Сергей Кара-Мурза - Евроцентризм – эдипов комплекс интеллигенции

• Название: Евроцентризм – эдипов комплекс интеллигенции
• Автор: Сергей Кара-Мурза
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Политика
• Год: 2002
• ISBN: 5-699-00277-4

В ходе колониальных захватов и становления современного Запада сложилась система идеологических мифов, названая евроцентризмом. Он утверждает, что Запад – единственная цивилизация, прошедшая в своем развитии «правильный» путь («столбовую дорогу»), который неизбежно должны пройти все остальные культуры и цивилизации. В конце этого пути всё человечество обретёт одну и ту же «правильную» систему хозяйства и общественного устройства по типу Запада. В 70-80-е гг. большая часть советской интеллигенции попала под влияние этой идеологии, а в годы перестройки евроцентризм негласно стал идейной основой официальной политики. Это способствовало поражению СССР в холодной войне и катастрофическому кризису в России. В книге рассмотрены главные мифы евроцентризма и их преломление в идеологии перестройки и реформ в нашей стране.

---

Эта некрофилия, явно проявившаяся в начале века и ставшая, по мнению Фромма, предвестником фашизма (манифесты Маринетти), сегодня лишь нарастает. Это видно по кино и индустрии развлечений. В 30-е годы в американских комедиях было почти обязательным мерзкое для «отсталого» человека зрелище разрушения дорогого угощения («тортом – по морде»). Потом стали снимать столкновения автомобилей и самолетов. Сегодня гвоздь фильмов – зрелище катастроф, взрывов и пожаров. Модными стали гонки на огромных тракторах, давящих десятки автомобилей: хруст, треск, разлетаются куски.

Фромм задается вопросом: «Является ли некрофилия действительно характерной для человека второй половины ХХ века в Соединенных Штатах и других столь же развитых капиталистических или государственных обществах? Этот новый тип человека, конечно, не интересуется ни фекалиями, ни трупами; на деле, он даже чувствует такое отвращение к трупам, что делает их более похожими на живых, чем покойники были при жизни… Он делает нечто более важное. Он переключает свой интерес с жизни, с людей, с природы, с идей… одним словом, со всего живого; он превращает всю жизнь в вещи, включая себя самого и проявления своих человеческих способностей думать, видеть, слышать, желать, любить» [19, с. 347].

Вчитайтесь в эту сентенцию демократки Валерии Новодворской, которая является, несмотря на всю ее гротескность, важной частью демократического истеблишмента: «Свобода – это гибель. Свобода – это риск. Свобода – это моральное превосходство… Может быть, мы сожжем наконец проклятую тоталитарную Спарту? Даже если при этом все сгорит дотла, в том числе и мы сами…» [5].

Но ту же самую безжалостность по отношению к российским структурам, и отнюдь не только политическим, мы видим и у интеллектуалов Запада. Видный идеолог социал-демократии (бывший видный коммунист) Фернандо Клаудин утверждал, что речь в СССР должна идти не о реформе, а о «ликвидации путем разрушения всей экономико-политико-идеологической системы… о настоящей революции» [13].

То наполненное поистине религиозным смыслом понятие свободы, которому следуют радикальные «реформаторы», не оставляет русскому народу никакого шанса приобщиться к лику не только свободного человека, но и вообще человека. Ибо в голове у наших радикалов – культ сверхчеловека, убогая имитация Ницше. Та антропологическая модель, которая взята евроцентристами-радикалами за исходную базу их идеологического похода, неизбежно ведет к тоталитаризму наихудшего толка – к диктатуре ничтожного меньшинства, уверенного, что оно призвано командовать стадом, недочеловеками.

Свойственное евроцентризму разделение человечества на подвиды перенесено российскими демократами внутрь страны и приложено к большинству населения. Никогда ранее в России элита (вернее, те, кто относил себя к элите) не осмеливалась декларировать такого презрения к народу своей страны, противопоставляя его меньшинству. Новодворская просто выходит из себя: «Холопы и бандиты – вот из кого состоял народ. Какой контраст между нашими самыми зажиточными крестьянами и американскими фермерами, у которых никогда не было хозяина!» [5]. Здесь мадам Новодворская ради красного словца переписывает историю, даже противореча основным мифам евроцентризма. Американские фермеры – согнанные с земли крестьяне Англии, прошедшие «нормальные» этапы рабства и длительного феодального период. Русские же крестьяне, напротив, так и остались «недоразвитыми», ибо не знали рабства и пережили (и то не во всей России) очень короткий период позднего, уже вырожденного феодализма, не успевшего разрушить коммуну. Именно у них не было хозяина.

Но сегодня мы наблюдаем еще одно важное явление: новая элита, как будто чувствуя себя загнанной в угол, проявляет большую агрессивность по отношению к массе. Одновременно проявляется романтическая, почти болезненная солидарность между представителями «своего клана», что очень красноречиво выражают пропагандируемые телевидением «их» праздники, вечеринки, все эти «возьмемся за руки, друзья». Вот лирическое признание той же Новодворской: «Верочка Засулич стреляла в Трепова? Ее оправдали? Этой минутой я буду гордиться даже в акульих зубах. Трепов приказал высечь политзаключенного, студента, неформала. Я бы тоже стреляла в него…».

Прекрасно, что в акульих зубах Новодворская будет думать именно о Верочке Засулич (хотя такую самоотверженную акулу еще надо поискать). Но ведь не в гордости за Верочку дело. И не в идеалах Верочки – в своих идеалах Новодворская солидарна именно с Треповым и сегодня требует давить, как бешеных собак, именно таких, как Верочка. Мы видим оправдание терроризма, причем не как средства политической борьбы, а как орудия клановой мести элиты. Не стала бы наша демократка стрелять в министра, приказавшего высечь простого обывателя. Но студента! Да еще неформала! Наших бьют! Такое перенесение приемов клановой мести и клановой солидарности в современное, «демократическое» общество – это и есть верный признак фашизма.

Соучаствующая в «реформировании» России часть интеллигенции склоняется к тоталитаризму и в силу своего болезненно мессианского мироощущения. Эти люди настолько искренне верят в свою избранность, в свое интеллектуальное и моральное превосходство над массой сограждан, что теряют чувство меры и доходят до смешного. Вот пианист Николай Петров вздыхает о «грузе ответственности» цивилизованного человека: «Прекрасно понимаю, что заставило моего великого друга Мстислава Леопольдовича Ростроповича в том знаменитом августе написать завещание и прилететь в Москву. Какое-то очень острое ощущение, что не на кого страну оставить… Не оставлять же, в конце концов, мою страну вороватым чиновникам и бестолковым люмпенам?» [6].

Не будем говорить о том, в какое состояние уже привели страну соратники Мстислава Леопольдовича и насколько «невороватыми» оказались чиновники-демократы. Заметим лишь, что пианист слово в слово повторяет доводы радикальных социал-дарвинистов, которых довел почти до истерики кризис 30-х годов. Тогда в Англии видный ученый сэр Джулиан Хаксли (внук «бульдога Дарвина» Томаса Хаксли) тоже предупреждал о необходимости мер, не допускающих, чтобы «землю унаследовали глупцы, лентяи, неосторожные и никчемные люди». Чтобы сократить рождаемость в среде рабочих, Хаксли предложил обусловить выдачу пособий по безработице обязательством не иметь больше детей. «Нарушение этого приказа, – писал ученый, – могло бы быть наказано коротким периодом изоляции в трудовом лагере. После трех или шести месяцев разлуки с женой нарушитель, быть может, в будущем будет более осмотрительным» (см. [40, с. 231]). Ну разве это отличается от отношения к аборигенам колонизаторов, организующих кампании стерилизации?

Разумеется, этот приступ элитарности, овладевший частью интеллигенции, направляется в нужное идеологическое русло. Исаак Фридберг, вздыхая о таланте, тут же увязывает его с частной собственностью – без нее, дескать, какой же может быть талант. Мол, во все времена в «правильных» странах, но не в России, действовал «универсальный механизм защиты таланта, определенный коротким словом „успех“… Во всем мире этот механизм успешно действует, имя ему – буржуазная частная собственность. Это универсальный механизм защиты таланта, если хотите, генетической элиты нации».

Выходит, до появления буржуазии талантов не существовало. Так буржуазное (то есть историческое, преходящее) становится универсальным, обладатели частной собственности – генетической элитой нации, а страны рыночной экономики – всем миром. Россия в него, разумеется, не включена, и таланты у нас если и были, то лишь как ростки Запада на местной антиинтеллектуальной и нетворческой почве.

Вот Виталий Коротич поучает из какого-то американского университета: «Я уже говорил как-то, что никак не привыкну, когда в число народных добродетелей включают способность утопить персидскую княжну в Волге или пройтись вдоль по Питерской с пьяной бабой. Что же до машины, которая может работе помочь, так это уж, извините „англичанин-мудрец“…» [4]. Надо же, никак не привыкнет, когда… А зачем ему, шестерке идеологических служб – то советских, то антисоветских – привыкать к русским песням? И ведь как недоволен: «я уже говорил как-то», и приходится еще раз повторять – отвыкайте от этих гадких песен.

Прогноз поведения этой занимающей все более четкую антинациональную позицию и овладевшей собственностью элиты неблагоприятен еще и потому, что она представляет собой культурный продукт (пусть и побочный, но важный) именно тоталитарной компоненты советского строя. Это – люди, лишенные корней и ставшие в духовном плане марионетками номенклатурной системы. При этом неважно, думали ли они и чувствовали так, как требовала эта система – или наоборот, были ее диссидентами, ее «зеркальным» продуктом. Важно, что их чувства и мысли были функцией системы.