Слава Сергеев - История моего безделья

• Название: История моего безделья
• Автор: Слава Сергеев
• Жанр: Современная проза

---

И пошел в радиомонтажники. Есть такая профессия. Диоды паять.

Здесь надо бы сделать хороший пропуск или паузу, а лучше музыкальную паузу, чтобы вы, дорогие мои, почувствовали, что почувствовал я, попавиз школы за гостиницей “Минск”, что на бывшей улице Горького, где детки начальниковфарцевали под парадной лестницейжвачкой и чуть попиленной джинсой, где на уроке родной литературы под рассказы о Николае Островском сосед по парте Матвей Л. читал под партой полузапрещенного Пастернака, а у меня, человека совершенно среднего, на видном месте, на книжной полке с родительской дефицитной серией “Всемирная литература” стояла подаренная маме коллегой из Югославии синяя Ахматова в “Библиотеке поэта” и польская перепечатка знаменитой “Смок он зе вотер” группы “Дип пепл”, не говоря уже об ансамбле “Абба” и родном социалистическом “Локомотиве ГТ”…

- Чадаев, помнишь ли былое?

- Помню.

- Та-ра-ра-та, та-ра-ра, ра…

А если помнишь, то вообрази, то вообрази-те, что почувствовал ваш покорный слуга, попав из этого милого, как фирменный лейбл на советских валютных джинсах “Тверь”, местечка на режимное предприятие знаменитого Минсредмаша (стыдливая штатская аббревиатура военного министерства, то есть турникет, первый отдел, колючка на заборе, подписка даже не о невыезде, о неразглашении)… Железными буквами: если кто-либо поинтересуется у вас, какого рода продукцию выпускает ваше предприятие, вы обязаны, немедленно поставить в известность об этом …иначе… статья № … и № … и №

…И, напоминаю, напоминаю, дорогие мои, все это в пяти остановках на троллейбусе от метро Варшавская и эври дэй - к 8.15 утра.

Можно было сразу заплакать, что я и сделал в 9.45, во время первого же рабочего перерыва, заперши фанерную дверь сортирной кабинки…

Я стоял и беззвучно! (чтобы, бл…, никто не услышал) плакал над потрескавшимся и почерневшим от времени и слез предыдущих поэтов унитазом, в этом жутком заводском клозете; было только отчаяние и страх, горько плакал… - но вскоре (еще даже не кончился перерыв), как ни странно, перестал, видно, поняв - слезами делу не поможешь.

А дальше произошло чудо.

Тот молодой расп..дяй, чтокакой-нибудь месяц назад сидел в баре “Марс” и тянул через пластмассовую трубочку “Шампань-коблер” под звуки оркестра Джеймса Ласта, - он исчез, испарился, стал маленьким-маленьким и спрятался в книге Голсуорси “Сага о Форсайтах”, которую я читал после провала в институт Электроники перед сном для успокоения нервов - так как что может быть для успокоения нервов лучше классического романа?..

Вместо него появился другой - подтянутый, собранный, скромный, исполнительный, затаившийся до времени, похожий на молодого клерка, делающего карьеру в своем банке из самых низов, или спортсменаиздалекой-далекой провинции, собравшегося побить сверкающий столичный рекорд.

Я даже перестал опаздывать… Само собой.

2. Продолжение: родной завод

После работы наш герой поехал прямо домой. Чуть задержался на получасовую прогулку в ближайшей к метро аллее. Дома сел за письменный стол, столь нелюбимый прежде, и на карманном календаре тщательно подсчитал, сколько дней, несчитая праздников и выходных, остается до июля месяца, когда в вузах начинаются вступительные экзамены. Подсчитал и зачеркнул первый, крест-накрест, зеленой (цвет жизни!) ручкой - минус один!..

После этого взял нелюбимый же - но прежде, прежде! - математический задачник Сканави и опять подсчитал по оглавлению, сколько там задач. Разделил второе на первое и - ау, кафе “Марс”, ау, коктейль “Столичный”, ау, вечерние огни Тверской - этим же вечером прорешал (и не сквозь зубы,не через “не хочу”, а с освободительной радостью - вот как!..) получившуюся ежедневную норму по теме “логарифмы”. Причем каждый пример, повторяю, решался любовно, не торопясь, можно сказать, осматривая со всех сторон и сдувая каждую пылинку, вникая во все мелочи, чуть ли не медитируя!.. Ведь он был пусть маленькой, неровной, осыпающейся, но ступенькой на пути, ведущемиз морозной мглы, метро, толпящихся в холодном троллейбусе злых невыспавшихся людей, турникета, глотающего пропуска и (напрашивающаяся метафора) выплевывающегоих - тьфу! - обратно вместе с вами в конце длинного, бесконечно длинного рабочего дня…

Да, видимо, я был в таком экстазе, таком отчаянии и тоске, что в один из первых же моих рабочих дней Бог сжалился надо мной и послал подарок - 25 сиреневых советских рублей (честное слово, не вру!), немалая по тем временам сумма… Я нашел ее на снегу у метро, по пути с работы, странно, что никто не видел яркой бумажки, народу было много. Может быть, без шуток, это был знак? Что мое раскаяние принято?..

Кстати, еще одно доказательство этому, только сейчас вспомнил.

Ведь это было в день аванса, которогомне на работе не дали, поскольку я недавно пришел и бухгалтерия не успела что-то там оформить…

Странно, да? Совпадение.

Потому что, Господь, мне кажется, должен любить усердие, а я никогда,ни до той поры,ни, увы, по сей день после, не был столь усерден.

А знаете почему? Примитивный ответ…

Дело даже не в страхе перед “армией”. Просто я решил всерьез побороться за свое право сидетьнавысоком вертящемся стуле в маленьком баре в конце улицы Горького, у красной стойки на 2-м этаже и, покачивая ногой в такт, слушать оркестр Джеймса Ласта или даже виа “Слейд”…

Сейчас много говорят о свободе, кто сопротивлялся “Совку”, кто нет… Я, я сопротивлялся! И я тоже! Сидение в баре - это была моя маленькая свобода, мой резистанс, моя борьба, мой Остров, моей Свободы …

А может, мое Виши,это зависит, конечно, с какой стороны посмотреть.

И все же провал с путешествиями в Южные моря кое-чему меня научил. Я стал умнее и решил никогда больше не демонстрировать свое диссидентство, свою - лень или свободу? - открыто. Тем более в нашей трудолюбивой,как пчелка, стране. Тем более тогда, в ее трудолюбивом сердце, чуть ли не в Официальном Храме Труда - рабочем цеху.

Как мне показалось, игра стоила свеч. Сначала немного потрудиться, чтобы потом вволю побездельничать. Последнее сначала в институте - 5, или даже 6 лет, а потом - потом перед моим мысленным взором вставали тихие коридоры нашего научно-исследовательского корпуса, на взгляд из бездн опытного производства - просто-таки Килиманджаро безделья.

После окончания института (о, теперь я поумнел: любого… - какая разница?!) я видел себя дипломированным специалистом - в лаборатории… Столы, приборы (компьютеров тогда еще не было),мягкие стулья, чайник или даже (в зависимости от степени либерализма начальства) - кофейная турка на подоконнике и то, чего никогда не было даже в нашем, считавшемся белой костью, радиоцехе…

Удивительная тишина.

Как будто никого нет… Слышны шаги на том конце покрытого ковровой дорожкой коридора, негромко произнесенная фраза, хлопок закрываемой двери, солнце полосами стоит на натертом полу - и все, опять тихо. В такой тишине, думалосьмне по дороге в нашу грохочущую опытно-производственную преисподнюю, в такой тишине, в отсутствии начальника, можно что-нибудь даже и почитать украдкой, спрятавшись за осциллограф: кто там разберет издали, что ты читаешь… Например, Фолкнера, “Реквием по монахине”, тогда только вышло в “Иностранке”. Этакий молодой Сахаров на полигоне Новая Земля. Или лучше Оппенгеймер в Лос-Аламосе…

Сахаров…

Оппенгеймер…

А по вечерам иногда, после работы, у красной стойки - виа “Слейд”…

Забегая немного вперед, мудро-иронически усмехнусь: какое разочарование ждало меня впереди! Я был просто потрясающе, просто ох..тельно наивен. Мечтая, как тогда говорили, поступить и тем самым элементарно спастись от армии, я нарисовал себе Бог знает какие райские кущи… Этакий советский Йель, Башня из слоновой кости, Красный Оксфорд, ё-мое.

Ваш покорный слуга где? Например, в парке “Динамо”, с книгой, на скамейке, пора убирания клумб, время - часа два-три дня, горы срезанных настурций, желтая листва… Редкое посещение лекций лучших профессоров и сладкая домашняя дрема до полудня… Короче, юный марксист на парижских набережных.

Наивный идиот!

- Позвольте спросить: а курсов молодого бойца на базе своего вуза выне хотели бы, дорогой сэр?!

Наверху (или внизу), видимо, прекрасно понимали: студенчество, “социально активный класс”, “прослойка”, “пока сердца для чести живы”, остановка “Сенатская площадь”, следующая - “Тянь ань Мэнь”.

Потому что тотчас после вожделенного “поступления” пошло-поехало…

О, это поступление - это отдельная песня… Острый маятник, качавшийся так близко, что был слышен уже его свист, уже отчетливо пахло казарменным потом, казалось бы, подняли… но тутже закрыли в новой камере, просто попросторнее.

Перечислю, так сказать, обязательные процедуры.