Стивен Кинг - ОНО

• Название: ОНО
• Автор: Стивен Кинг
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1993
• ISBN: 5-8468-0031-9

Этот перевод (части I и II) был опубликован в 1993 году издательством РИО МГПО «Мосгорпечать» в первом томе двухтомного издания. К сожалению, второй том (части III — V) так и не был издан. Автор перевода не указан.

---

— Мог бы и не спрашивать, — отвернувшись, откликнулась она низким хриплым голосом.

— Вот как? И кто это говорит? Мистероджерс? — Том взял ее лицо в ладонь, впившись большим пальцем в щеку.

— Ты скажешь Тому, — ласково произнес он. — Слышишь, Бев? Ты скажешь папе.

— Три, — обиженно произнесла Бев.

— Отлично, — удовлетворенно отметил он. — Можешь взять сигарету.

Она недоверчиво уставилась на мужа; волосы Беверли разметались по подушке, из одежды остался лишь пояс. Беглый осмотр восстановил его желание. Том кивнул.

— Ну что ж. Продолжим.

Они сочетались гражданским браком три месяца спустя. Пришли двое его друзей; единственной подружкой с ее стороны была Кей Маккол — «грудастая сучонка», как называл ее Том.

Все это пронеслось в памяти как в ускоренной съемке — в считанные секунды, и он остановился в дверном проеме, наблюдая за женой. Она выдвинула нижний ящик шкафа («для уикэндов», так она называла его) и побросала нижнее белье в чемодан, причем совсем не то, что она обычно носила (сатин и шелк); она взяла что-то девчоночье, вылинявшее, хлопчатобумажное, с небольшими буфами из эластика, годами не вынимавшееся. Хлопчатобумажные ночнушки из «маленького домика в прериях». Бев заглянула в ящик, словно соображая, что еще прихватить.

Тем временем Том Роган направился по коврику к гардеробу. Он был босиком, и потому его перемещение наделало не больше шума, чем дуновение бриза. А все сигарета. Вот что довело его до бешенства. Прошло уже достаточно времени с тех пор, как она забыла его первый урок. Были потом и другие, и много, и бывали жаркие деньки, когда ей приходилось надевать блузки с рукавами или даже «кардиганы», застегнутые на все пуговицы. Были серые дни, когда она приходила на работу в солнечных очках. Но тот, первый, урок был внезапен и основателен…

Том уже не помнил, что был разбужен телефонным звонком. Он был уверен, что во всем виновата сигарета. Если она закурила, значит — забыла о его, Тома Рогана, присутствии. Временно, конечно же, временно, но только пора бы уже и вспомнить… Что же такое случилось, что заставило ее забыть? Конечно же, подобное не должно происходить в его доме вне зависимости от причины.

На крючке чулана висела широкая полоса из черной кожи. Это был ремень, но без пряжки, сломавшейся много лет назад. Его конец, где была пряжка, был сложен вдвое и зашит. Двойным он был и с противоположного конца, на котором теперь покоилась рука Тома.

«Том, ты гадкий мальчик! — говорила время от времени его мать; впрочем, «время от времени» не совсем подходило, скорее — «часто». — Ну-ка иди сюда, Томми! Я задам тебе трепку». Его юношество частенько отмечалось трепками. В конце концов он сбежал от трепок в колледж в Уичито, но совершенно избавиться от этого не удалось, и частенько он вспоминал голос матери, преследовавший его в сновидениях и приговаривавший: «Поди сюда, Томми. Я задам тебе трепку. Трепку…»

Ему было четыре года. Через три месяца после рождения последнего ребенка Ральф Роган умер. Опять же «умер» — не то слово, скорее подходило «покончил самоубийством». Это больше подходило к ситуации, когда в один прекрасный день он влил приличное количество щелочи в бокал с джином и выпил эту дьявольскую смесь, сидя на краю ванны. Миссис Роган нашла место на заводе Форда. Одиннадцатилетний Том остался за старшего в семье. И когда он «отпускал вожжи»: например, малышка начинала пищать после ухода няньки, что обозначало намокшие пеленки, и они оставались мокрыми до прихода матери… если он забывал встретить Мигэн после школы на углу Брод-стрит, и это не укрывалось от взора пронырливой миссис Гант… если в тот момент, когда Том всецело был поглощен эстрадной передачей по телевизору, а братец Джон устраивал в это время на кухне кавардак… — тогда, после того как все остальные дети укладывались по своим кроватям, появлялась щелкающая длань, и мать приговаривала: «Иди-ка сюда, Томми. Я задам тебе трепку».

Лучше бить самому, чем быть битым.

Этот тезис он прекрасно усвоил на своем жизненном пути.

Конец ремня обернулся петлей. Том просунул в него руку. Удобно. Он представил себя в роли своей матери. Кожаная полоса захлестнула его запястье наподобие безжизненного тела черной змеи. Головная боль прошла.

Жена извлекла из ящика последнюю вещь — линялую хлопчатобумажную комбинацию на кнопках. Мысль, что телефонный звонок мог быть от любовника, промелькнула не задержавшись. Это было смехотворным. Женщина, собирающаяся на встречу с любовником, не будет брать с собой линялые блузки и хлопчатобумажные ночнушки с буфами из синтетики. Да и не отважится она…

— Беверли, — негромко сказал Том, однако она в испуге обернулась. Волосы рассыпались, глаза округлились.

Ремень заколебался… и повис. Том пристально смотрел на жену, ощущая некоторую неловкость. Да, вот такой она бывала перед большими показами, и он не встревал, понимая, что ее переполняет смесь боязни и агрессии, а в голове будто светильный газ: одна искра — и все взорвется. Она рассматривала эти показы отнюдь не как средство отделиться от Дилии, а как возможность самовыражения. Она казалась счастливой, когда они подходили к концу. Но именно эти показы отчетливо высвечивали все грани ее таланта. Для Беверли это были своего рода «сверхэкзамены», на которых ее оценивали лютые судьи. Но она видела одного — главного, безликого, имя ему было АВТОРИТЕТ.

Все переживания такого рода отражались на ее лице и теперь. Да и не только на лице; вокруг нее создалась некая аура, почти видимый заряд высокого напряжения, что делало ее еще более привлекательной и… опасной. Такое встречалось ему впервые. Он даже испугался: вроде бы она была здесь, вся здесь, и все же такая непохожая на ту, с которой Том жил и спал.

На лице Беверли была целая гамма чувств: и смущение, и испуг, и вместе с тем какая-то оживленная нервозность. Щеки жены буквально пламенели, под нижними веками стойко держались подтеки — точь-в-точь вторая пара глаз. Лоб блестел от крема.

А сигарета все еще торчала изо рта как удочка рыбака. Черт возьми, она, наверное, воображает себя Франклином Делано Рузвельтом. Значит, сигарета! Один взгляд на этот явно инородный предмет давал его гневу «зеленую улицу». Откуда-то из глубин подсознания всплыл ее, Беверли, голос, внятно и индифферентно произнесший как-то ночью: «Однажды тебе придет в голову убить меня, Том. Ты отдаешь себе в этом отчет? Однажды ты зайдешь так далеко, что пути назад не будет. И ты будешь свободен». Он тогда возразил ей: «Делай по-моему, Бев, и этот день никогда не наступит».

Да, неспроста это пришло ему в голову именно сегодня!

Сигарета… К черту телефонный звонок, сборы — все дело в сигарете. В ту ночь они просто переспали, и все разрешилось само собой. То, что казалось конфликтным…

— Том, — с усилием произнесла Беверли. — Том, мне надо…

— Ты куришь, — оборвал ее Том. Он слышал свой собственный голос как бы со стороны — как радио. — Ты все забыла, бэби. Где это ты их прячешь?

— Гляди, я бросаю. — Она направилась к ванной. Том заметил отпечаток ее зубов чуть ли не на фильтре. Ф-с-с-с… Она потушила ее и вернулась. — Том, это звонил старый приятель. Старый-престарый друг. Я должна…

— Заткнуться — вот что ты должна! — вновь оборвал ее Том. Но испуг, который он ожидал увидеть на лице жены, отсутствовал. Нервозность после телефонного звонка сохранялась, но она была окрашена по-другому. Будто она и не видит ремня, не видит разъяренного мужа… Том почувствовал дискомфорт. Да полно, не спит ли он? Не сон ли это?

Было в этой ситуации что-то нелепое. Том ощутил себя чем-то вроде перекати-поля при легком бризе: он будто отрывался от земли в свободном полете… Да нет же, спокойнее. Вот он, здесь, в полном порядке. Просто эта хреновина связана с недосыпом. Здесь он, Том-от-Бога-Роган, и если эта вышедшая из-под контроля сучонка не придет в себя в течение полминуты, то у нее будет бледный вид — как если бы ее выбросили из машины на высокой скорости.

— Придется немного поучить тебя, — промурлыкал он. — Ты уж извини, бэби.

Нет, выражение лица жены не изменилось. Ну да и наплевать — ей же хуже.

— Брось эту штуку, — вдруг услышал он. — Я должна быть в О’Хара, и чем быстрее — тем лучше.

«Где ты, Том? На каком ты свете?»