Нина Молева - Московские загадки

• Название: Московские загадки
• Автор: Нина Молева
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-7390-2101-4

Писатель и город… Город, в котором довелось родиться, жить, может быть, только бывать. И всегда работать. Город, в котором рождались произведения и без которого они были бы иными, как иным был бы и сам автор.

В своей новой книге историк и искусствовед Нина Молева рассказывает о Москве, о знакомых для каждого поэта и писателя адресах, маршрутах. Книга открывает читателю новый способ познания города, о котором стало принято говорить: кто не знает Москвы, тот не знает России – через возможность сопереживания, соучастия в творчестве и судьбе великих русских людей представить себе объективную картину культурного развития Москвы.

---

Но был у этой истории и другой, человеческий конец. Оказавшись в монастыре, Софья думает прежде всего о «братце Васеньке», ухитряется переслать ему в ссылку, куда Петр князя направил с семьей, письмо и большую сумму денег. Едва ли не большую часть того, чем сама располагала. Впрочем, по сравнению с другими ее приближенными Голицын отделался на редкость легко. Его не подвергли ни допросам, ни пыткам, ни тюремному заключению. Лишенный боярского сана и состояния, он был сослан со своей семьей в далекую Мезень. Скорее всего, помогла близкая Петру прозападническая ориентация князя, сказалась и выбранная им линия поведения.

Голицын не только не искал контактов с Софьей, но уверял, что не знал ни о каких планах переворота, а против ее венчания на царство и вовсе возражал. Он не устает писать Петру из ссылки челобитные о смягчении участи, отрекается от Софьи во всем. И, может, была в этом своя закономерность, что вернувшийся из ссылки, куда попал вместе с дедом, внук Василия Голицына становится шутом при дворе родной племянницы Софьи, императрицы Анны Иоанновны. Это для его «потешной» свадьбы с шутихой был воздвигнут знаменитый Ледяной дом.

С Софьей все иначе. Ни с чем она не может примириться, ни о какой милости не будет просить. Из-за монастырских стен она находит способ связаться со стрельцами, найти доходчивые и будоражащие их слова. Ее влияние чуть не стоило отправившемуся в заграничную поездку Петру власти, и на этот раз все бешенство своего гнева он обращает не только на стрельцов, но и на Софью. В 1698 году царевны Софьи не стало – «чтобы никто не желал ее на царство».

Появилась безликая и безгласная монахиня Сусанна, которой было запрещено видеться даже с ее родными сестрами. Ни одной из них Петр не доверял, неукротимый нрав всех их хорошо знал.

Пятнадцать лет в монастырских стенах. Пятнадцать лет неотвязных мыслей, несбыточных надежд, отчаяния. И все-таки она находит способ заявить о себе хоть перед смертью. Она принимает большой постриг – схиму под своим настоящим именем Софьи, чтобы имя это не затерялось, чтобы хоть на гробовой доске осталась память о дочери «тишайшего» царя, почти царице, семь лет вершившей судьбами Российского государства.

А образ царевны-правительницы?.. Мы виноваты перед ней. С легкой руки И.Е. Репина перед нами возникает обрюзгшая фигура в царском платье, одутловатое лицо с седыми растрепанными волосами и налитыми злобой глазами. Нельзя было ходить в монастыре с непокрытой головой, нельзя ссыльной носить царское платье. А портретные черты принадлежат двум использованным художником моделям – матери художника Валентина Александровича Серова и сестре композитора Н.И. Бларамберга. И как тут быть с современниками, которые, зная все недостатки характера правительницы, не могли забыть черных, как вороново крыло, волос, соболиных бровей вразлет, пушистых ресниц в полщеки и васильковой синевы глаз. Царь-девице другой и нельзя было быть. В чем бы ни винили ее потомки.

А учил его Никита Зотов

«А вы задумайтесь, – говаривал Николай Михайлович Карамзин, разве это не примечательно, что рядовой дьяк из приказов, выбранный в школьные учителя царским детям, мог дать царевичам представление не только о грамоте, но и о литературе – российской литературе, которая еще только становилась общеизвестной потомкам и узнаваемой».

Из архива поэта А.Н. Креницына. 1850-е годы

Зде во велице России издавна
Мудрость святая пожеланна славна:
Да учатся той юнейшыя дети
И собирают разумные цвети…

Из виршей Кариона Истомина. 1680-е годы

В хрониках села Козьмодемьянского имя Никиты Зотова появится в 1703 году. Еще не граф – он им станет семью годами позже, – но уже «ближний советник и ближней канцелярии генерал-президент», иначе – глава личной канцелярии Петра I. Были соратники, были верные и дельные исполнители и был Никита Зотов, пусть недалекий и особым умом не блиставший, зато вернейший из верных, с которым к тому же связывали Петра и достаточно необычные чувства почти детской привязанности. Царский дядька – не воспитатель, около которого прошло детство, но человек, обучавший азам грамоты, первым развернувший перед пятилетним мальчишкой книгу, назвавший первую букву.

Так повелось в царской семье: никаких школьных учителей царевичи не знали. Обучение вели приказные, дьяки, обычно не прерывавшие для уроков основной службы. Одни справлялись с непривычной задачей лучше, другие хуже. Первые могли рассчитывать на повышение в чине, щедрые денежные дачи. В царских указах так и сообщалось: «Пожаловал великий государь подьячего Посольского приказу во дьяки Панфила Тимофеева сына Беленинова за то, что он выучил великого государя царевича и великого князя Федора Алексеевича писать: а указано ему сидеть в Устюжской четверти». Но и этой милости казалось мало: «Да ему же великий государь, Панфилу, указал свое, великого государя, жалованье давать, сверх того годовое жалованье денежное по вся годы и всякие доходы против прежнего».

Царь Петр I в детстве. Парсуна.

Шел сентябрь 1674 года, а три года спустя боярин Соковнин представляет новому царю Федору Алексеевичу другого дьяка – Н.М. Зотова – как кандидата в учителя к маленькому Петру, которого пора было сажать за науку. В отличие от Панфила Беленинова, Н.М. Зотов уже имел дьяческий чин. Документы свидетельствуют, что в 1673 году состоял он дьяком в Челобитном приказе, спустя два года был переведен в Сыскной, а одновременно с очередным переводом во Владимирский судный приказ получил назначение к младшему царевичу.

Испытание – его проводит сам Симеон Полоцкий, учивший всех старших детей Алексея Михайловича от первой жены – Марьи Ильичны Милославской. Симеон занимался и с царевичами, и с царевнами всем кругом принятых в те годы гуманитарных наук – от литературы всех народов и географии до мифологии и истории.

Экзамен кандидат в учителя прошел успешно. Взыскательный Симеон Полоцкий признал Никиту Зотова в науках твердым, во взглядах богобоязненным, а главное – хотя об этом впрямую и не говорилось – преданным царю Федору Алексеевичу, иначе сказать, партии Милославских. Любая связь с Нарышкиными отрезала бы дьяку доступ к младшему царевичу: их сторонникам путь во дворец строго-настрого заказан. Кто знает, может, поручалось Зотову «доглядывать» за беспокойной молодой царицей Натальей Кирилловной, держать открытыми глаза и уши. Должность царевичева учителя была совсем не простой.

Как случилось, что изменил в конце концов Никита Зотов всем своим так старательно проверенным взглядам? Ничего особо сложного не преподавал. Весь спрос с него – обучить младшего царевича грамоте, чтению, пройти божественные книги: Часослов, Псалтырь и Евангелие. Конечно, толковал дьяк их смысл Петру, да еще по своей воле дополнял скучные занятия «потешными книгами с кунштами» – картинками. Но недостаточно одних картинок, чтобы навсегда привлечь к себе симпатии ребенка и разбить лед недоверия его матери. И Никите Зотову все удается, сумел он избежать и каких бы то ни было подозрений со стороны царского двора, хотя рано умершего Федора Алексеевича сменяет за эти годы в качестве правительницы ненавидевшая Наталью Кирилловну царевна Софья Алексеевна. Зотов переводится из Владимирского в Московский судный приказ и сразу же после прихода Софьи к власти направляется вместе со стольником Василием Тяпкиным к крымскому хану Мурад-Гирею и участвует в заключении с ним Бахчисарайского мира. Удача переговоров позволила ему подняться до ранга думного дьяка. Но достаточно царевне лишиться власти, как Зотов оказывается едва ли не первым рядом со своим питомцем, и теперь уже до конца.

Доброе отношение Петра делало свое дело, но верно и то, что Зотов обладал определенными дипломатическими способностями, очень пригодившимися на первых порах молодому правителю. Зотов сопровождает Петра в обоих Азовских походах, причем состоит у посольских дел и за удачную службу получает по их окончании высокую награду, хотя вообще лишних трат царь не допускал. Былому учителю даются в последние дни 1696 года «золотой в четыре золотых», кубок с кровлей в 4 фунта, кафтан на соболях в двести рублей и вотчина в сорок дворов. На следующий год он сопровождает Петра в качестве думного дьяка в Воронеж, где спешно создавался русский флот.

Немецкая слобода.

Окончательно определило положение Н.М. Зотова образование «Ближней канцелярии» Петра в 1701 году. Здесь уже былой приказный становится думным дворянином, печатником, или, иначе, – «ближним советником и ближней канцелярии генерал-президентом». А ведь были еще связанные с Зотовым развлечения Петра, знаменитый всешутейший и всепьянейший собор, который так по-разному толковался исследователями.

Грубое развлечение, кончавшееся грандиозными попойками, повальным пьянством, или… Но вот альтернатива и представляла самую большую сложность. Сегодня широкий круг ставших известными историкам документов позволяет с уверенностью сказать – это была все та же продолжавшаяся борьба с властью церкви, которая побудит Петра в 1704 году вообще отменить институт патриаршества. Ни сам Петр, ни его соратники не могли быть атеистами, но старательно продуманные, рассчитанные на многочисленных зрителей собрания собора имели в виду дискредитировать бездумное подчинение постулатам и обрядам церкви, внести в них момент критического, а значит, и сознательного отношения. Не случайно поиски разумного начала в истолковании религии рождают у Петра особый интерес к лютеранству. Всешутейший собор расшатывал те проросшие глубочайшими корнями в быт привычные формы богослужения и отношения к князьям церкви, которые со времен Средневековья воспринимались как некая исходная данность и находили особенно рьяную поддержку у наиболее состоятельной части родовой знати. Для многих из них незыблемость церковных внешних форм совмещалась с представлением о незыблемости собственной власти и места в обществе.