжая бежать, Асаф думает, что он будет делать, если хозяин собаки не захочет платить штраф, и Асаф скажет ему, гражданин, моя должность не допускает никаких компромиссов в данном случае. Или платите, или пойдёте под суд! И человек начинает с ним спорить, а Асаф вескими аргументами его опровергает, бежит и бормочет про себя, решительно сжимая губы, и хорошо зная, что ничего у него не выйдет, в спорах он никогда не был силён, ему всегда проще сдаться и не раздувать дело, ведь именно поэтому он вечер за вечером подчиняется Рои в вопросе о Дафи Каплан, только, чтоб не создавать проблем. Он мысленно видит перед собой длинную тонкую Дафи и ненавидит себя за слабость, и вдруг замечает высокого мужчину с лохматыми бровями в белом поварском колпаке, который у него что-то спрашивает.

Асаф смотрит, смущённый. Очень светлое лицо Дафи, с неизменно насмешливым взглядом и прозрачными, как у ящерицы, веками быстро перетекает в другое, полное и сердитое, и Асаф испуганно переводит взгляд и видит узкое, будто вырубленное в стене, помещение, в глубине которого пылает печь, и оказывается, что пёс решил почему-то задержаться у маленькой пиццерии, и пекарь, склонившись над прилавком, снова спрашивает Асафа, во второй или даже в третий раз, про какую-то молодую особу.

– Где она? – спрашивает он. – Уже месяц как мы её не видели, – и Асаф осторожно скашивает взгляд, может быть, пекарь говорит с кем-то, стоящим за ним. Но нет, пекарь говорит с ним, он интересуется, кто она ему, сестра или подруга, и Асаф в замешательстве кивает, пытаясь выиграть время. За неделю работы в муниципалитете он успел узнать, что у людей, работающих в центре города, манеры и речь отличаются своеобразием, и чувство юмора их несколько странновато. Возможно, работая со странными клиентами и туристами из дальних стран, они привыкают выражаться слегка театрально, словно за ними всегда наблюдает невидимая публика. И он хочет убраться оттуда и продолжить гонку за псом, но пёс усаживается и смотрит с надеждой на пекаря, высунув язык, а тот приятельски свистит ему, как будто они давние знакомые, и резким движением, как в баскетболе – рука за спиной, над поясом – бросает в него толстым ломтем сыра, который пёс хватает на лету и проглатывает.

И следующий ломоть тоже. И ещё один, и ещё.

У пекаря кудрявые брови, как два диких куста, они внушают Асафу беспокойство, укоряя его. Пекарь говорит, что никогда не видел её такой голодной.

– Её? – поражённо шепчет Асаф. Ему до сих пор не приходило в голову, что собака – она, он думал о ней как о псе, с его скоростью, мощью и упорством его бега. И ведь в их сумасшедшей гонке, в злости и растерянности, были же минуты, когда Асаф с удовольствием воображал, что они – команда, он и его пёс, молчаливый мужской союз, а теперь – теперь ему было ещё более странно, что он так гонится за собакой.

Продавец сводит кусты своих бровей, и, глядя на Асафа испытующе и даже подозрительно, спрашивает:

– Так что, она решила прислать тебя вместо себя? – И начинает вращать в воздухе сделанную из тонкого теста летающую тарелку, умело подбрасывая и ловя её. Асаф делает головой диагональное движение на грани между да и нет, врать ему не хочется, а пекарь продолжает намазывать тесто томатной пастой, хотя Асаф и не видит там других посетителей, кроме себя, и сыплет на тесто маслины и лук, и грибы, и анчоусы, а также кунжут и чабёр, и раз за разом бросает через плечо, не глядя, маленькие ломтики сыра, и собака, которая минуту назад была псом, хватает их в воздухе, как бы заранее предвидя его действия.

Асаф стоит, удивлённо глядя на этих двоих, на их слаженный танец, и силится понять, что он тут, собственно, делает, чего именно ждёт. В голове у него витает какой-то вопрос, который он должен задать пекарю, что-то связанное с молодой особой, которая, по-видимому, приходила сюда с собакой, но любой вопрос, приходящий ему на ум, кажется смешным, сопряжённым с путаным рассказом о путях обнаружения потерянных собак, о работе на каникулах в муниципалитете, и Асаф наконец-то начинает постигать, насколько запутана возложенная на него задача. Он что, должен спрашивать каждого встречного, не знает ли он хозяина собаки? Это входит в его обязанности? И как случилось, что он согласился, чтобы Данох послал его на такое дело, и даже не пытался ей обна возражать? И он быстро прокручивает в мозгу всё, что должен был сказать Даноху в собачнике; как прокурор, остроумный и немного высокомерный, он выдвигает блестящие аргументы против этого невыполнимого задания, и в то же самое время, как всегда в подобных ситуациях, он слегка сжимается, втягивая голову между широкими плечами, и ждёт.

И все эти малые и большие досады будоражат его изнутри, теснятся в нём, пока не прорываются наружу, как крохотные потоки лавы, превращаясь – на подбородке – в пылающий прыщ гнева на Рои, сумевшего и сегодня, в который уж раз, убедить его прогуляться вчетвером, да ещё объяснил ему, что постепенно Асаф поймёт, насколько Дафи ему подходит с точки зрения внутреннего мира и всё такое.

Так он выразился, Рои, и посмотрел на Асафа долгим и пристальным взглядом завоевателя, а Асаф смотрел на тонкий золотистый ореол в его глазах, ореол насмешки, окружающий зрачки, и удручённо думал, что их дружба с годами перешла во что-то другое, как бы это другое назвать. И, внезапно испугавшись, будто что-то его ударило, он пообещал прийти сегодня вечером, и Рои снова хлопнул его по плечу и сказал: "Таким, брат, ты мне нравишься". А Асаф шёл от него и думал, что будь он посмелее, повернулся бы и бросил Рои в лицо этот "внутренний мир", ведь всё, что нужно Рои, это чтобы Асаф и Дафи были неким перевёрнутым зеркалом, которое будет подчёркивать ему и его Мейтали их блеск и лёгкость, когда они идут вместе и целуются через каждые два шага, в то время как Асаф и Дафи плетутся за ними молча с взаимным отвращением.

– Да что с тобой? – возмущается продавец пиццы. – С тобой говорят!

Асаф видит, что пицца уже упакована в белую картонную коробку, разрезана на восемь кусков, и пекарь говорит, подчёркивая каждое слово, как будто ему уже надоело повторять:

– Смотри, здесь как обычно: два с грибами, один с анчоусами, один с кукурузой, два обычных и два с маслинами, езжай быстрее, чтоб не успела остыть, сорок шекелей.

– Куда ехать? – шепчет Асаф.

– Ты без велосипеда? – удивляется пиццерийщик. – Твоя сестра кладёт это на багажник. Как же ты понесёшь? Давай сперва деньги! – он протягивает длинную волосатую руку. Асаф ошарашено суёт руку в карман, и гнев, поднимаясь из кармана, приводит его в полное смятение: родители перед отъездом оставили ему достаточно денег, но он очень точно рассчитал свои расходы и каждый день пропускал обед в муниципальном буфете, чтоб сэкономить на покупку дополнительного объектива для "Кеннона", который родители обещали привезти из Америки, так что непредвиденно возникшая трата прямо-таки выводит его из себя. Но выбора нет, ясно, что человек готовил пиццу специально для него, то есть для того, кто приходит сюда с этой собакой. Если бы Асаф не был так рассержен, то, конечно, спросил бы, наконец, кто эта девушка с собакой, но как видно из-за распирающей злости, что всегда находится кто-то, кто определяет и решает за него, что ему делать, он платит и уходит оттуда с резкостью, призванной выразить его равнодушие к деньгам, отнятым у него обманным путём. А собака – она не ждёт, пока его лицо точно отразит созревающие эмоции, она снова пускается вскачь, мгновенно натягивая верёвку во всю длину, и Асаф летит за ней с немым воплем, его лицо искажено от усилия уравновесить в одной руке большую картонную коробку, а другой удержать верёвку, и только чудом ему удаётся без потерь нестись среди людей по улице с коробкой в высоко поднятой руке. Он знает, не питая по этому поводу иллюзий, что выглядит карикатурно, как официант. В довершение ко всему из коробки начинает просачиваться запах пиццы, и Асаф, с утра ничего кроме бутерброда не евший, несомненно, имеет законное право на пиццу над его головой, ведь он же уплатил за каждый гриб и маслину, но с другой стороны он чувствует, что она всё-таки не вполне ему принадлежит, в определённом смысле её купил кто-то другой для кого-то другого, и ни с одним из этих двоих он не знаком.