Ант Скаландис - Братья Стругацкие

• Название: Братья Стругацкие
• Автор: Ант Скаландис
• Издательство: ACT
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-052684-0, 978-5-9713-8278-2

Самые знаменитые в литературе соавторы — Аркадий и Борис Стругацкие — не просто фантасты, не просто писатели, даже не просто кумиры миллионов. Кем они были для нас и останутся навсегда? Частью жизни.

Стругацкие — это наше представление о будущем, о мире, о человеке, о том, что правильно и что неправильно, о смысле бытия и бессмысленности смерти. Они — наш камертон, наш путеводитель, наше оружие и наш факел в мрачном лабиринте истории — прошлой и будущей.

Стругацкие — это наши вывернутые наизнанку души. И наша совесть.

Старший, Аркадий Натанович, ушел от нас в 1991 году, младшему исполнилось ныне 75 лет, и он продолжает работать.

Первую большую и подробную биографическую книгу о братьях Стругацких написал известный фантаст и публицист Ант Скаландис.

***

Эта книга читается взахлеб. Неудивительно: для того, кто интересуется историей литературы, писатель «братья Стругацкие» — фигура знаковая. Автор собрал уникальный материал и подал его так, что читаешь 700-страничный кирпич, как классную беллетристику. По сути, «Братья» — книга не только о писателе АБС, но и о целой эпохе в истории страны и литературы.

Конечно, автор предвзят, конечно, книга могла быть и другой. В ней не хватает отстраненного взгляда на феномен Стругацких, попытки проанализировать их книги с точки зрения человека вне фэндома. Другое дело, что пока это и неосуществимо: человек «снаружи» вряд ли имел бы возможность, да и желание работать с таким количеством уникальных документов, вряд ли ему удалось бы разговорить такое количество людей…

Итог: книга в первую очередь для любителей и ценителей творчества АБС. Но ведь их — нас — немало! Главный признак успеха Скаландиса, по-моему, в том, что, дочитав его труд, очень хочется заново открыть книги Стругацких.

(c) Владимир Пузий

---

Кстати (к слову пришлось), что бы вы мне посоветовали делать дома? Чем заняться? Конечно, в военкомате мне предложат что-нибудь, но как вообще с перспективами работы? Мне почему-то кажется, что я не пропаду. А?

Ленуська мне пишет, и я ей, довольно часто. Мамочка, ты уж напиши ей пару слов, она в таком сейчас положении, а кроме того — очень тебя любит и уважает.

Я здоров и весел, только зудит всё, хочется, чтобы скорее, скорее… а оно очень медленно. Питаюсь хорошо. Мама, следи за здоровьем. Пока всё.

Обнимаю и целую вас, ваш Арк. Khabarovsk 14.04.55»

Приказ подписали 9 мая — это ж надо было такой день выбрать! Точно пошутил кто-то в управлении кадров. В десятилетний юбилей Победы АН отпраздновал свою окончательную победу над воинской службой. Теперь — отныне и навсегда, — он человек штатский. Ему хотелось в это верить, хотя, конечно, потом ещё не раз дёргали и даже полновесным призывом грозились. Но всё равно он теперь — творческий работник. Официальный статус члена творческого союза (даже журналистов) он получит много позднее, но для себя уже давно всё выбрал и определил. Главное — свобода. От формы. От распорядка. От субординации. Ото всех этих опостылевших условностей. Он будет потом часто и даже с теплотой вспоминать свою армейскую молодость, но… что уж говорить, всё-таки это не его призвание.

«И как это я тогда решился подать рапорт об увольнении? Ведь я был никто тогда, ничего решительно не умел, ничему не был обучен для гражданской жизни, с капризной женой и золотушной Катькой на шее… Нет, никогда бы я не рискнул, если бы хоть что-нибудь светило мне в армии. Но ничего не светило мне в армии, а ведь был я тогда молодой, честолюбивый, страшно мне было представить себя на годы и годы вперёд всё тем же лейтенантом, всё тем же переводчиком, всё в той же дивизии».

Скромничает наш Феликс Сорокин — главный герой «Хромой судьбы», повести в этой части совершенно автобиографической для АНа, — ай, скромничает! В 1955-м он был уже КТО. Он был вполне сложившимся писателем, а вместе с братом — писателем уникальным. Просто об этом ещё не знали люди вокруг. Но он-то сам наверняка догадывался.

Глава шестая СЧАСТЛИВЫЙ МАЛЬЧИК

«Потом он понял, что писать надо сценами, эпизодами, картинками, совершенно не думая о связках и переходах от одного эпизода к другому. Ему сразу стало гораздо легче».

С. Витицкий. «Поиск предназначения»

Специфика биографической книги такова, что она постоянно требует перемежать более или менее сюжетное повествование всевозможными предисловиями, послесловиями, комментариями, приложениями и прочими оговорками. Вот и подошло время ещё одного необходимого предисловия. Но поскольку находится оно как бы уже в середине книги, то и называться должно несколько иначе. В своё время, работая над одним псевдоисторическим романом, я придумал для этого случая специальный термин — мезолог — в отличие от пролога и эпилога. Но в данном контексте мне хотелось бы назвать это по-русски. Итак:

Междусловие

Сложность моей и без того нетривиальной задачи — написать биографию двух очень разных личностей как биографию одного писателя, — усугубляется ещё и тем фактом, что младший брат, Борис Натанович, слава богу, жив. Кому-то может показаться, что это упрощает дело. В чём-то, безусловно. Например, уникальная возможность задавать вопросы самому герою произведения, конечно, помогала мне в работе над книгой, но, с другой стороны, вводила целый ряд жёстких ограничений. По вполне очевидным причинам я, в отличие от традиционного биографа, не располагаю в полном объёме даже дневниками и письмами АНа, а уж любые личные записи БНа и вовсе были для меня поначалу за семью печатями. Осмелюсь напомнить читателю о том письме, с которого я начал свой рассказ, и станет понятно, что конкретно биографию БНа я вынужден был не то чтобы придумывать — это как раз совсем непозволительно, — а (как бы это помягче и поточнее?) встраивать те немногие её фрагменты, к которым я оказался допущен или которые стали мне известны из опубликованных текстов, в уже довольно подробно разработанную историю жизни АНа, ну и, разумеется, в творческую биографию обоих, исследованную многими и многими, а главное, замечательно изложенную в известной книге БНа «Комментарии к пройденному».

Кстати, настало время предупредить моего читателя о том, что для наилучшего восприятия этой книги желательно до того или параллельно прочесть «Комментарии к пройденному». Так как, помимо всего прочего, я задался ещё одной целью — как можно меньше повторять уже сказанное и написанное кем-то в книгах, статьях, интервью. И не только потому, что в значительной степени я ориентируюсь на читателей продвинутых в данной теме (например, не считаю нужным пересказывать содержание самих книг АБС), главное — мне вообще неинтересно, да и несолидно как-то быть компилятором. Вот почему в итоге у меня получилась именно повесть о жизни, а никак не очерк творчества. Комментировать тексты, исследовать стилистику и поэтику, анализировать критику и публицистику, наконец, вычислять сверхзадачу авторов — это всё явно удел других. В мои же дерзкие планы входит нечто совсем иное, а именно: дать читателю почувствовать атмосферу, в которой жили и творили АБС; нарисовать портрет эпохи, а по сути, нескольких эпох, формировавших их как писателей; наконец, рассказать, показать, из какого, собственно, сора росли их повести, не ведая стыда.

Вот это и представляется мне по-настоящему интересным, а главное, новым. Ибо именно этого ждут истинные ценители АБС. Ибо именно этого не делал до меня никто. И в свете такого подхода личная биография БНа также остро необходима для моей книги, как и личная биография АНа.

Итак, извинившись в сто двадцать пятый раз перед одним из двух главных моих персонажей, словно помолясь, я вступаю в очередную главу этого сложнейшего произведения — в главу, посвященную как раз Борису Натановичу — годам его юности и ранней молодости. Совсем как у Андрея Вознесенского:

Оробело, как вступают в озеро,
мог ли знать я, циник и паяц,
что любовь — великая боязнь?
Аве, Оза…

А мы скажем: «Аве, АБС…»

Летом 1950 года Борис Стругацкий закончил школу с серебряной медалью.

В стандартных автобиографиях советской поры именно с этого и принято было начинать. Школьные успехи, детские увлечения и юношеские победы никого не занимали. Отдельные ведомства интересовались ещё социальным происхождением, то бишь родителями, особенно тем, были ли они, например, в плену или на оккупированной территории, ну и конечно, сакраментальные родственники за границей всех беспокоили. А личные достижения принято было отсчитывать с аттестата зрелости. В этой главе мы и попытаемся обрисовать начало собственной взрослой биографии БН.

Школу он заканчивал нормальным, выше среднего развитым парнем с широкими интересами и разносторонними способностями. Отличник, медалист, очкарик, но… не «очкарик». То есть со зрением — беда: врождённая предрасположенность к близорукости плюс блокада, в итоге жуткий минус на оба глаза. Но вот зацикленным на учёбе он не был: выпить по чуть-чуть в хорошей компании — запросто; преферанс — ночь напролёт, до одурения; и при этом спорт — вполне серьёзно; гитара, стихи, песни — ещё серьёзнее. Затем — первые опыты в прозе. Писал уже легко и с удовольствием. Книги не читал, а глотал. Много, быстро и вместе с тем внимательно. И что характерно, уже тогда перечитывал. А это верный признак серьёзного, многопланового отношения к литературе.

«Эстетическое наслаждение от книги, — уверяет БН, — это нечто совершенно особенное, его нельзя получить ни от музыки, ни от кино, ни от созерцания красот природы — только от чтения!»

И, конечно, на любимых книгах следует остановиться подробнее. Тем более что диапазон чтения был уже тогда очень широк.

Во-первых, к счастью, в доме почти полностью сохранилась отцовская библиотека. Какую-то часть они с мамой в голодные времена продали, но существенно большая уцелела — два шкафа книг, прочитанных от корки до корки. Он знал таких писателей, о которых сегодня, наверное, мало кто слышал: Эмиля Верхарна, Пьера Мак-Орлана, Анри де Ренье, Понсона дю Террайля, Джеймса Кервуда… Были полный Мопассан, почти полный Достоевский, разрозненные тома Салтыкова-Щедрина, был Алексей Толстой. И, разумеется, Джек Лондон, Жюль Верн, Александр Дюма, Фенимор Купер, Франсуа Рабле, Шарль де Костер. И даже отдельные тома Луи Буссенара и Луи Жаколио — в те времена их было не достать ни в каких библиотеках. Лучшее у Буссенара — «Туги-душители» и «Факиры-очарователи», а у Жаколио — «Грабители морей». Вот это было чтение для настоящего мужчины!