Стивен Кинг - ОНО

• Название: ОНО
• Автор: Стивен Кинг
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1994
• ISBN: 5-88274-061-4 (т. 3), 5-88274-064-9

Этот перевод (части I и II) был опубликован в 1994 году издательством «ОГИЗ» в третьем томе «Сочинений» Стивена Кинга, серия «Библиотека «Огонек». К сожалению, четвертый том «Сочинений» (части III — V) так и не был издан. Автор перевода — С. А. Леднев.

---

— Не знаю, — отозвался Гарольд. Он хотел, чтобы его разубедили, однако два независимых свидетельства… описания случившегося почти полностью совпадают… Нет-нет, версия Бутиллера маловероятна.

— Запомни главное. Мне наплевать, на кого он похож, на клоуна или на шута на ходулях в костюме дяди Сэма. Если мы допустим, чтобы этот тип фигурировал в материалах следствия, мы не успеем сказать и двух слов, как адвокат этих подонков ухватится за такую деталь. Скажет, что два невинных создания — этакие пай-мальчики с гладкими стрижками и в новых костюмах — просто решили пошутить и сбросить педераста Меллона с моста не по злобе, а так, забавы ради. Он укажет, что после падения Меллон был еще жив, на сей счет есть показания Хагарти и Анвина. Скажет, что его подзащитные не совершали убийства и не помышляли о нем, упаси Боже. Что убил какой-то псих в костюме клоуна. Так и будет. И ты это отлично знаешь.

— Анвин все равно расскажет про клоуна.

— Зато Хагарти будет помалкивать, — заметил Бутиллер. — Ведь он понимает. А без Хагарти кто поверит этому Анвину?

— Что же, остаемся мы, — произнес Гарольд с горечью, которая даже его самого удивила, — но как я понял, мы тоже будем помалкивать?

— Ты меня оставишь в покое или нет? — всплеснув руками, вскричал Бутиллер. — Они убили человека! Они не просто сбросили его с моста, у Гартона был нож — пружинный нож-автомат. Меллона семь раз кололи ножом, причем один раз в левое легкое и дважды в яйца. По размерам раны совпадают с лезвием ножа. Ему сломали четыре ребра. Это дело рук Дубея. Он обхватил Меллона и стискивал его, как медведь, мертвой хваткой. Его кусали, еще как кусали! Укусы на руках, на левой щеке, на шее. Думаю, Анвин и Гартон, хотя мы располагаем только предположениями, а этого, возможно, будет недостаточно, чтобы убедить судей. Ну, ладно. А то, что от подмышки правой руки откушен большой кусок мяса… Что с этим прикажешь делать? Кто-то из этих сволочей и впрямь людоед. Вероятно, он даже подкрепился таким образом. Наверно, Гартон, хотя доказать это мы не сможем. Кроме того, Меллону откусили мочку уха.

Бутиллер замолчал и сердито посмотрел на Гарольда.

— Если мы приплетем сюда этого клоуна, нам не удастся убедить суд. Ты что, хочешь, чтоб было так?

— Нет, я же тебе сказал.

— Этот Меллон был фрукт еще тот, но он никому не причинил зла. И вот в один прекрасный день появляются эти трое подонков и лишают его жизни. Я сгною их в тюрьме, дружище, а если я вскоре узнаю, что там, в Томастоне, им издрочили вконец их тощие задницы, я пошлю этим ребятам открытки и поздравлю с заработанным спидом.

«Да это он круто загнул, — подумал Гарднер. — Что ж, на убеждениях далеко не уедешь, особенно когда уже два года ждешь повышения по службе».

Не сказав больше ни слова о деле, он ушел от Бутиллера: ему тоже захотелось засадить в тюрьму этих подонков.

18

Джона Уэббера Гартона обвинили в предумышленном убийстве с особо отягчающими обстоятельствами и приговорили к тюремному заключению на двадцать лет с отбыванием наказания в тюрьме Томастон.

Стивен Бишоф Дубей тоже был осужден за предумышленное убийство на пятнадцать лет с отбыванием наказания в тюрьме Шоушенк.

Кристофера Филипа Анвина как несовершеннолетнего судили отдельно от его товарищей по обвинению в убийстве второй степени тяжести. Анвина приговорили к лишению свободы сроком на шесть месяцев с отбыванием наказания в подростковой исправительной колонии г. Саут-Виндхема. Исполнение приговора было отсрочено.

В то время, когда я пишу эти строки, все три приговора находятся на апелляции. Гартона и Дубея можно увидеть в любой день в Бэсси-парке, неподалеку от того места, где у свай моста нашли на воде изувеченное и искусанное тело Адриана Меллона. Осужденные провожают похотливыми взглядами девушек и играют в орлянку.

Дон Хагарти и Крис Анвин покинули Дерри.

На судебном процессе по делу Гартона и Дубея о клоуне не было сказано ни слова.

Глава 3 ШЕСТЬ ТЕЛЕФОННЫХ ЗВОНКОВ (1985)

1 СТЭНЛИ УРИС ПРИНИМАЕТ ВАННУ

Патрисия Урис впоследствии говорила своей матери, что ей как жене надо было бы сразу догадаться, что с мужем происходит неладное. По ее словам, ей следовало быть настороже, ведь Стэнли никогда не принимал ванну вечером так рано. Он принимал душ каждое утро, а иногда поздно вечером сидел намыленный в ванне, держа в одной руке журнал, в другой — банку холодного пива. Но принимать ванну в семь часов вечера было не в его стиле.

А потом эта странная история с книгами. Казалось бы, он должен был радоваться, но вместо этого почему-то — Пэтти не могла понять — он, похоже, расстроился и впал в угнетенное состояние. Примерно за три месяца до того ужасного вечера Стэнли узнал, что один друг его детства стал писателем — не настоящим писателем, как потом рассказывала Патрисия матери, а так, бульварным романистом. На книжных обложках стояло имя автора — Уильям Денбро, но Стэнли, случалось, называл его Биллом Заикой. Он одолел почти все романы Уильяма Денбро и в тот роковой вечер 28 мая 1985 года дочитал последний. Пэтти из любопытства сама как-то взялась за один из ранних романов Денбро, но, прочтя всего три главы, отложила книгу.

Как впоследствии она объясняла матери, это был не просто роман, а роман ужасов. Пэтти произнесла это таким тоном, словно имела в виду «порнуху». Пэтти, милая, добрая женщина, но несколько косноязычная, хотела рассказать матери, как напугала ее эта книга и почему она так ее расстроила, но не смогла объяснить. «Там полно всяких монстров, — говорила она, — они преследуют детей. Кругом убийства, и я не знаю… какое-то настроение от нее гнусное, противный осадок. Такое вот чтиво». Вообще-то, книга показалась ей порнухой, но это слово то и дело ускользало от нее, вероятно, потому, что она ни разу в жизни не произносила его, хотя, конечно, знала, что это такое. «Но у Стэна было такое чувство, будто он заново открыл для себя одного из своих закадычных друзей детства. Он говорил, что напишет ему письмо, но я знала, что все это только слова… Я знала, что книги и на него произвели угнетающее впечатление и что…» Тут Пэтти Урис расплакалась.

В тот вечер примерно за полгода до двадцать седьмой годовщины с того дня, когда Джордж Денбро повстречал клоуна Мелочника, Стэнли и Пэтти сидели в своем уютном домике в пригороде Атланты. Пэтти возлежала перед телевизором в уютном семейном кресле на двоих, распределяя свое внимание между шитьем и любимой передачей «Семейные ссоры». Она обожала Ричарда Доусона и полагала, что его неизменный атрибут — цепочка для часов — придает ему на редкость сексапильный вид. Ей нравилась эта передача еще и потому, что она почти всегда получала из нее самые точные ответы на все семейные темы (в «Семейных ссорах» давали не правильные ответы, а самые расхожие, общие). Пэтти как-то поинтересовалась у мужа, почему вопросы, которые кажутся ей такими простыми, оказываются столь сложными для семей, принимающих участие в телевизионной игре.

— Когда на тебя нацелены юпитеры, отвечать куда труднее, — сказал Стэнли, и ей показалось, что лицо его помрачнело. — Все оказывается гораздо труднее, когда происходит не понарошку, а всерьез.

— По-видимому, это очень верно, — решила Пэтти. Стэнли иногда глубоко понимал природу человека, гораздо тоньше и глубже, чем его старый приятель Уильям Денбро, разбогатевший на низкопробных книжонках, нашпигованных всякими ужасами. Его книги апеллировали к самым низменным инстинктам.

Впрочем, нельзя сказать, что Урисы испытывали какие-либо финансовые трудности, грех было жаловаться. Жили они в прекрасном пригороде; домик, который они купили в 1979 году за 87 тысяч долларов, теперь легко в любой момент можно было продать за 165 тысяч. Нет, Пэтти вовсе не хотела продать этот дом, но согласитесь: всегда приятно располагать столь утешительными сведениями. Иногда, правда, когда Пэтти возвращалась домой на своем «вольво» (у Стэнли был «мерседес») и видела свой уютный и красивый дом, она размышляла: «Кто здесь живет? Как это кто? Я, госпожа Стэнли Урис». Но эта мысль не давала ей удовлетворения, к ней примешивалась столь непомерная гордость, что порой она даже отравляла Пэтти самочувствие. Когда-то давным-давно жила на свете восемнадцатилетняя девушка Патрисия Блюм, которой отказали в приглашении на торжественный вечер после бала в колледже — он должен был состояться в городском клубе Глойнтона, штат Нью-Йорк, — отказали потому, что ее фамилия звучала неблагозвучно: «блюм-плюм-плюх». В 1967 году она была тощей — кожа да кости — девушкой, и в довершение ко всему ее называли жидовкой. Конечно, такая дискриминация была вопиющей, теперь, слава Богу, с нею покончено. Покончено, но не все так просто. В глубине души Пэтти никогда не забудет испытанного унижения. Там, в потаенных уголках сознания она всегда будет возвращаться к машине в обществе Майкла Розенблюма, слушать, как хрустят по гравию ее туфли-лодочки и его взятые напрокат парадные ботинки, — возвращаться к машине, которую Майкл одолжил на вечер у своего отца и которую он перед поездкой целый день мыл и чистил. В глубине души она все время будет идти рядом с Майклом, одетым в белый, взятый напрокат парадный пиджак, — как он белел в ту теплую весеннюю ночь! На ней было бледно-зеленое вечернее платье, про которое ее мать говорила, будто в нем она похожа на русалку. Русалка-жидовка — довольно забавное сочетание! Они шли и смотрели в небо, и она не плакала. Нет, в ту ночь она не плакала, но хорошо понимала, что на самом деле их возвращение к машине отнюдь не прогулка, — они трусливо прокрадывались к ней, как никогда сознавая, что они евреи, испытывая на людях те же чувства, что и ростовщики или же люди, едущие в товарном вагоне для скота; эти люди остро сознавали, что у них неопрятный, засаленный вид, длинные носы, желтовато-бледная, болезненного цвета кожа, что они «шимми» — евреи, над которыми каждый волен поиздеваться, каждый может их высмеять, а они хотели бы разозлиться, но даже на это не были способны, злость появилась позднее, когда от нее уже было мало толку. В тот момент она могла чувствовать только стыд и боль. А потом кто-то засмеялся им вслед. Звонкий щебечущий смех, точно фортепьянный пассаж.