Ант Скаландис - Братья Стругацкие

• Название: Братья Стругацкие
• Автор: Ант Скаландис
• Издательство: ACT
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-052684-0, 978-5-9713-8278-2

Самые знаменитые в литературе соавторы — Аркадий и Борис Стругацкие — не просто фантасты, не просто писатели, даже не просто кумиры миллионов. Кем они были для нас и останутся навсегда? Частью жизни.

Стругацкие — это наше представление о будущем, о мире, о человеке, о том, что правильно и что неправильно, о смысле бытия и бессмысленности смерти. Они — наш камертон, наш путеводитель, наше оружие и наш факел в мрачном лабиринте истории — прошлой и будущей.

Стругацкие — это наши вывернутые наизнанку души. И наша совесть.

Старший, Аркадий Натанович, ушел от нас в 1991 году, младшему исполнилось ныне 75 лет, и он продолжает работать.

Первую большую и подробную биографическую книгу о братьях Стругацких написал известный фантаст и публицист Ант Скаландис.

***

Эта книга читается взахлеб. Неудивительно: для того, кто интересуется историей литературы, писатель «братья Стругацкие» — фигура знаковая. Автор собрал уникальный материал и подал его так, что читаешь 700-страничный кирпич, как классную беллетристику. По сути, «Братья» — книга не только о писателе АБС, но и о целой эпохе в истории страны и литературы.

Конечно, автор предвзят, конечно, книга могла быть и другой. В ней не хватает отстраненного взгляда на феномен Стругацких, попытки проанализировать их книги с точки зрения человека вне фэндома. Другое дело, что пока это и неосуществимо: человек «снаружи» вряд ли имел бы возможность, да и желание работать с таким количеством уникальных документов, вряд ли ему удалось бы разговорить такое количество людей…

Итог: книга в первую очередь для любителей и ценителей творчества АБС. Но ведь их — нас — немало! Главный признак успеха Скаландиса, по-моему, в том, что, дочитав его труд, очень хочется заново открыть книги Стругацких.

(c) Владимир Пузий

---

А на Камчатке встретили хорошо, грех было жаловаться. И, как водится, он сразу же обзавелся товарищами. Месяца не прошло, а уже была вокруг него целая компания: Володя Ольшанский, Герман Берников, Лель Махов, Андрей Друзь, Саша Пархачев, Витя Строкулев, Аркадий Захаревич, Коля Растворцев… Подтверждалась недавно созданная им теория, высказанная ещё в одном из канских писем, — мол, чем дальше от центра, тем больше хороших людей. Даже с непосредственным шефом, начальником разведотдела Героем Советского Союза майором Александром Румянцевым, установились у него замечательные отношения.

Ну, разве в Ленинграде или Москве можно так быстро подружиться с людьми?

Через пять лет они напишут вместе с братом свою вторую маленькую повесть — «Извне». Её первая часть или глава, или первый рассказ в этой повести практически с документальной точностью описывает восхождение на Авачинскую сопку — действующий вулкан на юге Камчатки высотой 2741 м. Сослуживцы подтверждают: всё было именно так, узнают друзей в описанных персонажах, Аркадия вспоминают как хорошего и на тот момент уже старого знакомого. Сегодня, спустя столько лет, они отказываются верить, что АН подбил их на эту авантюру ровно через десять дней после приезда. А интерес был и спортивный, и познавательный. Ну, кто ещё там, на материке, сможет похвастаться, что заглядывал в кратер действующего вулкана? АН заглядывал, и зрелище это потрясающее:

«Именно таким представлял я себе вход в ад. Под нами зияла пропасть глубиной в несколько десятков, а может быть, в сотню метров. Стены пропасти и её плоское дно были серо-жёлтого цвета и казались такими безнадёжно сухими, такими далёкими от всякого намека на жизнь, что мне немедленно захотелось пить. Честное слово, здесь физически ощущалось полное отсутствие хотя бы молекулы воды. Из невидимых щелей и трещин в стенах и в дне поднимались струи вонючих сернистых паров. Они в минуту заполняли кратер и заволакивали его противоположный край».

Из этой удивительной повести можно цитировать любое место как иллюстрацию событий августа 1952 года (и точно так же вторая глава — в чистом виде, без сколько-нибудь существенных искажений воспоминания БНа о его поездке с археологами в Пенджикент летом 1957-го). «Извне» — это то редкое исключение в литературе, где прототипы узнавали себя. Справедливости ради заметим, что касается это утверждение только камчатской части повести, ибо БН уверяет, что ни начальник археологической партии, ни прочие герои среднеазиатских эпизодов не опознали себя по тексту, а потому фамилии их здесь и не прозвучат. Итак, расшифровки. Персонаж повести Коля Гинзбург — это в жизни майор Клецко, начальник топографической службы. Майор Пёрышкин — в миру майор Аникеев, так и есть физрук. Майор Кузнецов — alter ego самого автора. У Миши Васечкина, водителя, тоже был прототип, да фамилия его позабыта. А вот с Виктором Строкулевым, адъютантом комдива Мироненко, — отдельная история. Во-первых, это довольно редкий случай, когда АБС дали своему герою не только фамилию, но и имя реального лица. Однако образ получился собирательный. У реального Виктора не могло быть в каждом населенном пункте по девушке, так как была жена и маленький сынишка. Выдающимся бабником слыл Вася Кутнов, который, правда, на вулкан не взбирался, зато был знаком с АНом ещё с Канска. Его фамилия вместе с его достоинствами позднее перекочует в «Беспокойство», имя там изменится на Алика, а в окончательном варианте «Улитки на склоне» Алик Кутнов вообще станет Тузиком. А по утверждению БНа, Тузик — уже и не Кутнов вовсе, так как у него появился более близкий по времени прототип — Юра Варовенко, шофер северокавказской экспедиции, красавец итальянского типа с дурно пахнущими ногами и бабник неописуемый. Забавно всё это…

Однако вернёмся в 1952-й. Вот они все на вершине — отчаянные молодые офицеры и сержанты. Они и в самом деле хотели спуститься в ту пропасть, но не было с собой ни веревок, ни тем более кислородных масок, а если честно, то и сил уже после восхождения не осталось. А там глубина около сотни метров, и стенки практически отвесные — это более чем серьёзно даже для настоящих альпинистов. А тут всё-таки дилетанты собрались, хоть некоторые и щеголяли полученными уже за подобные восхождения разрядными значками.

По тексту повести Адаирскую сопку покоряли всего четыре человека 2 сентября. В реальной жизни всё это случилось 9 и 10 августа, и участников восхождения на Авачу было ровно в четыре раза больше — шестнадцать человек. Именно Аркадий запечатлел на вершине вулкана группу из тринадцати восходителей, рассевшихся на каменной осыпи с палками в руках и похожих на инвалидов, выставляющих напоказ свои костыли. Ирония судьбы, но сам АН так и не сфотографировался там. Зато полученным за это восхождение значком альпиниста он очень гордился и хранил всю жизнь в специальной коробочке среди прочих своих медалей.

В первые месяцы службы на Камчатке у дивизионного переводчика работы, по существу, не было. Он использовал время для пополнения своих военных и специальных знаний, штудировал понемногу политическую литературу и, конечно, много читал на всех трех языках и переводил что-то — так, для себя, чтобы навыки не утрачивать, причем не только с иностранных языков, но и на языки. Вплоть до того, что перетолмачивал, например, на английский бог знает чьи рассказики из тонких книжек библиотечки журнала «Советский воин». «Зачем?» — спрашивали его. И он солидно отвечал: «Надо знать военную терминологию на языке вероятного противника». Ну и конечно, что-то сочинял постоянно. Что именно — никому не показывал. Впрочем, об этом чуть позже.

Настрой в то время был у АНа бодрый, оптимистический. И в материальном плане тоже всё складывалось вполне благополучно. Денег он зарабатывал достаточно, чтобы и на себя тратить, и маме помогать: оклад с северной надбавкой, двойной, плюс за звёздочки, плюс за выслугу лет — получалось больше двух с половиной тысяч в месяц. Это были хорошие деньги, так что не страшил и шестипроцентный налог за бездетность, и проклятый заём (как правило, один оклад за десять — двенадцать месяцев). Неплохо обстояло дело и с питанием, хотя и несколько непривычно для «материковских» жителей. Основное здесь было — консервы и крупы, а также местного происхождения овощи: картошка, капуста, редиска. Ну и конечно, много рыбы, продавалась она за копейки, а не лень — так и сам лови. Аркадию было не лень — даже интересно.

Пили и здесь немало. Вместо водки, как правило, спирт — питьевой, разлитый в бутылки с этикетками. Дешево и сердито. Еще в зависимости от вкусов и средств можно было покупать перцовку, портвейн, коньяк, шампанское. Но сам он поначалу пил совсем мало — зачем? Жизнь была разнообразной и полной. С интересом наблюдал, как пьют другие и как поют об этом, записывал:

Всегда готов я, братцы, пить
Стаканом спирт разбавленный.
Стаканом пить, водой запить
Разбавленный!
За то с Камчатки все бегут
Иль на Камчатке прямо мрут,
Что пьют, стаканом в глотку льют
Разбавленный!

В письме АН никак не комментирует, что это откровенная переделка достаточно старой, дореволюционной ещё студенческой песни. Вот, сравните:

Всегда готов я, черт возьми,
Бокалом пить крамбамбули,
Крамбам-бим-бамбули, крамбамбули!
За то монахи в рай пошли,
Что пили все крамбамбули,
Крамбам-бим-бамбули, крамбамбули!

Была она в репертуаре знаменитого одесского шансонье начала века Юрия Морфесси, дважды записана им на пластинку, но авторство нигде не указано — слова и музыка, как говорится, народные (иногда авторство текста приписывается Н.М. Языкову). Не мог АН не знать этой песни, да и БН знал, потому и не комментируется переделка. А понравилось ему наверняка это тонкое созвучие слова «разбавленный» с экзотическим «крамбамбули» — названием восточноевропейской крепкой настойки на вишневых косточках и пряностях.

Радовал муссонный климат: тёплое влажное лето с обилием туманов; ясная, солнечная осень; мягкая зима, с буранами и заносами; буйная, яркая весна. В первый год на Дальнем Востоке ему нравилось всё, в природу здешнюю он просто влюбился, сразу и на всю жизнь. А остальное — мелочи. Вот как он пишет в одном из первых писем оттуда:

«…Я в еде не разборчив, „культурные развлечения“ меня особенно не интересуют, а быт создать можно и на Северном полюсе».

Трудно переоценить влияние дальневосточной природы на всё последующее творчество АБС. Во многих ранних рассказах присутствует совершенно конкретная география Приморья, и очень точные, очень красивые картины, создавая которые они откровенно соревнуются, скажем, с Ефремовым и, по-моему, выигрывают у него в лаконичности и емкости образов. В более поздних своих повестях авторы зачастую ограничивались городскими видами или вовсе минимизировали описания, но там, где природа становилась действующим лицом, где пейзаж начинал работать на идею, где ландшафтные описания великолепно дополняли образ придуманного инопланетного мира, — там почти всегда угадывался Дальний Восток. Намного реже Прибалтика, ещё реже Средняя Азия или Подмосковье. Вспомните хотя бы это изумительное холодное побережье и айсберг у горизонта («Малыш») или безжизненную снежную равнину («Попытка к бегству»), лесные дороги, скалы и море («Обитаемый остров»), отдаленный поселок Малая Пеша («Волны гасят ветер») и даже этот немыслимый и ни на что не похожий Лес («Улитка на склоне»)…