Егор Гайдар - Государство и эволюция

• Название: Государство и эволюция
• Автор: Егор Гайдар
• Жанр: Публицистика

Аннотация

Как отделить собственность от власти и повысить благосостояние россиян

---

При Иване III[11], Василии III[12] и Иване IV[13], т.е. когда решающие победы над Ордой были одержаны, происходит резкое укрепление Московского государства за счет подавления городов и бояр. Вместо приватизации поместий – закрепление условного, поместного землевладения. Государство тщательно контролирует перераспределение земли. Москва расправилась с Новгородом, где со времен Ярослава Мудрого[14] неугодные князья изгонялись вечевым[15] решением, где ганзейская[16] торговля и сам дух жизни позволяли во времена татарщины развиваться экономически и вырабатывать критическое отношение к устоявшимся традициям; влиятельных горожан высылали, их дворы отдавали московским людям. Одновременно шло прикрепление крестьян к земле (отмена Юрьева дня[17], указ Бориса Годунова[18]). Церковь потеряла независимость, стала вконец послушна государственной машине. Не зря Сталин так восхищался Иваном Грозным, его привлекала не только садистская жестокость "русского Нерона"[19], но и его государственная программа. Свою "государственную генеалогию" Джугашвили вполне оправданно мог вести от этого Рюриковича, создавшего на свой лад на костях России прообраз тоталитарного государства.

В Московском царстве времен Ивана IV четко прослеживаются черты классической восточной деспотии. Дело не в личной свирепости Грозного – его современник Чезаре Борджиа[20] или несколько раньше Ричард III[21] ничуть не уступали ему по числу преступлений, но их государства не были похожи на восточные деспотии, а Московское царство все больше напоминало Османскую империю Сулеймана Великолепного[22] или Иран Аббаса I[23]. То же доминирование поместной системы, тот же государственный контроль за перераспределением земли, торговлей, городами, то же полное бесправие подданных, включая приближенных. И главное отсутствует полноценная частная собственность на землю.

Тогда же началось быстрое расширение государства – Сибирь, Урал и т.д. Но эта территориальная экспансия (последние приращения были сделаны уже в 1945 г.) лишь загоняла Россию в "имперскую ловушку": с каждым новым расширением территории увеличивалось то, что надо охранять, удерживать, осваивать. Это высасывало все соки нечерноземной метрополии. Россия попала в плен, в "колонию", в заложники к военно-имперской системе, которая выступала перед коленопреклоненной страной как ее вечный благодетель и спаситель от внешней угрозы, как гарант существования нации. Монгольское иго сменилось игом бюрократическим. А чтобы протест населения, вечно платящего непосильную дань государству, не принимал слишком острых форм, постоянно культивировалось "оборонное сознание" – ксенофобия, великодержавный комплекс. Все, что касалось государства, объявлялось священным

Само государство выступало как категория духовная, объект тщательно поддерживавшегося культа – государственничества. В сущности, российское государство всегда насаждало единственную религию – нарциссический культ самого себя, культ "священного государства". Так было и в эпоху официального православия, и в эпоху государственного атеизма. Квинтэссенцию этого, по сути дела, языческого культа власти точно выразил А.И.Солженицын: "Писать "Бог" с большой буквы совершенно необязательно, но "Правительство" надо писать с большой".

Конечно, нельзя впадать в противоположную крайность – по временам угроза самому существованию страны действительно бывала смертельной (Смутное время![24]). Но верно и то, что не только и не столько для отражения этой угрозы постоянно наращивало силы, постоянно сжимало и подавляло общество сверхмогучее Государство. Оно давно уже жило своими собственными интересами. Саморазвитие государства подавляло саморазвитие страны, уродовало отношения собственности.

Как верно писал Н.А.Бердяев, "интересы созидания, поддержания и охранения огромного государства занимают совершенно исключительное и подавляющее место в русской истории. Почти не оставалось сил у русского народа для свободной творческой жизни… Классы и сословия слабо были развиты и не играли той роли, какую играли в истории западных стран. Личность была придавлена огромными размерами государства, предъявлявшего непосильные требования. Бюрократия развилась до размеров чудовищных. Русская государственность… выковывалась в борьбе с татарщиной, в смутную эпоху, в иноземные нашествия. И она превратилась в самодовлеющее, отвлеченное начало; она живет своей собственной жизнью, по своему закону, не хочет быть подчиненной функцией народной жизни".

Мощное государство, осуществляя территориальную, социальную и психологическую экспансию, тяжелогруженой подводой проехалось по структурам общества, остановило их развитие, нередко просто уничтожило. В результате благодатная почва сложно структурированного общества с частной собственностью, с гарантией от произвола так и не сформировалась. Культ государства изуродовал сознание общества, породил в нем ряд тяжелых комплексов, которые мешают нам рационально, открытыми глазами видеть себя и мир даже сегодня

II

Очень быстро выяснилось, что, подавив противников на Востоке, Россия катастрофически отстала от Запада. Отставание грозно обозначилось в самой болезненной сфере – военной. После успешного подавления Орды – поражение в Ливонской войне, постоянная угроза со стороны Польши. Так, с XVI века проявилось легшее в основу всех последующих конфликтов главное обстоятельство – Россия оказалась в положении перманентно догоняющей Запад цивилизации.

Есть два возможных ответа на европейский вызов. Первый: попытаться перенимать не структуры, воспроизводящие экономический рост, а только его результаты, идя при этом "своим путем"; опереться на силу Московского государства, хорошо пришпорить покорное общество, выжать из него как можно больше ресурсов, используя государственные структуры для экономического скачка, для преодоления отставания.

Да, Россия – поистине уникальная страна. Первая из "восточных" стран она вступила в соприкосновение с Западом. Единственная в мире, она, не став на "западный" путь, оказывалась в состоянии веками "почти догонять" Запад. Достигалось это, разумеется, непомерно дорогой ценой, истощением всех сил, да и достигалось лишь временно и только в узком спектре избранных направлений, где концентрировались все ресурсы страны. (Но и это было чудом, как если бы бурлаки могли, пусть на коротком участке пути, "ухнуть" и бегом тащить баржу, почти вровень с пароходом.) Поистине только богатейшей стране такое под силу. Но, думаю, в XXI веке это чудо будет уже невозможно. Если не произойдет и не завершится успешно реальное внутреннее реформирование страны, если мы не выберем другую стратегию, отстанем на сей раз уже необратимо.

Другая стратегия: изменить само устройство социально-экономической системы, попытаться снять многовековые наслоения, восстановить прерванное социальное и культурное единство с Европой, перейти с "восточного" на "западный" путь, пусть не сразу, постепенно, но взрастить подобные европейским институты на российской почве и, опираясь на них, создать мощные стимулы к саморазвитию, инновациям, предпринимательству, интенсивному экономическому росту. Но это неизбежно означает "укоротить" государство.

Борьба вокруг этой альтернативы – стержень российской истории с XVII века.

В петровской политике обе альтернативные линии причудливо переплетаются, и все же опора на государственную силу, машину принуждения явно преобладает. Разумеется, Петру и в голову не приходило хоть в чем-то ослабить государство но, наоборот, он стремился резко усилить его как главный инструмент для решения национальных задач. В Европе издавна существуют мануфактуры, заводы – нам нужны такие же. Однако там они выросли на базе мелкой домашней промышленности и ремесла, накопления состояний, предпринимательской инициативы, свободного труда. Всего этого нет в России, и за несколько лет это не создашь. Но можно попытаться взамен этого применить государственное принуждение. Избранным государством фабрикантам дают даровую рабочую силу, крестьян закрепляют за заводом: столько-то дворов горнозаводских крестьян на горн, столько-то на домну. С помощью высоких таможенных тарифов устанавливают монопольные привилегии для государственных заводчиков.

Довольно быстро выявляются негативные стороны такого метода индустриализации, заводящие ее в тупик. Московские торговцы жалуются на низкое качество производимых на крепостных фабриках товаров, запретительно высокие цены, умоляют разрешить свободную торговлю иностранными товарами. Правительственное освидетельствование фабрик в 30-х годах XVIII века показывает, что многие фабрики и заводы подложные, существуют только на бумаге, владельцы пользуются предоставленными льготами и привилегиями лишь "в свой карман". Реакция в стиле последовательного государственничества: указ 1744 года повелевает за низкое качество товаров и отсутствие усердия в развитии производства "многих владельцев фабрик из фабрикантов выключить".