Борис Островский - Адмирал Макаров

• Название: Адмирал Макаров
• Автор: Борис Островский
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1954

Макаров Степан Осипович (1848/49-1904), российский флотоводец, океанограф, вице-адмирал (1896). Руководитель двух кругосветных плаваний (в 1886-89 на «Витязе» и 1894-96). Выдвинул идею и руководил строительством ледокола «Ермак», на котором совершил арктическое плавание в 1899 и 1901. Разработал тактику броненосного флота. Исследовал проблемы непотопляемости и живучести кораблей. В начале русско-японской войны командовал Тихоокеанской эскадрой в Порт-Артуре. Погиб на броненосце «Петропавловск», подорвавшемся на мине.

---

С 1867 по 1877 год Бутаков служил на Балтийском море в должности начальника броненосной эскадры. Именно в это время он разрабатывал вопросы морской тактики применительно к условиям современного броненосного флота, широко используя свой богатый опыт командования пароходо-фрегатами и броненосными кораблями. В результате его деятельности в Балтийском флоте была создана так называемая «бутаковская школа», которая явилась предметом подражания во многих иностранных флотах.

Своими знаниями, любовью к делу, неутомимой энергией и гуманным отношением к людям Бутаков снискал в среде моряков, особенно матросов, огромную популярность, оставив о себе самые лучшие воспоминания. Обладая ровным, спокойным характером, он всегда был в высшей степени корректен. Один из его сослуживцев вспоминал: «Я ни разу не слышал, чтобы он кричал на кого-нибудь, даже чтобы сказал что-нибудь в повышенном тоне…» Вспоминая Григория Ивановича во время парусных гонок, которые он так любил устраивать, особенно в свежую погоду, тот же автор писал: «…Как теперь вижу, стоит он спокойный, наблюдающий, звонким голосом, иногда даже в рупор, делающий замечания, отдающий приказания. И лица у молодежи не только не угнетенные, но светлые, радостные, да и на простых лицах матросов нельзя было не прочесть особенного любовного отношения к своему, на вид несколько суровому, очень редко улыбающемуся адмиралу»19.

Немногие морские офицеры, а тем более адмиралы, пользовались в то время уважением и любовь матросов. Зверская расправа с матросами за малейшую провинность стала своего рода «традицией» в русском флоте, передававшейся из поколения в поколение — от отца адмирала к сыну гардемарину. Дать матросу «в морду», «вышибить зубы» считалось своего рода шиком, и этим многие морские офицеры даже бравировали. Ругань процветала на кораблях в размерах невиданных. «Командиры и офицеры, командуя работами, ругались виртуозно и изысканно, и отборная ругань наполняла воздух густым смрадом»20, — вспоминает Н. А. Римский-Корсаков. От офицеров не отставали, а нередко и превосходили их по этой части боцманы и унтер-офицеры.

Яркую картину господствовавших в предреформенное время на флоте нравов нарисовал талантливый русский писатель К. М. Станюкович, сам бывший морской офицер Под именем адмирала-самодура Ветлугина в рассказе «Грозный адмирал» он показал своего отца. «Матросы называли его (Ветлугина) между собою не иначе, как „генерал-арестантом“ или „палачом-мордобоем“. Офицеры боялись, а матросы положительно трепетали перед грозным капитаном, когда он зорко наблюдал за парусным учением. И матросы действительно работали, как „черти“, восхищая старых парусных моряков своим, в сущности никому не нужным проворством, доведенным до последнего предела человеческой возможности. Еще бы не работать, подобно „чертям“! Матросы знали своего командира, знали, что если марсели на учении будут закреплены не в две минуты, а в две с четвертью, то капитан, наблюдавший за продолжительностью работ с минутной склянкой в руках, отдаст приказание „спустить шкуру“ всем марсовым опоздавшего марса. А это означало, по тем временам, получить от озверевших боцманов, под наблюдением не менее озверевшего старшего офицера, ударов по сто линьков — короткой веревкой, в палец толщины, с узлом на конце… Разумеется, не всем бесследно проходили подобные наказания. Многие после трехмесячного плавания под командой „генерал-арестанта“ заболевали, чахли, делались, по выражению того времени, „негодными“ и, случалось, провалявшись в госпитале, умирали. Никто об этом не задумывался и менее всего Ветлугин. Он поступал согласно понятиям времени, и совесть его была спокойна. Служба требовала суровой муштровки, „лихих“ матросов и беззаветного повиновения, а жестокость была в моде»21.

А сколько матросов, сорвавшись с рей во время бешеной спешки при парусных учениях, разбивались о палубы или тонули в море!

Разумеется, не все офицеры следовали примеру «дантистов», как презрительно называли в то время любителей кулачной расправы. Но негодующих голосов было немного. Некоторые офицеры не выдерживали варварских порядков, господствовавших на флоте, оставляли службу и уходили в отставку. Так поступил, например, и К. М. Станюкович, ставший писателем — беспощадным обличителем творившихся на флоте безобразий, свидетелем которых был он сам.

Жестокость и пренебрежительное отношение к матросу сочетались у многих тогдашних командиров с тупоумием и невежеством. Вся премудрость военно-морского дела у них исчерпывалась, как правило, щегольским видом корабля, мгновенной сменой парусов и ловкостью различных корабельных эволюции. «Чистота на корабле и безукоризненность его внешнего вида возводились в культ, — замечает о флоте более позднего периода А. Н. Крылов, — масляное пятнышко на палубе или висящий за бортом конец вызывали чуть что не драму, в которой, конечно, допустивший недосмотр гардемарин играл страдательную роль, недотянутая снасть возводилась чуть что не в преступление. Короче говоря, это был род спорта, и значит надо было иметь к нему особенное влечение, особенную любовь и охоту, чтобы им довольствоваться, чтобы в нем совершенствоваться, чтобы им увлекаться и получать удовлетворение и истинное удовольствие»22.

Станюкович написал много морских рассказов, жизненно правдивых и интересных. В них он с большой любовью и симпатией обрисовал русского матроса, подробно показал быт моряков во время дальних плаваний. Но нигде мы не видим, чтобы кто-нибудь из офицеров в рассказах Станюковича интересовался наукой, жизнью моря, природой и жителями посещенных кораблем стран, собирал коллекции, вел дневник. А ведь сколько плавало на кораблях даровитых офицеров! Но командиры-начальники не могли приохотить их к научному труду, заронить искру любознательности, что с таким искусством умел делать впоследствии Макаров во время плавания на корвете «Витязь». Более ранние плавания таких моряков, как Врангель, Коцебу, Беллинсгаузен и Лазарев, были исключением.

Учителя и наставники Макарова — адмиралы Попов и Бутаков — резко отличались от большинства командиров. Как и Г. И. Бутаков, адмирал А. А. Попов далеко не был сторонником царивших тогда на флоте жестокостей. Во время дальних плаваний, рассказывает о нем Станюкович, он «отличался необыкновенной заботливостью о матросах и гуманным к ним отношением и строго следил, чтобы на судах его эскадры командиры и офицеры не проявляли жестокости и избегали телесных наказаний и кулачной расправы». Однажды, узнав, что юный гардемарин приказал высечь матроса, он отчитал командира корабля, допустившего подобный «произвол», а затем так налетел на гардемарина, так бешено кричал на него, грозя по своему обыкновению, во время гневных вспышек, надеть на виновного матросскую куртку, так срамил его при всех, что этот «разнос» надолго остался в памяти на эскадре»23.

Насмотревшись во время своих многократных плаваний, как большинство офицеров относится к матросам, Макаров навсегда проникся отвращением ко всякого рода насилию и насильникам и при случае жестоко карал последних. Его отношение к матросам свидетельствует о том, что он не отгораживался от народа, из недр которого вышел, был противником крепостнических порядков на флоте, умел ценить и понимать простых людей — нижних чинов. И хотя взгляды Макарова не выходили за рамки буржуазного мировоззрения, они были, безусловно, передовыми для своего времени.

Популярность Макарова среди матросов хорошо известна. Они любили его и охотно исполняли все его распоряжения, как бы ни были они трудны и рискованны. Однако только гуманным отношением Макарова к матросам нельзя объяснять причину этой его необычайной популярности. У самого Макарова мы находим интересные мысли о том, как следует командному составу обращаться с матросами. «…При самодурстве, издевательских поступках и бессмысленных, не вызываемых необходимостью распоряжениях, — читаем мы в дневнике девятнадцатилетнего Макарова, — можно в несколько недель развратить самую лучшую команду, а корабль превратить в „плавучий кабак“… Главное — нужно завести особенный дух и чувство собственного достоинства между всеми матросами. Нужно, чтобы они гордились именем своего судна». Достигнуть этого, по мысли Макарова, можно прежде всего «беспрестанной заботливостью об удобстве команды», то есть не только о пище и одежде матроса, но и о всем его быте, о его личной жизни, досуге и отдыхе как во время плавания, так и на берегу. Нет ничего вреднее, как приказания, ни к чему не ведущие, то есть бессмысленные. Иными словами, не следует в неположенное время, без надобности беспокоить людей. После вахты, нередко очень утомительной, матросы отдыхают или заняты различными работами для себя: шьют сапоги, чинят белье и т. п. Вдруг ни с того, ни с сего не в меру ретивый вахтенный начальник, единственно из соображения, чтобы матросы не оставались без дела, отдает приказание: «По орудиям, орудия натереть». Резко и пронзительно заливаются свистки боцмана. «Будь ты трижды, анафема, проклят!» — ворчат матросы, бросают свою работу и бегут наверх выполнять приказание. Окончив работу, спускаются вниз, но не проходит и получаса, как снова команда: «Все вахты наверх, рангоут править». И так нередко целый день.