Ант Скаландис - Братья Стругацкие

• Название: Братья Стругацкие
• Автор: Ант Скаландис
• Издательство: ACT
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-052684-0, 978-5-9713-8278-2

Самые знаменитые в литературе соавторы — Аркадий и Борис Стругацкие — не просто фантасты, не просто писатели, даже не просто кумиры миллионов. Кем они были для нас и останутся навсегда? Частью жизни.

Стругацкие — это наше представление о будущем, о мире, о человеке, о том, что правильно и что неправильно, о смысле бытия и бессмысленности смерти. Они — наш камертон, наш путеводитель, наше оружие и наш факел в мрачном лабиринте истории — прошлой и будущей.

Стругацкие — это наши вывернутые наизнанку души. И наша совесть.

Старший, Аркадий Натанович, ушел от нас в 1991 году, младшему исполнилось ныне 75 лет, и он продолжает работать.

Первую большую и подробную биографическую книгу о братьях Стругацких написал известный фантаст и публицист Ант Скаландис.

***

Эта книга читается взахлеб. Неудивительно: для того, кто интересуется историей литературы, писатель «братья Стругацкие» — фигура знаковая. Автор собрал уникальный материал и подал его так, что читаешь 700-страничный кирпич, как классную беллетристику. По сути, «Братья» — книга не только о писателе АБС, но и о целой эпохе в истории страны и литературы.

Конечно, автор предвзят, конечно, книга могла быть и другой. В ней не хватает отстраненного взгляда на феномен Стругацких, попытки проанализировать их книги с точки зрения человека вне фэндома. Другое дело, что пока это и неосуществимо: человек «снаружи» вряд ли имел бы возможность, да и желание работать с таким количеством уникальных документов, вряд ли ему удалось бы разговорить такое количество людей…

Итог: книга в первую очередь для любителей и ценителей творчества АБС. Но ведь их — нас — немало! Главный признак успеха Скаландиса, по-моему, в том, что, дочитав его труд, очень хочется заново открыть книги Стругацких.

(c) Владимир Пузий

---

Конечно, он понимал, что этот мир — светлый, прекрасный мир будущего, — пока лишь крошечная яркая звёздочка, манящая вдаль. Этот мир Полудня ещё надо построить. Собственно, он и строит его, и уже немало успел сделать, и наверняка ещё сделает многое, но по-настоящему владеть новым прекрасным миром будут его дети. Сыновья. Сколько их будет? Трое, четверо? Двое — как минимум. Двое — обязательно. А пока — один. Первенец.

Почему-то он знал наверняка, что завтра, нет, уже сегодня, у него родится сын. Наверно, он просто очень любил своего Санька, Санечку, любимую жинку, которая лежит сейчас в Первой Советской больнице и совсем скоро должна родить, а когда по-настоящему любишь, очень многое, почти всё знаешь наверняка. Даже своё будущее, ближайшее и отдалённое…

Душной влажной субтропической ночью он сидел на берегу живописной бухты батумского порта и наконец-то понимал, что не зря — ой не зря! — и вовсе не случайно попал он в это райское место.

Работать-то здесь было совсем не легко. Лишь четыре года назад Аджарию присоединили к Грузии. Ещё через год Грузия стала советской. Но Батум, древний, пёстрый, разноголосый и разноцветный, советским был до сих пор весьма условно. Конечно, некоторые товарищи очень старались этот процесс ускорить. Меркулов, например, Всеволод Николаевич, зампред здешнего ГПУ, начальник секретно-оперативного управления. «Товарищ Всеволод, — говорил он ему, бывало, когда встречались на совещаниях в обкоме, — прежде чем мы воспитаем нашу новую советскую интеллигенцию, мы должны переманить, перетащить на свою сторону интеллигенцию старой России. Другого пути нет». «А-а! — махал рукою Меркулов. — Не надо их никуда тащить. Гнать их надо всех в шею! Или расстреливать. Потому что враги они. Чёрного кобеля не отмоешь добела. Был тут в Закавказье один врачишка, писателем надумал стать. Аккурат перед приходом наших в Батум собирался бежать за границу. С последним пароходом в Константинополь. Так нет, передумал, в Москве теперь зацепился. Пьески пописывает, фельетончики, рассказики… Да только вражеская это всё литература, не доведёт она до добра, товарищ Нота, попомните моё слово!». А Нота покивал грустно и промолчал, он понял, о каком врачишке идёт речь. Он был начитанным человеком, следил за свежими публикациями в столицах, и ему нравились рассказики этого на беду не уехавшего врага.

А Меркулова Нота не любил. Понимал, что делают они общее дело, а всё равно не любил. Уж слишком во многом расходились их взгляды. И методы работы. Нет, конечно, рано или поздно, и даже очень скоро, они тут наведут порядок, и советский Батум станет таким же, как вся Грузия, а Грузия будет цветущей республикой великого Советского Союза, да что там — весь мир станет огромным цветущим садом! Но сегодня… Для кого он редактирует и выпускает свою любимую газету «Трудовой Аджаристан» — не совсем понятно. Кроме большевиков, здесь мало кто читает по-русски. Мало кто вообще читает. Прежняя знать разъехалась, разбежалась, а те, ктоостались, говорят на арабском и фарси, на греческом и немецком, на грузинском и армянском, но больше всего — на турецком. Турецкий город Батум, восточный, мусульманский…

Да бог с ней, в конце концов, с газетой, всё ещё будет: и журналы, и книги, и кино, и радио, а пока главное разобраться с вагонами — с зерном, и с нефтью, и с оружием, — а ещё с вражеской агентурой. Собственно, для этого партия и прислала его сюда. И не надо спрашивать, почему именно сюда, почему именно его — надо просто работать, выполнять свой долг и радоваться. Он это умел, на самом деле умел. И всё-таки ужасно хотелось спросить иногда у товарища Всеволода и у тех, кто повыше: «Но почему? Почему всё именно так?!» Хотелось понять, разобраться, докопаться до сути бытия…

А Санечке так не нравилось здесь поначалу: и летняя духота, и зимняя промозглость, и неспокойное море, и чужой говор, и непривычные запахи… А потом стало так здорово! Они были по-настоящему счастливы. Они ходили теперь к себе по извилистой дорожке, поднимавшейся в гору меж сосен и эвкалиптов, мимо турецких домиков с плоскими крышами и маленького греческого кафе, мимо подставок, где уже сушились коричневые табачные листья, мимо ароматных жаровен с первыми каштанами, и он держал её под руку и всё умолял не торопиться. «Санек! — говорил он ей. — Тихонечко, не оступись». «А правда, мы самые счастливые на свете, Нотанька?» — спрашивала она. «Конечно, правда, — отвечал он, — ведь у нас будет маленький».

Они уже придумали, как назовут его — Аркадий, Арик, Арок…

Аркадия, если верить старому неаполитанцу Саннадзаро — это такая волшебная страна, где всегда полдень и все счастливы.

У них обязательно родится сын. И это случится сегодня.

Он сидел на прибрежном камне и ждал, когда начнет светать.

Его звали Натан Залманович Стругацкий.

Было 28 августа 1925 года. Час ночи. Санечка, Александра Ивановна родила в четыре часа утра. И сыну, как и планировали, дали имя Аркадий в честь погибшего на Гражданской дяди Арона.

Спустя семь лет, семь месяцев и восемнадцать дней уже в Ленинграде у Натана Залмановича и Александры Ивановны родился второй сын, которому дали имя Борис.

А «врачишку», подавшегося в писатели, звали Михаил Афанасьевич Булгаков. В 1921-м именно там, в Батуме, он и родился как писатель, потому что в свои тридцать лет принял решение остаться на родине и работать в литературе. Великая ирония его «хромой» судьбы заключается в том, что Батум стал и началом, и концом его литературного пути. Пьеса под таким названием — «Батум», — написанная Булгаковым о молодых годах Сталина, не смогла примирить писателя с властью. Отец народов почувствовал фальшь и неискренность в тексте. В 1939 году торжественная поездка коллектива МХАТа во главе с Булгаковым в Батум, по местам боевой славы вождя, была отменена, едва начавшись — телеграмму из Кремля доставили в поезд уже в Серпухове. И это стало началом медленной, но неизбежной гибели Булгакова. Батум создал его как писателя, Батум и погубил.

А в 1925-м, в год написания «Собачьего сердца», изданного лишь через много лет после смерти Михаила Афанасьевича, тот же Батум подарил миру ещё одного выдающегося писателя. Аркадий Стругацкий, вошедший в литературу в соавторстве с братом Борисом, по праву может быть назван продолжателем и преемником традиций Булгакова, отнюдь не чуждого фантастике.

Остаётся добавить, что товарищ Всеволод Меркулов, один из самых зловещих сталинских душегубов, прошедший за пару безумных революционных лет стремительный путь от учителя в тифлисской школе слепых (как звучит сегодня, а!) до одного из руководителей грузинской ЧК, позднее дослужился до начальника Главного управления госбезопасности СССР, первого зама Берии, и был расстрелян вместе с ним. Это случилось в декабре 1953-го. Аркадий Стругацкий в это время служил переводчиком в разведотделе штаба дивизии на Камчатке и уже весьма скептически относился к существующей системе. Борис учился на четвёртом курсе матмеха ЛГУ и был вполне правоверным сталинистом. Оставалось чуть больше года до начала их совместной серьёзной работы.

Наверно, и впрямь бессмысленно спрашивать: «Почему? Почему всё вышло именно так?»

Но в конечном-то счёте, как раз вот такое причудливое, необъяснимое, потрясающее переплетение людских судеб и порождает в итоге великую литературу.

Глава первая ПРЕДЫСТОРИЯ

«Восьмиклассник Борис Стругацкий писал сочинение на тему „Моральный облик советского молодого человека“, избрав в качестве примера своего отца».

Из заметки в комсомольской газете «Смена», 29 декабря 1947 г.

Натан Залманович Стругацкий родился в мае 1892 года в Глуховском уезде Черниговской губернии, входившей в то время в черту оседлости. Немаленькое — около трёх тысяч жителей, — село Дубовичи на реке Дубовке было, разумеется, местечком, то есть территорией компактного проживания евреев. Помимо непременной базарной площади в центре, хедера и синагоги славилось оно ещё свеклосахарным заводиком да окрестными каменоломнями, откуда везли камень для мельничных жерновов.

Глухое место. Глуховатое. Можно сказать, глухомань. И тогда и сегодня, когда это уже не Черниговская губерния, а район Сумской области Украины на границе с Россией. Набираешь в «Яндексе» «город Глухов», и первой новостью вылетает: «Тридцать килограммов наркотиков было найдено в школе…» Потом читаешь про вспышку вирусного гепатита и, наконец, узнаёшь, что это родина нынешнего президента Украины Виктора Ющенко… Достаточно. Глуховато. Невольно вспоминается персонаж из повести «За миллиард лет до конца света» — Глухов Владлен Семёнович. Эх, не было у Стругацких случайных имён и фамилий!

Отец Натана был профессиональным адвокатом родом из Херсона. Высшее образование давало ему право выезда за черту оседлости вплоть до работы и жизни в столицах. Для думающего человека это был самый простой и понятный путь к нормальному положению в обществе. Такую же юридическую карьеру прочил Залман Стругацкий и сыновьям.