Лев Остерман - О, Солон!

• Название: О, Солон!
• Автор: Лев Остерман
• Издательство: Греко-латинский кабинет
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 5-87245-055-9

История Афинской демократии от ее становления при Солоне (VI в. до н. э.) до казни философа Сократа (IV в.).

---

Однако любая коллективная нравственность разрушается, как только распадается соответствующее упорядоченное общество. Индивидуальная же нравственность может сохраниться и в качестве важного компонента войти в состав фундамента нового общественного устройства. Нравственность древних греков была чисто коллективной, унаследованной от первобытно-общинного строя. Законодательство Солона эту нравственность пыталось закрепить, а господство Афин в морской империи — разрушало. Религия афинян, как мы видели, не несла в себе нравственных начал. Поэтому, когда под ударами чумы в Афинах стал разваливаться общественный порядок, за ним последовала и нравственность афинян.

Впрочем, не надо думать, что наступил полный хаос и город остался вовсе беззащитным. Две трети жителей Аттики эпидемию чумы пережило. Но люди в несчастье склонны искать кого-то в нем виноватого. Естественно, что гнев афинян обрушился на вернувшегося из экспедиции Перикла. Фукидид свидетельствует:

"После второго вторжения пелопоннесцев, когда аттическая земля подверглась новому разорению да к тому же вспыхнула чума, настроение афинян резко изменилось. Они обвиняли Перикла в том, что тот посоветовал им воевать и что из-за него они терпят бедствия. Напротив, с лакедемонянами афиняне были теперь готовы заключить мир и даже отправили к ним послов (в отсутствие Перикла — Л.О.), которые, однако, вернулись, ничего не добившись. При таких безвыходных обстоятельствах афиняне и стали нападать на Перикла". (II, 59)

Перикл собрал Народное собрание и обратился к нему с речью, которую воспроизводит Фукидид. Он начал словами:

"Я ожидал вашего негодования против меня, понимая его причины, и созвал Народное собрание, чтобы упрекнуть вас, разъяснив, в чем вы несправедливы, гневаясь на меня и уступая бедствиям". (II, 59)

Опять терпеливо и подробно он разъясняет афинянам военную обстановку и преимущества своей стратегии, старается вновь вдохнуть в них мужество. Периклу удалось убедить афинян продолжать обороняться, но раздражение народа, по-прежнему, искало выход. Враги Перикла тем временем не дремали. Некий Драконтид в форме исангелии обвинил его перед Народным собранием в хищениях (!) и предложил отстранить от должности стратега до тех пор, пока Перикл не отчитается в расходовании государственных средств за все 15 лет бессменного руководства Афинами. Враги Перикла знали, что он не сможет отчитаться в секретных суммах, израсходованных на подкуп спартанцев ради оттяжки начала войны ("на необходимое"). Суд состоялся. Обозленные афиняне приговорили Перикла к лишению гражданских прав и штрафу в 50 талантов. Едва не казнили — как полувеком ранее победителя в Марафонской битве, Мильтиада.

Тем временем спартанцы, опасаясь чумы, ушли из Аттики. А на Перикла обрушились еще и личные несчастья: один за другим умерли оба его сына от первого брака и любимая сестра. Народ, "выпустивший пары" и ободренный снятием осады с города, уже раскаивался в своем решении. Афиняне просили Перикла вновь взять бразды правления в свои руки. Это было в конце того же 430 года. Одновременно, в знак своего уважения, Народное собрание приняло решение предоставить права гражданства сыну Перикла от Аспасии — Периклу младшему. Как сын иностранки он этих прав по закону не имел. Перикл отказался от избрания, потом уступил уговорам друзей, но дух его был надломлен. Осенью 429 года он заболел и после длительной болезни умер. Его похоронили в Керамике — рядом с Клисфеном.

"Направляемая демократия"

Теперь мы можем приступить к оценке "Золотого века" и роли Перикла в истории Афинской демократии. Начнем с рассмотрения своеобразного государственного устройства Афин этой поры. В первую очередь следует выяснить главный вопрос — о власти. Но прежде я хотел бы сделать одно отступление — обширное и на первый взгляд к делу не относящееся, а на самом деле — вполне уместное. Мы сейчас перенесемся почти на столетие назад и покинем Грецию, чтобы выслушать рассказ историка Геродота о воцарении в Персии Дария. В этом рассказе сопоставляются различные формы государственного устройства. Написан он как раз в эпоху Перикла. Более того. Известно, что Геродот читал фрагменты своего труда в Афинах и получил за это почетную награду. Он, как мы помним, принадлежал к числу членов приближенного кружка Перикла. Вполне вероятно, что Периклу был известен рассказ историка, и выраженные в нем мысли в дружеских беседах обсуждались. Эти мысли образуют фон, на котором яснее видны контуры здания новой государственности, построенного Периклом. Обратимся же к Геродоту.

В третьей книге своей «Истории» он рассказывает, как однажды царь Камбиз, еще находившийся с армией в покоренном Египте, увидел во сне, что его брат Смердис завладел троном. Снам древние очень доверяли, а нравы были жестокие, и Камбиз, не теряя времени, подослал к брату убийцу. Убийством воспользовались другие два брата — из жреческого племени магов. Сон владыки оказался вещим. Один из магов был очень похож на Смердиса и под его именем объявил себя царем, а Камбиз тем временем умер, не успев возвратиться в столицу. Однако приближенные к трону знатные персы раскрыли обман, составили заговор и убили обоих магов. И вот семеро заговорщиков, в их числе Отан, Мегабиз и Дарий, держат совет о будущем устройстве государства. Первое слово Геродот предоставляет Отану:

"По-моему, — говорит Отан, — не следует опять отдавать власть в руки одного самодержавного владыки. Это и неприятно и нехорошо. Вы знаете ведь, до чего дошло своеволие Камбиза, и испытали на себе высокомерие мага. Как же может государство быть благоустроенным, если самодержец волен творить все, что пожелает? И действительно, если бы даже самый благородный человек был облечен такой властью, то едва ли остался бы верен своим прежним убеждениям. От богатства и роскоши, его окружающих, в нем зарождается высокомерие, а зависть и без того присуща человеческой натуре. А у кого два этих порока, у того они уже все. Он творит множество преступных деяний: одни — из-за пресыщения своеволием, другие — опять-таки из зависти. Конечно, такой властитель должен бы быть лишен зависти, так как ему, как государю, принадлежит все. Однако самодержец по своей натуре поступает со своими подвластными совершенно противоположно. Ведь он завидует «лучшим» людям за то только, что те здравы и невредимы, а любит самых дурных граждан. Более всего он склонен внимать клевете. Это человек, с которым ладить труднее всего на свете. За сдержанное одобрение он распаляется, видя в этом недостаточную почтительность, а за высокое уважение он недоволен тобой как льстецом. Но вот я перехожу к самому плохому: он нарушает отеческие обычаи и законы, насилует женщин, казнит людей без суда.

Что до народного правления, то… народ-правитель не творит ничего из того, что позволяет себе самодержец. Ведь народ управляет, раздавая государственные должности по жребию, и эти должности ответственны, а все решения зависят от народного собрания. Итак, я предлагаю уничтожить единовластие и сделать народ владыкой, ибо у народоправства все блага и преимущества". (История, III, 80)

Итак, Отан высказывается в пользу демократии греческого образца. Опыт народного правления почерпнуть больше негде. Мы вправе усомниться, что этот опыт пришелся по душе персидскому вельможе. Но можем предположить, что демократическое государственное устройство представлялось наилучшим самому Геродоту, и в вымышленном разговоре знатных персов он поручил его защиту Отану. Однако послушаем дальше. После Отана говорит Мегабиз:

"То, что сказал Отан об отмене самодержавной власти, повторю и я. Но что до его второго предложения — отдать верховную власть народу — то это далеко не самый лучший совет. Действительно, нет ничего безрассудней и разнузданнее негодной черни. Ведь тиран по крайней мере знает, что творит, а народ даже и не знает. Откуда же в самом деле, у народа разум, если он не учен и не имеет никакой врожденной доблести? Очертя голову, подобно весеннему потоку, без смысла и рассуждения, бросается народ к кормилу правления. Пусть ценит народное правление лишь тот, кто желает зла персам! Мы же облечем верховной властью тесный круг высшей знати (в их числе будем и мы). Ведь от «лучших» людей, конечно, исходят и лучшие решения". (Там же, III, 81)

Эта речь порождает серьезное сомнение в том, что симпатии нашего историка на стороне народовластия. Перечитайте, какими сочными красками он пишет картину бессмысленного владычества "необузданной черни". Но, быть может, Геродот, как и Мегабиз, является поборником олигархии? Не будем спешить с выводами. Послушаем, за что ратует третий участник разговора, какие аргументы историк предоставил в его распоряжение:

"По-моему, Мегабиз верно отозвался о народе, — говорит Дарий, — на олигархию же у меня взгляд иной. Если мы возьмем из трех предложенных нам на выбор форм правления каждую в ее самом совершенном виде, т. е. совершенную демократию, совершенную олигархию и совершенную монархию, то последняя, по-моему, заслуживает гораздо большего предпочтения. Ведь нет, кажется, ничего прекраснее правления одного наилучшего властелина. Он безупречно управляет народом, исходя из наилучших побуждений, и при такой власти лучше всего могут сохраняться в тайне решения, направленные против врагов. Напротив, в олигархии, если даже немногие лучшие и стараются приносить пользу обществу, то обычно между отдельными людьми возникают ожесточенные распри. Ведь каждый желает первенствовать и проводить свои замыслы. Так у них начинается яростная вражда между собой, отчего проистекают смуты, а от смут — кровопролития. От кровопролитий же дело доходит до единовластия, из чего совершенно ясно, что этот последний образ правления — наилучший.